Ну, блин! Если девушка просит, да ещё симпатичная... Мужик я иль нет, едрён батон? Нет проблем, говорю ей, сейчас это в момент исправлю. И пошёл к себе в мастерскую, я в музее инженером по сигнализации работал. Взял в мастерской баночку с литолом, лом, и вернулся в буфет. Одни небрежным могучим движением (куды ж без рисовки-то, ежли девушка смотрит!) поддел ломом дверь и снял её с петель. Дверные петли аж блестели, так их натёрло. Смазал я их и начал ставить двери обратно. А вот фигушки! Это ж музей, не квартира-хрущёвка. Двери высокие, метра три, и не из фанеры-ДСП, а из благородных твёрдых пород дерева. Хрен поднимешь их. И кроме того, не две петли на двери, как обычно, а четыре. То есть, мало того, что двери надо приподнять ломиком, надо ещё чтобы все четыре петли на место попали, иначе не поставить двери наместо. Вобщем, корячился я изо всех сил: приподнимал двери ломиком и, упираясь в них коленкой и лбом, пытался совместить петли.
Получалось не очень-то. То есть, ни хрена не получалось. Тяжёлые двери, и большие очень. Хоть бы мужик какой подошёл, помог бы, что ли? Я оглянулся по сторонам, вижу – стоит рядом бородатый мужик, наблюдает за мной с важным видом.
– Простите, – говорю. – Вы хотите в буфет пройти? Проходите, пожалуйста, я подожду.
– Нет, – говорит он солидно, – я хочу посмотреть, как вы двери ставите.
Во даёт, блин!
– Скажите, – говорю ему, – а помочь вы мне не хотите? Видите же, как трахаюсь с ними. Одному не получается...
– Я – из отдела западноевропейского искусства! – возмущённо ответил он.
И посмотрел на меня так, словно я предложил ему что-то неприличное, недостойное его высокого звания.
– Так вы Рафаэль? – начал я дурачиться. – Простите, не признал вас сразу, по серости своей.
И добавил уже серьёзным тоном:
– Видите ли, сударь, чинить двери – тоже не моя работа. Но девушка-буфетчица меня об этом попросила. Так что вы даже не мне, а этой девушке поможете. Вы не хотите ей помочь? Мужчина вы или нет, чёрт возьми!
Забрало его это. И мы стали ставить двери уже вдвоём. Но видно было, как же он неловко при этом себя чувствовал! Всё время украдкой озирался, как бы кто из знакомых не застал его за этим «недостойным» занятием.
Вобщем, закончилось всё хорошо: двери мы поставили, спасибо ему за помощь. Хороший всё же человек оказался, хоть и на понтах. А буфетчица приготовила нам по чашке кофе, в благодарность за помощь. Хэппи энд!
Невидимый (инфракрасный) фронт Эрмитажа
Эрмитаж, Санкт-Петербург, 1994 год.
Поздний вечер. В музее темно, как у негра в ухе. Какая-то авария на музейной подстанции. Хорошо, что сейчас вечер и посетители музея и почти все сотрудники уже ушли – меньше проблем. В аккумуляторной нашего подвала оставшиеся сотрудники расхватали шахтерские фонари и ходили по отделу, как светящиеся привидения. Но телефоны – работают, сигнализация – на аварийном питании. Так что отключение подстанции не застанет нас врасплох, музей готов дать отпор наиболее вероятному противнику. Враг не пройдет! Но пасаран!
Игорь, наш завмастерской, сказал мне:
– Пойдем на пульт, здесь все равно в темноте делать нечего.
И мы поднялись в помещение центрального пульта. Ранее – одно из самых закрытых и таинственных для непосвященных место. Даже сотрудники музея далеко не все знали его местоположение, лишь по телефону связываясь с ним. Нельзя было даже спросить, где он находится. Пока однажды не привели телерепортеров и не показали работу операторов пульта по местному телевидению, сняв тем самым с пульта таинственную ауру (http://stroybat-spb.narod.ru/STROYBAT/Herm3.jpg), снимок ещё 80-х годов, теперь там всё на компьютерах). Время такое было – все наизнанку, даешь гласность и открытость, паньмаишь.
Постучались в дверь, поскольку звонок при отсутствии энергии в музее не работал, и через пару секунд, набрав цифровой код, открыли двери и вошли. Так было негласно принято у нас в отделе, без звонка или стука не входить.
В пультовой неярко светилась лампочка аварийного освещения. На пульте дежурили, как всегда, две девушки-операторы, рядом стоял наш завотдела Богданов. Крепкий, видный, спортивного вида мужик, похожий на Юрия Шевчука из группы ДДТ. Моложе меня на два года, но уже завотдела (ныне он замдиректора Эрмитажа. – Автор). Я еще лес в стройбате валил, а Богданов уже работал наладчиком в Эрмитаже. В армии он, понятно, не служил. Впрочем, это я, наверное, от зависти. Свое дело наш завотдела знал хорошо и начальство им было довольно. Вот только друзей у него в музее, по его собственному случайному признанию, не было. Но это к слову просто, к рассказу не имеет никакого отношения.
Поздоровавшись, Игорь спросил у него:
– Что говорят электрики, Алексей, когда свет будет? А то аккумуляторы могут сдохнуть через ... часов.
– Я звонил им полчаса назад, сказали, что сегодня свет будет, – ответил тот.
Перед пультом оператора на фанерных щитах были нанесены так называемые светопланы всех этажей Эрмитажа и Эрмитажного театра, подвалов и чердаков. На этих же схемах размещались лампочки. Если они загорались – значит, в помещении сработала сигнализация. К тому же всё это параллельно выводится на компьютер. Это я упрощенно пишу, на самом деле все сложнее, да и ни к чему расписывать подробности. А об инженерных службах музея главный инженер Принцев написал когда-то книгу. Если посмотреть на Главное здание Эрмитажа – Зимний дворец – с улицы, то здание кажется трехэтажным. Это не совсем так. Если пройтись по залам первого и второго этажа, то можно заметить, что некоторые помещения относительно невысокие. Это значит, что над ними в пределах этого же этажа есть еще помещения – так называемые антресоли. На антресолях размещались служебные помещения музея. Так что фактически в Эрмитаже пять этажей. При царях были антресоли и на третьем этаже, но после революции их разобрали. Я всегда, когда бывал на пульте, с интересом разглядывал планы музея и старался запомнить звучные красивые названия Эрмитажной географии: Ушаковский подъезд, Кутузовский коридор, Георгиевский зал, галерея Растрелли, Посольская лестница, лоджии Рафаэля, Рыцарский зал, Итальянский просвет, Розовая гостиная, Висячий Сад. Было в этих названиях для меня необъяснимое очарование и прелесть, словно к красивой сказке прикоснулся.
А еще лучше пройтись по этим местам. На работе всякое бывает. И когда я устану от нервотрепки, то люблю просто пройтись по залам и коридорам, внутренним дворикам и обширным, до конца не изученным, подвальным ходам. Мне грех жаловаться, за полтора года работы в музее облазил его от крыши до подвалов, побывал в таких потаенных местах, о которых даже многие его сотрудники не подозревают. Есть в Эрмитаже, как и во всяком дворце, свои потайные ходы, замурованные комнаты и подвалы, винтовые лестницы – раскопки ведутся до сих пор и открытия еще случаются. Вроде подземного хода в подвале Эрмитажного театра, найденного при реконструкции.
Заметив, что я разглядываю планы, Богданов сказал мне:
– Саша, смотри: а вот здесь находится пульт пожарной охраны, ты знаешь – у них своя сигнализация. И вот мне когда-то, давно еще, пришлось устанавливать там охранную сигнализацию. Вот в этом помещении, – он указал на плане, – у них комната отдыха, в которой стоит стол для настольного тенниса. Я узнал конфиденциально, что по вечерам на этих столах пожарники трахают девиц-операторш с пожарного пульта.
Так я, – коротко хохотнул Богданов, – установил на потолке над теннисным столом ИК-датчик шатрового типа и посадил его на один шлейф с их кладовой. Вечером кладовая сдавалась на охрану под сигнал. И как только сладкая парочка устраивалась на столе, чтобы заняться любовью, срабатывал сигнал и к ним прибегала вооруженная охрана. Несколько раз им таким образом кайф обламывали.
Рассказав это, Богданов посмотрел на меня выжидательно, рассчитывая видимо, что я похвалю его за находчивость и удачную шутку. Но мне почему-то было не смешно.