Невероятно, но я почувствовала, как на мою макушку падают его слезы.

— Не надо, не надо, — расплакалась я, прижав Картера так неистово, что услышала, как из его груди вырвался вздох, подобный небольшому взрыву, — ты не должен ничего прощать. Не нужно быть добрым ко мне. Я не заслуживаю этого.

— Ш-ш-ш, — шептал он, — тихо… Конечно, ты заслуживаешь, кто же еще, кроме тебя? А сейчас пойди и поговори с Хилари, а я сделаю для нас омлет. Готов поспорить, что ты не ела со вчерашнего вечера. Думаю, что и Хил тоже. Мы просто забудем, что это когда-то произошло. Обещаю.

Как в тумане я потащилась через холл, чтобы помириться с Хилари. Дочка спокойно свернулась на кровати, что-то жевала и смотрела маленький телевизор „Сони", который Картер поставил в ее комнату. Она взглянула на меня и улыбнулась. Улыбка была довольно слабой, но искренней.

— Эй, что ты жуешь?

— Булку из грубой муки, — проговорила Хил с набитым ртом. — Мне ее миссис Чепин дала. Хочешь немножко?

Я покачала головой:

— Мне очень жаль насчет вчерашнего вечера, малыш. Я просто-напросто заспалась и не слышала телефона. Это, конечно, не оправдание, но, если ты простишь меня, я обещаю, что этого больше не будет.

— Не бери в голову! — ответила дочка. — Ты была с Томом, да?

— Да. А как ты узнала?

Краска снова залила мое лицо. Что она могла услышать от Марджори, Уинна и Картера?

— Я слышала, как ты сказала Картеру, что была там. Я подслушивала, — заявила она как само собой разумеющееся. — Вначале я испугалась, когда мы не могли найти тебя, но я больше не буду пугаться. Я буду знать, что ты с Томом. Вы видели еще оленей?

— Ни одного. Но послушай, Хил. Следующего раза не будет. Я не собираюсь снова подобным образом пропадать. Ни с Томом, ни с кем-нибудь еще. И даже с Картером.

— Да, но я не возражаю, если ты это еще раз сделаешь. Только если ты будешь с Томом. И еще я хочу поехать вместе с тобой. Мы можем отправиться завтра? Сейчас ведь праздники. Ты говорила, что сможем, если погода прояснится.

— О Хил… — начала я.

— Ты говорила. — Улыбка сошла с детского личика. — Ты обещала.

В этот момент я сделала бы что угодно, лишь бы не нарушать еще одно обещание, данное дочери.

— Сегодня вечером позвоню ему, — я с трудом могла расслышать свои слова из-за стука в висках.

И я знала, что позвоню. Знала, что должна попытаться уничтожить, стереть то, что произошло между нами. Знала, что не смогу спокойно жить в Пэмбертоне до тех пор, пока не сделаю этого. Я не могла даже представить себе, что скажет или сделает Том.

Я долго стояла под душем, моя тело и волосы. Горячая вода успокоила боль в ногах и руках, но она не добралась до теплой, пульсирующей где-то глубоко внутри меня болезненной точки. Каждый раз, когда я ощущала ее, я внутренне морщилась от стыда. Я что, совершенно сошла с ума, вытворяя все это с Томом Дэбни у костра в лесу? Говоря то, что говорила? Я могла лишь смутно припомнить теперь слова, которые произносил мой рот. Или Том совсем помешался, когда шептал мне такие жуткие вещи? Проделывая все это со мной, громко крича и смеясь на языческом одеяле из меха? Действительно он верил всему, о чем говорил: в короля, живущего в священной роще, в богиню-охотницу и зимнее солнцестояние? Неужели он действительно верил в это?

„Да, но это слишком быстро спустило с тебя трусы и развело ноги, — сказала я самой себе. Вода бежала по моему лицу, но не остужала его. — И ты совокуплялась, как животное во время течки, да еще так много раз, что твоя промежность теперь болит. Это заставило тебя визжать, как визжала бы одна из кобыл Пэт Дэбни". Умышленно грубые слова вызывали у меня чувство тошноты: я плюнула в воду, уходящую в сливное отверстие. Но мои предательские сосни все помнили и затвердели, а в паху вновь заворочался теплый комок. Я вышла из душа и терла себя полотенцем до тех пор, пока не показалось, что кожа вот-вот начнет кровоточить.

Мы ели омлет перед камином и разговаривали о многих вещах, незначительных и неважных. Картер часто смеялся, я вторила ему тонким металлическим смехом. Каждый раз, когда наши глаза встречались, я вспыхивала, а он отводил взгляд. Хилари ушла к себе в комнату смотреть телевизор, а Картер помог мне вымыть посуду, как делал это сотни раз. К девяти часам он был уже около входной двери, держа пиджак в руках, и уверял, что все трое нуждаются в хорошем сне.

Прежде чем уйти, он быстро поцеловал меня в щеку.

— Я прошу прощения в последний раз, Энди. Думаю, что дело было просто в том… ты всегда была такой совершенной до того треклятого вечера. Почти такой, о какой я всегда мечтал. Было, наверно, несправедливо по отношению к тебе считать тебя таким совершенством. Это пойдет мне на пользу — мне нужно понять, что ты такой же человек, как и мы все, что ты тоже не лишена небольшой безответственности. И это делает тебя для меня еще дороже.

— Надеюсь, что это так, — ответила я, целуя его в свою очередь в щеку. Но, несмотря на раскаяние, ясный голос внутри меня шептал: „Безответственность? Один раз за всю жизнь я забыла о Хилари, один раз — и я уже безответственна?" Но еще более ясный голос ответил: „Да, именно такой ты и была".

— Увижу ли я тебя завтра? — спросила я Картера, стараясь не слушать внутренний голос.

— Завтра вечер у Каррингтонов, — напомнил он. — Ты все еще хочешь пойти? Думаю, мы должны это сделать, чтобы в некотором роде разогнать сплетни прежде, чем они появятся.

— Да, я тоже так считаю, — ответила я и подумала: „Провались пропадом эти сплетни!" Но я знала, что Картер был прав. Наше появление вместе, как будто ничего не случилось, очень хорошо затушит небольшой пока еще огонь, который, должно быть, уже расходится волнами по Пэмбертону. Но больше всего, на все девяносто пять процентов, я жаждала, чтобы возвратилась успокаивающая нормальность, баюкающая повседневность круговорота праздничных вечеринок небольшого городка и моей жизни с Картером до того момента, когда Том Дэбни пронзил мою кожу и впустил в меня дикие желания. Остальные пять процентов были похоронены под грузом вины.

Перед тем как уйти, Картер взлохматил мои мокрые волосы, но не поцеловал в губы. Я простояла довольно долго, уставившись на закрытую дверь, а затем направилась в спальню, закрыла дверь на ключ, взяла телефонную книжку, нашла номер и позвонила Тому Дэбни на Козий ручей. Никогда в жизни мне не приходилось делать ничего более трудного.

— Мы должны найти какой-то способ, чтобы забыть, что случилось прошлой ночью, — сказала я, лишь только он снял трубку. Мой голос был высоким и глупым, но мне даже не пришло в голову, что он может не узнать, кто говорит.

Том узнал.

— Забыть? — ответил он. — Я не смогу, и ты не сможешь. Но мы можем вести себя так, как будто забыли. Если это то, что ты хочешь.

— Том, я не знаю, что в самом деле… — начала я.

— Да нет, ты знаешь, — в его голосе слышался смех, но не издевка. — Ты знаешь так же хорошо, как и я. Все в порядке. Я предполагал, что ты позвонишь. И ждал этого звонка. Мы можем быть друзьями, или любовниками, или партнерами в бизнесе, или врагами, или всем, кем ты захочешь быть. Только назови — я выполню твое желание.

— Вот так просто? — Я почувствовала облегчение.

— Вот так просто. На выбор того, кто делает предложение, а ты — именно тот, кто предлагает. Ты устанавливаешь правила. Единственная вещь, на которую я надеюсь, это то, что ты не перестанешь приезжать на Козий ручей. Я обещаю, если ты будешь приезжать и позволишь Хилари гостить у меня, обещаю, что не упомяну о прошлой ночи, пока ты сама не сделаешь этого. И отныне даже не прикоснусь к тебе.

— Правда? Том, могу я полагаться на твое слово? Можем ли мы по-прежнему приезжать… исключительно как друзья?

— Можете. Будем друзьями. Единственное условие — ты избавишь меня от страданий и упреков вроде: „Я не могу вообразить, что со мной случилось подобное". Ни слова об этом. Ты не будешь затрагивать подобные проблемы, а я не трону тебя. До тех пор, пока ты сама не захочешь. Такое положение вещей мне не слишком нравится. Но я буду поступать так, как сказал. Согласна? Ни одного слова упрека?