— "О чём писать? Что утаил, о чём не сказал? О чём умолчал из прошлого? Какие события не "проткнул стилом", или не "настучал на клаве"? Что интересного склероз мог вывести из строя за шесть десятков прожитых лет? Муза — добрая женщина, вроде бы всё дала, чего просить ещё? Чего желать сверх имеющихся благ"?

Можно перечитать массу книг, написанных выходцами института "им. пролетарского писателя", но самому не написать и строчки. Полное сходство с художником много лет постигавшего художественное ремесло во многих учебных заведениях "всех стран и народов", побывавшем в Италии "на стажировке", но так и не написавшем ни единой картины.

Собственные мысли излагать труднее, чем осуждать чужие. Проверено. Упомянутая трудность пугает многих, и если бы не так, то пишущих граждан было на порядок выше.

Что видим на сегодня? "Инженеры душ", "птенцы гнезда (института) им. "пролетарского писателя", поскольку их никто не лишал звания, продолжают "конструировать" людские души, и никто иной к столь тонкой и неосязаемой субстанции, как душа, не имеет касательства. Посему позволительно думать: "от того, как писатели "сконструируют" душу и какими "блюдами" своей готовки отравят её следом — будет напрямую зависеть объём работы для другого института. Что-то похожее на кооперацию: одни дают прокорм другим: не писали бы те — не сходили бы с ума эти. Разве не они без передышки изготовляют "востребованную литературу", а потом "по произведениям" варганят фильмы?

а) детективы,

б) любовные романы

в) фантастику…

Тяжкая доля одних — что-то писать, доля других — травиться написанным. Так и живут, и по всему видно: в ближайшее время перемен ожидать не следует.

Ненормальных, рискнувших заявить, что всё, написанное "инженерами" — "бальзам для души", не встречал, но это не значит, что таковых в природе нет.

Если на сказанное взглянуть с иной позиции, то всё выглядит иначе: яд — он тогда яд, когда его пускают в дело, но если яд надёжно спрятан от шаловливых рук и любопытной головы — тогда яд сравним с бранным словом, кое все знают, но не произносят вслух в "приличном месте". "Не озвучивают", то есть.

О простаках, кои пользовались бы "ненорМАТивной лексикой" в полном одиночестве ничего не знаю.

— Мат прекрасно звучит, когда рядом есть "приёмники" мата, и сказанное должно достигать чьих-то ушей. Если никого нет — следует молчать.

Помимо изготовления "инженеров человеческих душ" институт "им. пролетарского писателя" поставит диагноз о заболевании графоманией любому пишущему, но "сербский" до таких заключений не опускается: "вес" не позволяет!

Остановись, читатель! Задумайся! Впереди нет ничего интересного, одни дикие словесные заросли, посеянные и взращённые парой из человека с начальным образованием и беса с пятью "вышками". Не ждут тебя на выходе увлекательные, до умопомрачения, истории и рассуждения. Собрался вместо "зарослей" настучать исхоженные вдоль и "джунгли", но бес остановил полёт пальцев над клавиатурой:

— С чего несёт в чужие джунгли? Где, в каком месте отечества, в родной и любимой Среднерусской возвышенности, видел "джунгли"? Мало родных, привычных слов? Разве отечественные "заросли" хуже выглядят? Менее понятны? Проще? Или прозрачнее? — да-а-а, помощник — парень серьёзный, у такого не "забалуешь"!

Но если ты по природе своей упрям и готов преодолеть любые словесные заросли, то обязан предупредить:

— На выходе из "первой части" ничего приятного не испытаешь.

Прими наши замечания как "второй предупредительный выстрел", но, если "безумству храбрых поёшь ты песню" — продолжай чтение!

Переход к сути.

— Мы взяли эпиграфом слова Екклесиаста. Поверим библейскому автору "на слово", или и его "на контроль поставим"?

— Будем руководствоваться вашим извечным напоминанием: "доверяй, но проверяй"!

Всё, что набрано курсивом — не моё, это вклад "компаньона". Если прибегнуть к образному сравнению, то я что-то вроде "канвы", на которой мастер, то есть сущность, коя при вселении отрекомендовалась "бесом", ткёт только ему понятный рисунок. Бес — это мастер, а я — "основа" с единой задачей:

— не рваться! — то есть, не возмущаться сортом бесовских выпадов, но спокойно, без комментариев, заносить их в текст и не думать о количестве "знаков, коими выражаю бесовские выпады".

Сущность находилась в сознании полных двенадцать лет. Недели, дни и часы не учитывались, и удалилась без рецептов на дорогие лекарства от "психов с именем". Так называют работником медицины, кои лечат наши души.

Факту несанкционированного присутствия беса уделю время: "у кого что болит — тот о том и говорит". Но должен признаться: какой-то особой "душевной муки" от присутствия беса ни разу не испытывал.

Перехожу к "заявлению для печати":

"в любом обществе, какой бы степенью "чистоты и святости" оно не определялось, как бы часто члены не блудили "духовностью", прямо, без "тени смущения", заявляю:

— Персонажи сочинений великого Гоголя перед подписанием контракта о продаже души оговаривали с "нечистым" "перечень товаров и услуг", кои враг рода христианского" обязывался предоставить продающему душу. Качество и сорт продающейся души не отражался на сделке: "нечистый" приобретал всё, что мог "ухватить", а это, как правило, были "слабые", или "низменные" души.

Герои Николая Васильевича за души требовали от "нечистого" золото. Много золота. Со времён Гоголя и до сего дня, золото в продаже душ служит основной "расчётной единицей". Что-то вроде "мировой валюты".

Согласен заключить договор о "продаже души нечистому" на выгодных для него условиях:

А) Заменить изношенное полувековой работой на "строительстве социализма-коммунизма", равно как и никотином-самогоном, семейными волнениями и заботами, старое сердце моё "мотором" от молодой и красивой девушки. Красивой потому, что тогда не понадобятся "препараты для подавления реакции отторжения инородного белка": если донор будет красивой, умной, то и её сердце буду любить, а это значит, что никакие препараты, пусть и дорогие, не потребуются: красивое удержится и без препаратов! Реципиенту, когда его сердце меняют на чужое, хирурги не рассказывают, какое сердце было у донора: "злое", или "доброе":

— На кой ляд нужно знать, каким человеком был донор!? "Мотор" работает — работает, а всё остальное знать донору — лишнее!

Мы все — "свои", но белки наших организмов — взаимно чужие. Трудно понять: почему сердце любимой девушки не хочет служить "мотором" и гонять во "имя любви" мою (твою) кровушку по самым далёким и тонким сосудам тела без аритмии и пугающих мыслей:

— Вот-вот остановится! — "коронарное шунтирование" не предлагать! Знаем, слышали…

Б) основательная чистка альвеол от силикоза, или их полная замена. Как угодно, но чтобы не задыхаться от нехватки кислорода в моменты, когда кислород необходим! Не задыхаться в "состоянии праведного гнева от вида несправедливостей окружающего мира"! Помнить: "на погосте жить — всех не оплачешь"!

В) оснастить желудком, способным "перевариваться гвозди". К желудку — не менее здоровую печень. Желудок без здоровой печени — ничто! Печень — только из "пищевой" нержавеющей стали!

Почки и желчный пузырь вставить такими, в коих никогда не появится ни единого камушка! Пусть и драгоценного…

И, естественно, регулярное, не подверженное никаким кризисам, питание продуктами высочайшего качества! Без фальшивых "сертификатов", кои проверить невозможно! Питание — "экологически чистое", а не продукция местного мясокомбината и молокозавода! Хочу питаться не хуже, чем "радетели народные". Здоровый желудок без доброго питания — мешок! И только.

г) Первое условие договора: увеличить "достоинство". Сделать его "выше среднего мужского" на треть. Длиннее — будет "половым излишеством", а всякие излишества — вредны! Хорошо, пусть будет на четверть длиннее от "ординара", но "безотказным, неутомимым и нестираемым"!