Эстетическое образование

1993 год. Санкт-Петербург, Эрмитаж.

Мне нужно было обсудить с моим начальником Богдановым один производственный вопрос. Я подошел к его кабинету и постучался. Алексей выглянул и сказал мне:

– Саша, я знаю твой вопрос, но сейчас у меня иностранцы сидят. Подожди, пожалуйста, минут десять, с ними закончу, а потом с тобой все обсудим.

Я решил подождать здесь же у кабинета, в коридоре у лестницы служебного входа в Старый Эрмитаж. В ногах правды, как известно, нет, поэтому присел на перила. Хочу заметить, что находился я не в музейных залах, где ходят посетители, а в коридоре служебных помещений.

По коридору шла дама, вся преисполненная важности и достоинства. Про таких говорят: не идет, а несет себя – с достоинством. ("И чем меньше достоинства, тем больше несет". (с) А. М. Покровский)

– Нельзя сидеть на перилах! – наставительно сказала она мне.

– О господи, почему?

Я быстренько осмотрел перила – может, они в аварийном состоянии и вот-вот рухнут? Нет, перила прочные, чугунные, полтыщи лет простоят. Еще при царе сделанные.

– Почему нельзя-то? – переспросил я.

Презрительно поджав накрашенные бантиком губы, дама ответила (вот уж сказала, так сказала!):

– Мне трудно говорить с человеком, не имеющем эстетического образования!

И важно удалилась.

Прошло уже много лет, а меня все удивляет: откуда столько презрения к людям, "не имеющим эстетического образования"?

Эрмитаж – достояние мировой культуры, и отдельные его сотрудники решили, что и сами они – тоже достояние мировой культуры. А к остальным относятся снисходительно-пренебрежительно: братья наши меньшие. Слава богу, что такие "достояния" среди научных сотрудников музея – все же меньшинство. Но далеко не редкость. Если бы в нашем НИИ инженер позволил себе такой тон по отношению к сотрудникам "не имеющим научно-технического образования", то его, во-первых, уволили бы, во-вторых, не поняли бы.

Эрмитаж и комбайнер

Лето 1993 года, Санкт-Петербург.

На складе мы получили для нашей мастерской пять рулонов виниловой изоленты. Мы – это наш завотдела Игорь и я, новоиспечённый инженер отдела сигнализации. Только-только отгремела перестройка с её повальным дефицитом всего и вся. Но последствия в виде дефицита на отдельные материалы ещё ощущались. Короче, большим дефицитом была эта виниловая изолента. И мы шли со склада, прижимая пакет с рулонами к себе, как большую драгоценность. Но сразу отнести это к себе в отдел не судьба была. Надо было ещё зайти в Аванс-зал, поменять датчики. Про Аванс-зал отдельно скажу. Если подняться в Эрмитаже по самой главной и самой красивой лестнице, Посольской, она же Иорданская (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_21.html), то с верхней лестничной площадки окажешься перед дверью в Аванс-зал, это первый из бальных залов Зимнего дворца. Из этого зала следующая дверь в Николаевский зал (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_65.html), за ним – Концертный зал (http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/08/hm88_0_1_63.html). В этих трёх залах, выходящих двухъярусными окнами на Неву, и проходили роскошные царские балы. Они помнят помимо всяких-разных особ царской фамилии самого Александра Сергеевича и его блистательную супругу Наталью Николаевну. Сейчас это музейные залы, скульптуры оттуда убрали, и в них разворачивают тематические выставки.

Придя в зал, мы повесили пакет с изолентой на мраморную руку какой-то неведомой нам нимфе, а может – наяде или дриаде, не силён я в мраморных женщинах, и стали менять микроволновые датчики "Аргус", дававшие частые ложные срабатывания, на более надёжные "Apolo".

Я сразу обратил внимание на пожилого мужика с медалью "За трудовую доблесть" на пиджаке, что рассматривал экспозицию рядом с нами. Каким-то внутренним чутьём я понял, что этот мужик – во-первых тракторист или комбайнёр, во-вторых – с юга России или Украины, типичный славянин-степняк, загоревший, с продублённой кожей лица. Только у механизаторов на юге я видел такие обветренные загоревшие лица с густой сеткой морщин вокруг глаз. Каким-то родным он мне сразу стал, ведь и я до армии работал трактористом в колхозе, в Крыму. Наш человек, механизатор, и земляк, похоже.

Как-то сразу привычно прищуренные глаза его, привыкшие всматриваться в борозду из кабины трактора, ещё более сузились, сфокусировавшись на прозрачном пакете с изолентой, что висел на руке скульптуры. Точно – механизатор! Какой же тракторист пропустит изоленту! Смотрю – он как-то медленно, вроде невзначай, стал приближаться к пакету. Стырить хочет. Даже это выдавало в нём привычки механизатора, а уж я то их знаю. Я посмотрел на него грозно и внушительно, и встал рядом с пакетом, пока Игорь докручивал последний датчик. Тот мужик ещё покрутился-покрутился вокруг, но понял, что незаметно стырить изоленту не удастся. И когда мы уже собрались уходить, он спросил у Игоря, определив в нём старшего:

– Слышь, парень, дай изоленты, один рулон. У тебя вон их сколько...

– Не дам, это на всю мастерскую.

– Но один-то рулон, всего лишь, – стал канючить мужик просительно.

– Не дам, сказал, – отрезал Игорь.

И мы пошли к себе в мастерскую.

А я ностальгически, живенько так себе представил: южный тёплый вечер, цикады стрекочут в траве. Запылённые комбайны, выгрузив последнее зерно из бункеров, стоят на краю поля, опустив жатки на стерню и заглушив перегревшиеся за день дизеля. Механизаторы расположились на траве, разлив по кружкам перцовую и смачно закусывая её салом с чесночком.

И один из них, мечтательно, с тихой грустью в голосе, рассказывает товарищам о самых запомнившихся впечатлениях от музея:

– Эх, братцы! Был я в Ленинграде, Эрмитаж посетил, видел картины там всякие, скульптуры. Но больше всего запомнилось мне: такую классную изоленту я там видел. Жаль, скоммуниздить не удалось!

«Весело было нам…»

Рассказал мне эту подлинную историю один сотрудник Эрмитажа, засвечивать имя которого я не хочу. Потому что он и поныне работает в музее, занимая там немалый пост.

Где-то в самом конце перестройке, в конце 80-х, руководство музея решило устроить под Новый год бал-маскарад. Само мероприятие проходило в Актовом зале, для переодевания в маскарадные костюмы директор музея (тогда им был не Пиотровский) предоставил женщинам свой немалый кабинет, а напротив, в кабинете заместителя директора, переодевались мужчины. И вот, «раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков», грянула музыка, началось веселье. Может, тот бал был и не так роскошен, как при царях, но все же, бал есть бал.

А тем временем. В Эрмитаже постоянно несли службу сотрудники милиции из специального батальона. И вот один из них закончил свою службу ровно в 20.00, сдал все дела, разоружился, сдав пистолет в оружейку, и пошел восвояси. Проходя по Директорскому коридору, увидел бал в Актовом зале. Поскольку спешить ему было некуда, службу закончил, а впереди два выходных, он решил пойти на бал, потанцевать. Форма, особенно военизированная форма, всегда придает особый шарм мужчине, делает его подтянутым, мужественным, привлекательным в глазах девушек. А потому наш мент пользовался успехом у барышень, они охотно танцевали с ним, а с одной он даже обменялся номерами телефонов и договорился о свидании.

Когда я рассказывал эту историю своим знакомым, обкатывал ее устно, одна из слушательниц воскликнула:

– Никогда! Никогда культурная барышня, работающая в Эрмитаже, бастионе мировой культуры, не пошла бы танцевать с простым ментом!

Э-э-э… не скажите, не скажите. Не факт. Да и что значит «простой» мент? Кто из так называемых «простых людей» на самом деле прост, покажите мне пальцем?

И кроме того, в Эрмитаже, помимо служителей высокого искусства есть еще технические работники: энергетики, электрики, связисты, гараж, мастерские, ремонтно-эксплуатационная служба, сигнализация, электронщики, и наконец: уборщики залов и территории, озеленители, строители, охранники (это помимо милиции, своя, музейная охрана), смотрители залов и многие, многие другие. И эти технические службы составляют не много не мало, а половину сотрудников музея. Так что было с кем потанцевать милиционеру.