Опасный момент. Такого Лёка не ожидала. Что делать? Притвориться, что это в порядке вещей или удивиться? Лучше второе.

– Ты хочешь сказать, что твоя подруга лесбиянка, чтоли? – ехидно, с чуточкой презрения и легкой заинтересованностью.

– Да. То есть, не совсем, но это не важно. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь – типа, зачем она меня сравнивает с какой-то лесбиянкой, да?

«Я знаю, о чем ты сейчас думаешь». Женщины-женщины…

– Нет, я просто удивилась. Ну так и что там с твоей подругой?

– Она любила Марину очень сильно. И разрешала ей делать всё, что ей хочется. А Марина играла с ней и постоянно врала.

– Какой смысл врать, если тебе разрешают делать всё, что угодно? – искренне удивилась Лёка.

– Долгая история. Она начала врать, что ни с кем, кроме моей подруги, больше не спит, а потом выяснилось что это не так, и из-за этого умер очень хороший человек. Да неважно! Я тебе не о том говорю!

– А о чём? – подняла брови Лена.

– Ты уверена на сто процентов, что готова всю жизнь терпеть, если Никита так и будет тебе изменять?

– Не знаю. Пока что меня это устраивает. А дальше – либо султан умрет, либо ишак сдохнет, как говорится.

Лёка намеренно подводила разговор к завершающей стадии. Начало было положено, а продолжить расспросы значило бы разбудить ненужные подозрения.

Выслушав еще пару сентенций от Яны, она мягко намекнула, что это её личное дело и что её всё пока устраивает. Поняв, что её выпроваживают, женщина принялась прощаться.

– Я желаю тебе счастья, Лёк, – сказала она, уже стоя на пороге, – И мне очень не хочется, чтобы через месяц-два мы бы с тобой сидели на этой же кухне и под коньяк поливали слезами загубленную любовь. Подумай об этом.

– Конечно, Яночка. Спасибо тебе. Для меня это важно.

Легкий поцелуй, захлопнутая дверь, и вот уже Лёка сползает по стенке на пол, содрогаясь от беззвучного хохота.

Женщины… Твою мать… Каким местом я думала, когда стала лесбиянкой?

16

Сентябрь. Еще один месяц уходящей жизни. В последнее время Марина почему-то только так и считала – не в плюс у неё шли дни, а в минус. И дело было совсем не в том, что плохо было – нет, наоборот, было, пожалуй, даже слишком хорошо.

Они с Лёкой были вместе. Хотя вместе – это слишком громкое слово для таких непонятных и иногда даже неприятных отношений. Но – были. А ведь это уже немаловажно.

Марина очень хорошо помнила день, когда Лёка позвонила ей рано утром и попросила приехать. Кому-нибудь другому она бы отказала. А Лёке – не смогла. Всполошилась, принялась выбирать одежду понаряднее, накрасилась поярче, такси вызвала, поехала – зачем? Знала, зачем. Знала, но даже себе самой не признавалась.

Приехала, поднялась в уже полузабытую квартиру, ахнула навстречу объятиям, дала себя раздеть, поддалась страсти, сходила с ума и не помнила уже, кто она, зачем она, где она? А утром лежала без сна и рисовала дорожки на каменном Лёкином лице.

Ах, если бы это хоть-то изменило…

Но нет – не изменило. И проснувшись, Лёка всего лишь потянулась и проследовала в ванную. Вернулась оттуда радостная и энергичная, сварила кофе, приготовила яичницу – и мягко выставила Марину за дверь.

Через неделю всё это повторилось. Потом – через пять дней. Потом – через три.

Постепенно такие ночи вошли в привычку. Лёка звонила, Марина приезжала на зов, они занимались сексом и утром холодно прощались. Не разговаривая толком, не глядя друг на друга.

На работе всё оставалось по прежнему – в этом Лёка осталась верна себе. Как раньше, они вместе составляли программы, спорили о чем-то до красноты в глазах и засиживались до утра. И Лена была равнодушна и холодна.

А вот Марина… Она не могла больше быть холодной. У неё как будто украли кусочек старательно выгрызаемой из жизни свободы – теперь она ловила каждый взгляд, слышала каждый вздох, и случайное Лёкино прикосновение бросало её в дрожь.

– Я влюбилась.

Да-да, не тем она была человеком, чтобы отрицать очевидное. Конечно, влюбилась. И влюбилась давно – даже до того, случайного (а случайного ли?) первого секса. Влюбилась как девчонка – крепко и, конечно, в очередной раз, навсегда.

– Нельзя, – говорила себе Марина снова и снова, – Не смей подходить, не смей говорить. Ты сто раз это проходила, будучи на её месте. Станешь навязчивой – потеряешь навсегда. Станешь что-то требовать – потеряешь еще быстрее.

И она строго придерживалась этого правила. Играла в равнодушие, мало говорила, мало проводила времени с Лёкой. И в глубине души понимала, что это – та самая, долгожданная, в которую она до сих пор до конца никогда не верила…

Расплата.

Расплата за всё и всех. За тех, кто когда-то был на её месте. За Мишу, Костю, Аркадия, Олега. За Женю и Олесю. За всех.

Она понимала, что эта любовь – такая же безнадежная и горькая, как и любовь всех прошлых людей к ней самой. Понимала, что Лёка ей не по зубам. Не допрыгнуть. Даже в полете.

Даже в последнем – самом последнем – прыжке.

– Ты можешь от меня отстать хоть на сегодня? – Марина скосила взгляд. Господи, как же её раздражал в последнее время этот – очередной – придурок. Но и отказаться от него не получится – без альтернативы сразу конец.

– Могу. Как знаешь.

Обиделся. Ушел. Ну и черт с ним! Сам поймет когда-нибудь, что он здесь лишний и ненужный. И придется искать другого – такого же ненужного.

Марина устало встала с кресла и подошла к окну. Посмотрела вниз на по-осеннему мрачный Санкт-Петербург и поправила кружево комбинации на плече.

– Не мсти мне, – прошептала, – Я же знаю, что это ты. Отпусти меня и перестань мучить. Вы с ней так похожи… Ведь это ты вернулась в её облике чтобы мне отомстить, правда? Хватит… Я прошу тебя – во имя всего святого – хватит.

Но покой не приходил. Тревога стала постоянным Марининым спутником. Она всё ждала от Лёки удара, удара, который закончит всё и добьет уж до конца.

И удар случился. Но такой мелкий и глупый, что Марина потом много раз смеялась и одновременно плакала, вспоминая.

В этот день она приготовила Лёке сюрприз. По звонку быстро приехала, зашла в квартиру и поцеловала в губы мимолетным поцелуем.

– Трахаться будем? – спросила привычно.

– Кофе пить, – отмахнулась Лена, – Ты так говоришь, как будто я тебя только трахаться сюда зову.

– До сегодняшнего дня так и было, котенок, – не скрывая своего удивления, Марина проследовала в зал и элегантно присела на краешек кресла, – Просто кофе будем пить или разговоры разговаривать?

– Тебя послать? – прищурившись, поинтересовалась Лёка. – Так я могу, ты только намекни.

– Не надо, котенок. Я пошутила.

Кофейник и чашки быстро появились на маленьком журнальном столике. Лена присела рядом с Мариной и обняла её за плечи. Задумчиво потеребила длинный курчавый локон.

– Что с ней такое? – встревожилась Марина. – Странная какая-то…

Конечно, странная. Никогда ранее Лена так не обнимала её и не была такой спокойной и задумчивой.

– О чём задумалась? – вопрос был задан легко, с интонацией отстраненного любопытства – именно так, и только так можно было разговаривать с Лёкой.

– О тебе, – неожиданно честно ответила та, – Всё думаю, почему вдруг ты появилась в моей жизни?

Марина опешила. Правду было говорить никак нельзя, а быстро придумать ложь никак не получалось. Тут не подошли бы ни романтические сопли, ни холодная отстраненность – и в том, и другом Лена быстро распознала бы ложь.

– Не знаю… – прошептала, наконец, и провела кончиком пальца по точеному Лёкиному профилю. – А это так важно?

– Нет, – после долгой паузы Лёка направила на Марину свои синие глазищи и усмехнулась чему-то своему, – Конечно, неважно.

Рука на плече. Ниже – в вырез откровенного платья. Соски, сжатые нетерпеливыми пальцами. Марина задрожала и выгнула спину навстречу Лёкиным рукам. Чёрт возьми, как же действовали на неё эти руки! Под их прикосновениями всё горело, плавилось и растворялось в первобытной страсти.