Сара, казалось, ни на секунду не задумалась над ответом.

– Я бы отдала деньги, – сказала она.

– Отдала?

– Конечно. Что бы я делала с четырьмя миллионами? Ты можешь представить, чтобы я принесла домой такую сумму? – Она рассмеялась и отправила в рот еще одну ложку каши.

– Но ты только вообрази, что можно сделать с четырьмя миллионами. Можно ведь начать новую жизнь.

– Это воровство, Хэнк. И я бы непременно попалась в конце концов.

– А что, если бы ты была уверена, что не попадешься?

– Как можно быть уверенным в этом?

– Ну, скажем, ты бы знала, что деньги никто не разыскивает.

– А как бы я объяснила такую перемену в моем образе жизни? Роскошные наряды, поездки на Карибские острова, драгоценности, меха? Люди начали бы задавать вопросы.

– Ты бы переехала в другой город – туда, где тебя никто не знает.

Она покачала головой.

– Меня бы все время мучил страх перед разоблачением. Я бы просто не смогла спать по ночам. – Она уставилась на свои ногти. Они были покрыты ярко-красным лаком – такого же цвета была куртка Джекоба. Сара стерла с руки следы губной помады и повторила: – Нет. Я бы вернула деньги.

Я промолчал. Она поднесла ко рту миску, отхлебнула из нее молока и взглянула на меня.

– А ты бы взял их? – спросила она. Лица ее почти не было видно: его загораживало дно миски.

Я вздрогнул. Нагнувшись, принялся развязывать шнурок на ботинке.

Сара отставила миску.

– Мне кажется, здесь пахнет большой бедой.

– Предположим, тебе не грозит опасность быть пойманной. – Я резко взмахнул рукой, рассекая воздух, словно пытался усилить впечатление от своих слов. – А она и в самом деле полностью исключается.

Сара нахмурилась.

– Чьи это деньги?

– Что ты имеешь в виду? Они твои.

– Но у кого я их украла?

– У торговца наркотиками. У преступника, ограбившего банк.

– Но если бы речь шла о грабителе, тогда было бы ясно, что деньги принадлежат банку.

– Хорошо, представь, что это был торговец наркотиками.

– О, Хэнк, – вздохнула Сара. – Ты просто хочешь услышать от меня, что я взяла бы эти деньги.

– Но разве такой вариант для тебя неприемлем?

– Я допускаю, что в каких-то ситуациях я бы и подумала, прежде чем возвратить деньги.

Я не нашелся с ответом. Ее реакция оказалась совсем не той, на которую я рассчитывал. Она посмотрела в мою сторону.

– А почему ты меня об этом спрашиваешь?

Я вдруг подумал о том, что допустил ошибку. Мне стало ясно, что, рассуждая гипотетически, я и сам бы не взял денег. Я поднялся и направился в прихожую.

– Куда ты? – крикнула мне вслед Сара. Я махнул рукой.

– Подожди.

Подойдя к стенному шкафу, я вытащил из-под куртки рюкзак и поволок его за собой по кафельному полу коридора в гостиную. Сара опять раскрыла книгу, но, увидев меня с мешком, тут же захлопнула ее.

– Что это?!. – воскликнула она.

Я подтащил рюкзак к камину, ослабил узел и с торжествующим видом вывалил его содержимое к ее ногам.

Деньги с шуршанием посыпались на медвежью шкуру.

Сара, отложив книгу на столик, в ужасе уставилась на них. Открыв рот, она безмолвствовала.

Я стоял перед ней, держа в руках пустой рюкзак.

– Это не сон, – проговорил я.

Она все не отводила взгляда от денег. Лицо моей жены приняло страдальческое выражение, словно ее только что ударили в грудь.

– Все в порядке, – сказал я. Опустившись на колени, я, вместо того чтобы начать складывать деньги обратно в мешок, провел по ним рукой. Бумажки были холодными на ощупь, мягкими и чуть потертыми, как кусочки ткани. Они были старыми, с легкими зазубринками по краям, и я подумал о миллионах рук, через которые они прошли, прежде чем оказаться в моих; их без конца вытаскивали из бумажников, кошельков и сейфов, и вот теперь они завершали свой бег по жизни, осев на полу моей гостиной.

– Ты взял их из своего магазина? – спросила Сара.

– Нет. Нашел.

– Но это же чьи-то деньги. Их уже наверняка разыскивают.

Я покачал головой.

– Никто их не ищет.

Она, казалось, не слушала меня.

– Здесь четыре миллиона долларов?

– Четыре миллиона четыреста тысяч.

– Вы с Джекобом нашли их?

Я кивнул, и Сара нахмурилась.

– Где?

Я рассказал ей про лисицу и Мэри-Бет, про то, как мы пробирались через парк, как увидели самолет. Когда я дошел до эпизода с птицей, Сара снова взглянула на мой лоб – на лице ее отразилось сочувствие, но она ничего не сказала.

Я закончил свой рассказ, и мы некоторое время молчали. Подняв с пола пачку денег, я протянул ее Саре. Мне хотелось, чтобы она дотронулась до нее, ощутила в своих руках этот тугой сверток, но она не стала этого делать.

– Ты ведь хочешь оставить их, я правильно поняла? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Думаю, что да. То есть я хочу сказать, что не вижу причин отказываться от них.

Она промолчала. Положив руки на живот, она уставилась на него, и во взгляде ее сквозила тревога. Ребенок опять брыкался.

– Если мы оставим их себе, – сказал я, – это на всю жизнь избавит нас от финансовых затруднений.

– У нас и сейчас их нет, Хэнк. У тебя хорошая работа. Нам не нужны эти миллионы.

Я задумчиво смотрел на огонь. Он постепенно затухал, язычки пламени становились все короче. Я привстал и подкинул в камин еще одно полено.

Вообще-то, Сара была права: нам грех было жаловаться – не то что Джекобу и Лу или даже моим родителям, которые лишь под старость достигли определенного уровня благополучия. Мы не особенно нуждались, и жизнь наша не была в этом смысле борьбой за кусок хлеба. Нас вполне можно было отнести к среднему классу: когда мы строили планы на будущее, тревоги наши были не о том, чем себя прокормить или оплатить счета, какое образование дать детям, – мы думали о том, как сэкономить деньги, чтобы приобрести дом побольше, машину получше, бытовую технику посовременнее. Но не нуждаться – вовсе не означает, что ты равнодушен к деньгам и можешь отказаться от них, когда они сами плывут в руки.

Я поступал в колледж в надежде стать юристом, но этому не суждено было сбыться. Я стал бухгалтером, работал в магазине комбикормов в своем родном городке – том самом, где прошло мое детство и который я всю жизнь мечтал покинуть. Я не дотянул до планки, которую установил для себя еще в юности, но убедил себя в том, что и этой высоты достаточно. Сейчас мне стало ясно, что я ошибся. Наша с Сарой жизнь была очерчена строгими рамками, ограничивающими свободу выбора; куча же денег, лежащая возле моих ног, сметала все барьеры на пути к роскошной жизни, высвечивала убогость наших устремлений и мечтаний. Она предлагала нам шанс добиться большего.

Я попытался найти способ убедить в этом Сару.

– Моя работа никогда не принесет нам богатства, – сказал я, орудуя в камине кочергой. – Когда-нибудь я стану менеджером, но только после того, как умрет или выйдет на пенсию Том Батлер, а он ненамного старше меня, так что ожидать этого в ближайшее время не приходится. А когда это все-таки случится, я уже и сам буду стариком.

В последнее время я нет-нет да и задумывался над этим, и перспектива такого ожидания представлялась мне серой и унылой. Никогда раньше я не осмеливался говорить об этом вслух, и сейчас сам удивился своей решительности. Мне даже показалось, что кто-то другой, но не я произнес эти слова. Я сделал паузу, дав Саре возможность осмыслить сказанное.

Она кивнула, выражение ее лица при этом оставалось спокойным и безучастным, и я сделал еще одно шокирующее открытие: она нисколько не удивилась тому, что я сказал. Она так же, как и я, знала пределы моих возможностей. Я рассчитывал, что она выскажется, попытается переубедить меня, но она молчала.

– Подумай, какую жизнь мы могли бы обеспечить нашему ребенку, – прошептал я. – Безопасность, привилегии.

Я украдкой взглянул на нее, но она не смотрела на меня. Взгляд ее был устремлен на пачки денег, что лежали на полу. Я продолжал ворошить поленья.