Котар ухмыльнулся и демонстративно встряхнул кошелем. Он даже высыпал пару камней на ладонь, и те заиграли, заискрились в солнечных лучах.

Смуглый Ишраэль шагнул ближе. Из-за двери раздался его тонкий встревоженный голос:

– Уходи! Старик очень болен.

– И что, некому заменить его? Вороны тебя побери, да старик не знал и дня хвори, пока его дела шли успешно. Ладно, Ишраэль, впусти меня – не то я разнесу дверь и сам найду какого-нибудь иноземного вора, чтобы он забрал из этой лавки столько, сколько сможет унести!

Ишраэль затряс головой, но все же Котар услышал звяканье и лязганье многочисленных замков. Открывая дверь, маленький помощник торговца продолжал ворчливо протестовать:

– У меня явно что-то с головой. Ведь знаю же, что он просто убьет меня за это. Зачем я это делаю?…

Варвар хохотнул и положил огромную ладонь на костлявое плечо Ишраэля.

– Твое помилование у меня вот здесь! – объявил он, встряхивая кошелем перед кислым лицом помощника купца. – Созерцание камней всегда вселяло радость в сердце твоего старика.

Ишраэль, бормоча проклятия, отправился в глубь дома. «А ведь он, наверное, даже старше Пэш Маха», – подумал Котар, идя за ним. В Клон Мелле поговаривали, что некогда Ишраэль был вором из воров, он влюбился в королеву Эйгиптона, которую держали под неусыпной охраной, и ухитрялся довольно часто навещать возлюбленную. Но в конце концов его застали в самый разгар любовных игр, и теперь, говорят, Ишраэль не был не только вором, но и мужчиной.

Может, все это и досужие вымыслы, но голос у помощника Пэш Маха и впрямь был тонок, как у кастрата, и, насколько было известно завсегдатаям лавки, никто никогда не видел его с женщиной. Ишраэль был лыс, носил жиденькую бородку и всегда выглядел больным. Зато его маленькие черные глазки сверкали, как у песчаной лисицы, и видели ничуть не хуже, чем в юности. Мужчина или не мужчина, но он был хитер, опасен и умен не менее, чем его хозяин. Находились сведущие люди, которые утверждали, будто он давно обставил Пэш Маха и вынудил его признать себя не слугой, а пайщиком.

Ишраэль покосился на кошель с камнями.

– Подожди здесь, я прежде поговорю со старой развалиной.

– Ерунда, он будет рад мне. – Не слушая дальнейшие речи Ишраэля, Котар оттолкнул его в сторону и шагнул за занавеску.

То, что он увидел, его поразило.

Он знал, конечно, что Пэш Мах стар. Но тот мешок с костями, что развалился на стуле, греясь у тлеющего очага, с тонкими, как пух, белыми волосами на веснушчатой голове, с тусклым взглядом и шамкающим ртом, стариком назвать было трудно. Купец выглядел настоящим воплощением дряхлости.

Варвар шагнул ближе.

Огонь осветил его с одного бока, тень его огромного тела накрыла согбенную фигурку Пэш Маха. Теперь Котар видел, что старика еще и трясет, как в ознобе.

– Что с тобою, приятель? – спросил варвар как мог мягче.

– Я проклят богами, – ответил старик, не поднимая головы.

– Что за ерунда! Проклятие богов выдумали глупые люди. Ну, говори, что такое с тобой приключилось?

– Моя дочь… Моя Малха…

– Малышка Малха с золотыми волосами? Что с ней? Она умерла?

– Нет, еще нет. Но она умрет нынче ночью!

Котар дотянулся до низкого треногого табурета, поставил его перед очагом и уселся. Он хорошо помнил Малху, хотя видел ее очень давно. Дочь купца была в том возрасте, когда девочку только начинают называть девушкой, ее милое забавное личико обещало стать по-настоящему красивым, а золотые локоны, ниспадавшие на плечи густой волной, вызывали зависть у всех окрестных невест.

– Ее собираются убить? Кто?

– Жрецы черного бога Пультхума. Этой ночью они справляют свои обряды в развалинах храма в Старом Городе, ты знаешь, за Восточными воротами. Там теперь никто не живет, даже городскую стену перенесли, чтобы развалины остались снаружи.

– Почему?

– Потому что в их храме, хоть его и разрушили до основания, все еще процветает черное колдовство. Жрецы и теперь каждый год собираются там на свои мерзкие праздники…

Из горла варвара вырвалось рычание.

– Я спасу ее, – пообещал он.

Старик только сильнее затряс седой головой, все так же бессмысленно глядя на угли в очаге.

– И не пытайся! Я посулил жрецам золотой священный кубок, который нашли для меня в руинах Аллакара. Они отказались! Им не нужен выкуп!

Внезапно торговец поднял голову и взглянул на варвара. Котар увидел, что глаза старика темны, как агаты, и лихорадочно блестят. Когда-то взгляда этих глаз никто не мог вынести долее минуты. Старик был высок и хорошо сложен, в нем еще дремали остатки былой силы, ведь когда-то он держал в страхе весь воровской квартал города… А потом Пэш Мах прослезился, плечи его поникли. Он был совершенно убит горем.

– Ты ничего не сможешь сделать, Котар, – сказал он очень тихо. – Я разгневал Пультхума и должен быть наказан. Так сказали жрецы. Они забрали Малху, потому что мое дитя дороже мне всех сокровищ. Они принесут ее в жертву нынче ночью.

– Но ночь еще не наступила.

– Я благодарен тебе и, поверь, ценю твое желание спасти мою девочку – но что ты сможешь сделать, выступив против бога, Котар? Я противился и должен быть наказан.

– Чему ты противился?

– Я же сказал. Я не отдал им кубок, их жертвенную чашу. Они не хотели платить. Когда они забрали Малху, я умолял их взять эту проклятую чашу, обещал им все сокровища, какие у меня есть, валялся у них в ногах, но они не сжалились. Они сказали, что так я лучше научусь ценить милость темного бога.

– С-собаки, – прошипел варвар. Мало того, что жрецы хотели ограбить старика, так они еще и разжились у него очередной жертвой для своих кровавых обрядов! Наверняка все было подстроено. Пультхуму нужны девственницы, а где их нынче добудешь…

Котар никогда не питал особой любви к жрецам темных богов. Это были хитрые, коварные люди. Как правило, сами они не верили в свое божество, но, грозя его именем и могуществом, утоляли свою страсть к богатству и власти.

Будучи человеком практичным, варвар сомневался, что жрецы и в самом деле убьют Малху. Скорее запрут где-нибудь и будут держать как рабыню или наложницу. Убить никогда не поздно. Как только она им надоест, они избавятся от нее – но не раньше.

– Пэш Мах, побереги это пока у себя. – Котар протянул старику свой кошель.

Старик оживился, кивнул и поспешно развязал тесемки. Камни выкатились ему на ладонь. Глаза торговца вспыхнули, он издал какой-то невнятный звук.

– Великолепные камни, – объявил он наконец. – Их подбирал знаток – все одинаковой величины и цвета. Я не спрашиваю у тебя, откуда они, с меня довольно, что они останутся здесь.

Ссыпав камни обратно в кожаный мешочек, он аккуратно и тщательно завязал его.

– Теперь скажи мне, что ты за это хочешь? Я мог бы и не спрашивать. Денег, разумеется. Все вы хотите одного и того же за совершенно разные вещи!

Котар ухмыльнулся.

– Я еще не знаю, что я за это хочу. Мы обсудим это позже, когда я вернусь с твоей дочерью.

Пэш Мах вытаращился на него, раскрыв рот.

– Ты осмелишься? Явиться в самый разгар церемонии, выскочить в черный круг колдунов, схватить девушку и убежать? Да в уме ли ты?!

– Если только таким способом можно привести тебя в чувство, чтобы ты не сидел, уткнувшись носом в золу, и не причитал, а вел дела, как и раньше, – что ж, придется рискнуть, – ответил ему варвар со смехом.

Он поднялся с табурета, возвышаясь над стариком, как колонна. «Почему бы и нет», – подумал Пэш, глядя на обтянутую кольчугой широкую грудь варвара. Кольчуга, надетая поверх короткой кожаной туники, оставляла открытыми руки и ноги Котара, так что каждый желающий мог лицезреть бугры могучих мышц, перекатывающихся под загорелой кожей.

– Ну, как мне найти этот храм?

Ответил ему Ишраэль – он все это время сидел в укромном углу и молча слушал:

– Пойдешь через Шелковый Ряд, спустишься с холма и пройдешь через пустошь. Не пропустишь – кроме этих развалин, на пустыре ничего нет.