Изменить стиль страницы

— Похоже, этот парень в моем вкусе, — заметила я. — А что, он живет на дереве?

— Нет, у него что-то вроде хижины на Козьем ручье в глубине топей вблизи реки. Он живет там круглый год. Я думаю, это одна из причин, почему Пэт развелась с ним. Он отказался переезжать с ней в город.

— И он не хотел оставлять свою работу, чтобы ухаживать за конюшней женушки, — вмешался Чарли, подводя „ягуар" к изгороди из жердей, вдоль которой стояли бочонки из-под виски, в которых росли петуньи. — Том ненавидит лошадей.

— Я уверена, что он в моем вкусе, — сказала я. — Можно мне отправиться в топи, чтобы взглянуть на него?

— Ах нет, ты все-таки сможешь его увидеть, — встрепенулась Тиш. — Он преподает английский в колледже. Даже отшельникам нужно питаться. К тому же он ужасно популярен, все очень любят Тома. Хотя большинство из нас думает, что он малость не в себе. И это действительно так.

Мы вышли из машины в прохладное утро. Я глубоко вдохнула чудесный смешанный букет из запахов свежей влажной земли, распустившихся цветов, сосен и лиственных деревьев, запахов дичи. Теплый запах животных, как ни странно, не был мне неприятен — запах лошадей и конского навоза.

Казалось, что конюшни пусты. Я не увидела красивых точеных голов, свешивающихся поверх голландских дверок стойл. Молодые люди чистили денники и забрасывали полные вилы прессованного сена в огороженный круг, а двое-трое пожилых мужчин, коричневых и сморщенных, как грецкие орехи, сидели на скамейках, чинили сбрую и натирали маслом седла. Вдоль белой деревянной стены здания поменьше с табличкой „Офис" на дверях выстроился целый ряд крошечных крестиков. Хилари тронула меня за руку, и мы пошли посмотреть на них. На каждом крестике было написано имя: Тумер, Пэтчай, Нелли, Раузер, Дакбат, Белинда. Их было пятнадцать, или около того. Под именем стояла дата, а вокруг могилки были посеяны циннии.

— Это все собаки при конюшнях Бельведеров, — пояснил подошедший Чарли. — Начиная с самого первого, которого имел старый Август Бельведер, и кончая Гидеоном, умершим в прошлом году.

Хилари посмотрела на Чарли, и на ее лице отразилось неподдельное горе.

— Собак кто-нибудь переехал? Или лошади затоптали? — спросила она тихим, сдавленным голосом.

Я поняла, что Чарли вспомнил о Стинкере, увидел боль в глазах девочки и мелко дрожащие губы. Он взял Хилари за руку:

— Ничего подобного. Все они умерли от старости и переедания. Владельцы так же помешаны на своих конюшенных псах, как и на лошадях. К тому же лошади не трогают щенков, а эти малыши намного смышленнее коней. Я говорю это с уверенностью, хотя не очень хочу, чтобы миссис Дэбни меня услышала. Здесь есть новый щенок — Бадди. Его сейчас дрессируют. А еще — кот Пикл, который считается самым старым конюшенным котом в Америке. Давай их поищем.

Хилари ушла с Чарли. Они напоминали фотографию из журнала „Город и деревня". Чарли, до смешного породистый, высокий, массивный, чудесно выглядел в своем твидовом пиджаке, плотных брюках, резиновых туфлях и клетчатой кепке. Он держал за руку мою маленькую девочку. Меня залила волна благодарности и любви к нему, и я заплакала.

— Он замечательно с ней ладит, — сказала я подошедшей Тиш. — Рядом с Хилари никогда не было сильного, мягкого и заботливого мужчины. Конечно, Крис любит ее и всегда любил, но с какой-то ужасной, изматывающей силой и безудержностью. Я буду очень осторожна и не позволю ей слишком надеяться на Чарли. Она сама должна встать на ноги. Я очень оберегала ее…

— А ты едва ли могла сделать что-то еще, — ответила Тиш. — Десять лет — слишком маленький возраст, чтобы беспокоиться о самостоятельном будущем ребенка. Пусть она опирается на Чарли. У него почти не было подобных забот с тех пор, как младшая из наших девочек уехала в школу. Ему нравится, когда рядом Хилари. Мне бы очень хотелось, чтобы она побыстрее оправилась от стресса. Ведь в Пэмбертоне тысячи псов, и с ними вечно что-нибудь случается. Любители лошадей не слишком-то сентиментальны по отношению к своим собакам, пока те живы, мертвые — это другое дело. — И она указала на маленький ряд могил.

— Когда мы обоснуемся в собственном доме, я, может быть, куплю Хилари собаку или кошку.

— О, Энди, совсем забыла, — огорченно воскликнула Тиш, — это одно из условий, которое Ливингстоны поставили, сдавая дом в аренду: никаких домашних животных. Сам хозяин не имел бы ничего против, но хозяйка помешана на клумбах и заявила, что не намерена терпеть ни собачьего, ни кошачьего дерьма рядом с ее цветочками. Сделка показалась мне чудесной, и я подумала, что ты не будешь возражать против подобного пункта договора.

— А я и не возражаю. Хилари сама недавно сказала, что не хочет иметь собаку. Пожалуй, мы купим канарейку…

Как раз в это время из-за конюшни появился Картер Деверо. Он шел, беседуя с высокой блондинкой, одетой в вылинявшие грязные джинсы, полосатую майку и вытертые сапоги. Цвет загара был сравним разве что с цветом хорошей кожи для перчаток, глаза же, напротив, были светло-орехового цвета. Соломенные волосы были зачесаны назад, а на лбу придерживались темными солнечными очками. У блондинки было свирепое лицо сокола-сапсана: некрасивое и даже не хорошенькое, оно тем не менее отличалось своей неотразимой и бесстрастной чистотой. Кожа на носу шелушилась от загара, ногти оказались сломанными и грязными, но вместе с тем все женщины, виденные мною в Пэмбертоне, по сравнению с этой дамой были слишком обычными, до безвкусия нарядными и суетливыми. Ее тело под старой одеждой сохранило великолепие молодости. Оно было стройным, совершенным и мускулистым, как тело потягивающейся рыси.

Дама рассеянно почесывала бедро, курила и размахивала рукой с зажатым в ней окурком, разбрасывая пепел. Она приближалась медленной поступью крадущейся львицы. Слова „дикая", „первобытная", „опасная" были первыми, пришедшими мне на ум, когда я увидела ее. Но следующим явилось слово „аристократизм", столь подходящее ко всему облику женщины. Не было никакого сомнения в том, что она — своего рода американская принцесса и аристократка по крови.

Я поняла, что это и была Пэт Дэбни, и вдруг почувствовала, как мои ягодицы во взятых напрокат галифе распухли до размеров бедер толстой крестьянки.

Картер Деверо познакомил нас. Женщина прохладно, но вежливо кивнула мне и стала рассматривать Хилари, вперив в нее взгляд хищника. А моя дочка также посмотрела в ответ, ни разу не мигнув светло-голубыми глазами. Неожиданно Пэт улыбнулась невероятно привлекательной улыбкой, оживившей ее лицо, и в один миг стала похожа на подростка. Обворожительная улыбка поведала мне о целой армии молодых поклонников, так и оставшихся незамеченными этой светской львицей.

— Ну что, Хилари Колхаун, а ты, видно, штучка, а? — Голос Пэт был сочным, медленным, небрежным и подходил ей полностью.

— Спасибо, мэм, — улыбнулась Хилари. Я пристально посмотрела на дочь.

— Рада тебя приветствовать. Ты очень мило выглядишь в этих галифе. Верхом ездишь? Я бы хотела покатать тебя на одной из моих кобыл. Правда, не сейчас. На тебя бы стоило взглянуть на тренировочном кругу. Впрочем, вы обе того заслуживаете.

— Верхом я пока не езжу, но научиться хочу, — с удивительным самообладанием ответила Хил. В ее голосе неожиданно появились нотки Криса. — Лошади — прекрасные существа.

— Истинно так, — кивнула Пэт. — Истинно так. Ладно. Ты и твоя мама пока побудьте здесь. Некоторые из моих лошадей как раз возвращаются с беговой дорожки. Я познакомлю вас с ними.

Ее улыбка тепло окутала Хилари и скользнула по мне, как будто я была нянькой, хотя именно ею я себя и ощущала. Пэт кивнула еще раз и большими шагами направилась в конец подъездной аллеи, туда, где показались три всадника.

— Священная корова, — тихо проговорила я. — Как я понимаю, мы стали свидетелями присутствия „высокой особы".

— Для этого есть и другие слова, — отчеканила Тиш, — но я попридержу их до лучших времен. Однако признаю, что Пэт наделена даром воздействия на людей.