– Тоже. Все мы, бабы, дуры. Сначала летаем, а потом плачем. Слушай, – Кристя тоже выпила и быстро сунула в рот кусочек хлеба, – А Ленка в курсе?

– Нет, конечно.

– Почему «конечно»? Расскажи ей все сегодня же!

– Ты с ума сошла? Ни за что.

– Да почему же?

– Потому… Потому что нельзя, понимаешь? Нельзя…

И заплакала горько-горько. А Кристина молча обняла за плечи и погладила по голове:

– Ничего, Жень… Не ты первая, не ты последняя. Выживешь.

И выжила. На двое суток уехала вместе с Кристиной, вернулась бледная и изможденная какая-то. На все вопросы отвечала просто: «Устала». Старалась пореже видеться с Лёкой, впрочем, та вскоре собрала рюкзак и отправилась куда-то под Ростов, готовиться к июльской игре.

Ксюха уехала на каникулы домой, иногда приезжала, высиживала протокольные два часа и убегала от пустых Женькиных глаз.

От Виталика вестей не было – только однажды Димка, забежав на минутку, сказал, что он продает свою квартиру и собирается покупать новую в Новороссийске.

Юлька заходила пару раз, но, осознав, что Лёка вернется не скоро, улетела вместе с родителями в Крым, отдыхать.

Опустела общага, исчезли все вокруг, и осталась только пустота. Часто Женька видела во сне своего ребенка – она почему-то была уверена, что это девочка. Малышка шла к ней, протягивая руки, а потом вдруг всё закрывала темнота и девочка исчезала, зато появлялся отпечаток ноги – огромный и страшный. Она боялась выходить на улицу, потому что стоило увидеть малыша в коляске или песочнице – и прорывались судорожные рыдания. Порой Жене казалось, что еще вот чуть-чуть осталось, совсем немножко – и будет конец… А чему конец – она и сама не могла понять.

Когда Женька была совсем маленькой – она, как и большинство детей, искренне верила в чудеса. У неё даже был свой собственный, секретный способ вызова разных чудес. Девочка забиралась на дерево в теткином дворе, прижималась щекой к шершавой коре и, закрыв глаза, сильно-сильно просила лесного духа о чуде.

И дух не подводил. В школе учителя ставили пятерки, соседский мальчик переставал быть врагом, а в день рождения под подушкой обнаруживались самые замечательные и желанные подарки.

И только один раз дух не смог ничего сделать.

В тот день вместо папы за Женькой пришла в школу тетка. И отвела почему-то не домой, а к маминой подруге. Девочка не могла понять, почему на неё все смотрят так странно и что за запах, терпкий незнакомый запах витает вокруг.

К вечеру Женька затосковала и, потихоньку одев сандалии, выскользнула на улицу. Она весело бежала по остывающему асфальту, предвкушая, как обрадуется и удивится мама, увидев на пороге свою дочку.

Но мама не обрадовалась.

Проскользнув между спинами каких-то незнакомых людей, Женька зашла в комнату и зажала нос. Мама и папа лежали на кровати, почему-то одетые и накрытые каким-то покрывалом. Кто-то схватил Женю за плечи, но она вырвалась и дернулась к маме. Её поразил холод обычно такой теплой маминой руки и её неестественно сжатые губы.

Женька закрыла глаза и обеими руками с силой закрыла уши. Кто-то шумел, кричал, пытался увести девочку, но она как будто окаменела. Наконец теткин муж, дядя Олег, просто поднял застывшую Женю и вынес в другую комнату.

Там уже не было этого противного запаха, там пахло листьями алоэ и фиалками и Женька открыла глаза.

– Дядя Олег, а где мама?, – испуганно спросила девочка. Та тетя, что лежала на кровати, никак не могла быть её мамой – она просто была на неё похожа. Совсем немножко похожа. Совсем чуть-чуть.

Олег присел рядом с девочкой, прижал её к себе и долго рассказывал о том, что бывает в жизни большое горе, о том, что люди иногда уходят. Уходят насовсем, но всегда остаются в памяти. О том, что мама теперь будет смотреть на Женьку с небес и улыбаться ей в солнечные дни.

Женя слушала, кивала головой, не понимая даже половины из того, что говорил дядя Олег. А потом вдруг спрыгнула с кровати, посмотрела на дядю и спросила весело:

– Дядя Олег, а можно пока мама не придет я на улице погуляю?

Олег молчал, а Женька вдруг по его глазам прочитала всё то, что он так долго пытался ей сказать. Маленькие черные зрачки вдруг начали расширяться, глаза наполнились слезами, а в Женином сердечке что-то больно-больно сжалось в кулачок.

Она вздрогнула. Раз. Другой. И, резко развернувшись, побежала вон из квартиры.

Женька неслась по улице, одной рукой поддерживая подол платьица и ревела навзрыд. Кто-то большой громко топал позади неё, но девочка не обращала внимания. Она добежала до теткиного двора, перелезла через забор, царапая ноги и подбежала к дереву. Как обезьянка, забралась наверх и прижалась к холодной коре.

Женя долго-долго сидела наверху и умоляла духа вернуть ей маму и папу. Она обещала хорошо учиться, всегда мыть за собой посуду и чистить на ночь зубы. Обещала слушаться всех взрослых и никогда не без спроса не брать конфет.

И дух тихо-тихо кивал Женьке, и плакал вместе с ней, но ничего не мог сделать.

И уже когда стемнело, дядя Олег снял с дерева зареванную Женю и унес её домой.

В тот день семилетняя девочка поняла, что есть вещи, которые не может изменить никто. С того дня Женя возненавидела запах церковных свечей.

3

– Привет!, – кто-то большой и синеглазый просунул голову в дверной проем и Женька моргнула, смахивая с ресниц слёзы.

– Привет… Ты кто?

– Я Шурик. А ты кто?

– Женя. Чего тебе нужно?

– Ой как грубо!, – Шурик просунулся в комнату целиком и сел напротив Жени на кровать, – Чего сидишь тут одна?

– Хочу и сижу. Чего тебе надо?, – повторила Женька сквозь слезы.

– Эээ…, – Саша растерялся, – Да я это… Чаю вскипятил, а сахару нет… И народу в общаге нет. А у тебя дверь открыта. Дай, думаю, зайду. Ну и зашел. Есть у тебя?

– Что есть?

– Ну сахар!

– Есть… На столе бери…

Женька поплотнее завернулась в одеяло и закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы этот человек поскорее ушел – своим смешным бормотанием он слишком напоминал ей о том, что вокруг продолжается жизнь. А Женина жизнь уже кончилась.

Внезапно Женька почувствовала, как сильные руки обхватывают её сзади и, подхватив, начинают куда-то тащить.

– Ты что? С ума сошел? Опусти меня!, – завопила Женя, но было поздно и через минуту её опустили на ноги возле сто сорок второй комнаты, – Ты псих, да?

– Да, – хмыкнул Шурик, запихивая Женю в открытую дверь, – Псих – это еще мягко сказано. Давай сюда садись, на стул, а я тебе чаю налью.

Чай пили в полном молчании. Шурик исподлобья смотрел на маленькую худенькую девчушку, сидевшую напротив. Ему понравились её длинные, падающие на плечи волосы и красивые руки. Но совсем не понравились потухшие глаза и круги под этими глазами.

Заставив Женьку выпить две кружки чаю и съесть бутерброд с паштетом, Саша удовлетворенно откинулся на спинку стула.

– Эх, хорошо, – улыбнулся, – Хотя покупной чай, конечно, не очень. Вот пришлет мне мать посылку – я тебя настоящим тогда угощу. Знаешь, какой у нас чай растет в горах? Целые плантации! Посмотришь – и конца не видно, целые поля чая. А еще у нас форель разводят. Ты когда-нибудь ела форель свежую? Жареную? А?

– Ты что, дурак?, – скучно спросила Женька.

– Нет. Я Шурик. Странно, а почему я тебя раньше никогда не видел? Ты давно тут живешь? Я недавно. Я до второго курса в Сочи учился, а потом решил сюда переводиться. И перевелся.

Саша всё говорил и говорил, а Женька смотрела на него вначале с пустым взглядом, потом с тоской, потом с удивлением. И потихоньку на её лице начала проявляться маленькая-маленькая тень улыбки.

– Ну вот, – засмеялся Шурик, – Вроде и ожила чуть. Пойдем, может, того… погуляем? Чего в общаге сидеть – мы тут, похоже, вдвоем. Плюс вахтерша.

– Ну пошли, – вздохнула Женька.