Я услышала голос Тома, но не могла разобрать, что он сказал. Спокойствие моих мыслей взорвалось, а боль и воспоминания набросились на меня, они верещали и клевали сердце, как птицы, питающиеся падалью.

— Думаю, вы можете пройти, — сказал чернокожий. — Вы увидитесь с ним. Сейчас здесь больше никого нет.

Том сидел в камере в конце короткого, безжалостно освещенного, безукоризненно чистого коридора, пахнущего антисептиком и застоявшимся табачным дымом. Он был одет не в тюремную робу, а все еще в смешной ритуальный охотничий наряд, но на лице и руках не было кровавой раскраски, а на голове не красовался венок из дубовых листьев. Том был похож на пойманного безумца, только не буйного и чистого. Среди дикой черноты волос и бороды горели ясные и спокойные голубые глаза. Том улыбнулся. Что-то от прежнего веселого огня вспыхнуло в воздухе между нами.

— Добро пожаловать в мою гостиную, — сказал он мягким, богатым, манерным голосом.

Не знаю, почему мне показалось, что его тембр изменился. Том указал на складной металлический стул, стоящий в коридоре, я подтянула его к решетке и села лицом к камере. Слова не приходили мне в голову, я вообще ни о чем не могла думать. Я просто смотрела на Тома.

— Хочешь купить утку? — спросил он. Мое дыхание вырвалось в гневном порыве.

— Ты не можешь продолжать все это, — говорила я. — Если ты не прекратишь, для тебя все закончено уже сейчас. Клэй не может выручить тебя на сей раз. Тебя ждет либо государственная психушка, либо окружная тюрьма. В любом случае ты многие годы проведешь под замком. Не увидишь болота, леса, ручей до тех пор, пока не состаришься. Оттуда, куда они тебя упрячут, ты не сможешь помочь… лесам. Мартин и Риз без тебя ничего не смогут сделать.

Скретч ужасно, ужасно болен. Кто будет следить за лесами, если ты будешь сидеть под замком? Что нужно сделать, чтобы заставить тебя прекратить это?

Том долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Я смотрела на него. В конце концов он проговорил:

— Ты доверяешь Форду? Этому инженеру, который приезжал сюда и проводил анализы? Ты поверила тому, что он сказал?

— Да. Я верю ему. И Клэй тоже, и…

— Меня интересует только, веришь ли ты.

— Да. Я верила и продолжаю верить. Думаю, Том, он очень хороший человек.

— Как это может быть правдой? — скорее себе, чем мне тихо произнес Том. — Я видел ту воду. Я видел результаты анализов.

Он поднял на меня глаза.

— Ты тоже видела ее.

Я наклонилась вперед и посмотрела в его лицо.

— Я видела в воде что-то сияющее. Я видела больную козочку и мою визжащую дочь. Том, я думала над этим… Я никогда не видела фосфора в воде… Том, это очень сбивает с толку. Мы ведь тогда только проснулись, а накануне много выпили, Хилари так визжала… Пожалуйста, подумай хорошенько. Возможно… ты мог ошибиться. Возможно, так и есть?

— Нет, невозможно. И, кроме того, был отчет лаборатории…

— Я его не видела. — Я просто ненавидела себя, когда говорила это. — Я никогда не видела, и никто не видел.

Наступила еще одна продолжительная пауза.

— Ты думаешь, я это придумал?

— Нет. Но вдруг к этому времени ты очень устал и расстроился из-за воды, козочки и Хилари…

— Я не придумал это, это не галлюцинации. В воде что-то было. Не важно, что Милликэн сделал с ней, но все было написано в отчете. Мне наплевать, верит ли кто-нибудь в это, но все-таки я хочу, чтобы ты верила.

— Я хочу верить… — ответила я и обнаружила, что так оно и есть. — Послушай, может ли это поступать в воду откуда-то еще, не с завода? С какой-нибудь частной фирмы или предприятия?

— Но Козий ручей не связан ни с чем, кроме реки Биг Сильвер, а на реке нет ничего, кроме этого завода, на расстоянии двух тысяч миль. Русло ручья приближается к реке выше того места, где в него идет отводка от реки. Это земли плантации „Королевский дуб". Там, в верховьях, нет ничего, кроме лесов. Леса и поселение чернокожих, где живет Скретч.

— Может быть, что-нибудь вокруг этого поселения? Что-нибудь вроде… отбросов, хлорки, гербицидов?

Я знала, что это звучит смешно, но Том не улыбнулся.

— Нет, — ответил он, — отходы с верховьев не содержат стронция, плутония и цезия. Возможно, именно цезий освещал воду. Он делает это. Я читал, что вода в ямах, где затапливаются радиоактивное топливо и центральные стержни с завода „Биг Сильвер", светится голубым. Отходы топят в воде, чтобы они смогли разложиться, энергия от использованного топлива и освещает воду.

Я безнадежно покачала головой:

— Тим Форд сделал анализы всей воды, которая может попадать с владений завода в реку и ручей. Он не обнаружил… как это называется? Цезия? Он не нашел плутония или стронция. Тим — самый лучший эксперт, какой только есть. Как я слышала, в стране нет никого, кто смог бы сделать анализы воды хоть немного лучше.

— Ты можешь снова вызвать его сюда?

Я посмотрела на Тома.

— Ты можешь устроить так, чтобы он приехал ко мне на Козий ручей, например, завтра или послезавтра, к вечеру? Если Форд приедет, я подпишу проклятое заявление Гарольда. Я скажу ему, что навсегда отхожу от дел. Я подпишу бумагу в тот же момент, как ты мне передашь, что Форд в пути. Можешь сказать Клэю, что я сделаю это.

Я молчала.

— Это касается лесов, Энди.

— Я попытаюсь, — медленно произнесла я. — Я сделаю все от меня зависящее. Я позвоню Форду сегодня вечером, как только доберусь домой. Я скажу Клэю…

— Не говори ему насчет инженера, просто скажи, что я подпишу бумагу и пообещаю, что из-за завода неприятностей не будет. Скажи ему только это.

— Том, что ты собираешься делать?

Он встал и отошел к противоположной стене камеры, где на аллею за тюрьмой выходило маленькое, высокое, зарешеченное окошко. Он стоял и смотрел в жаркую ночь.

— Энди, я прошу сделать это для меня, не задавая никаких вопросов. Никаких, — сказал он, не поворачиваясь. — Это последнее, о чем я тебя когда-либо попрошу. Если ты не можешь сделать это, скажи мне теперь же.

Я почувствовала, как вновь потекли теплые, надоедливые и ненавистные слезы.

— Я бы отдала что угодно, чтобы быть такой же уверенной, сосредоточенной и преданной, как ты, — мрачно заметила я. — Всю свою жизнь я была… непростой. Всегда смущенная, настороже, погрязшая в болоте фактов и вежливости и всех многочисленных сторон разных вещей. Я бы хотела, чтобы у меня была твоя… Тиш однажды назвала это „одержимостью одной идеей".

— „Вы мои особые покровители и покровители всех вновь обращенных, — медленно произнес Том голосом, каким он обычно цитировал, — …всех, кому предстоит совершить утомительное путешествие к истине, всех, кого запутали знания и предположения, всех, кто из-за вежливости делает себя соучастником вины, всех, кто находится в опасности из-за своих талантов".

Он повернулся ко мне и улыбнулся.

— „Ради Того, кто не отверг твой необычный дар, молись всегда за познавших, за уклонившихся, за слабых, — продолжал Том. — Пусть не будут они забыты у Трона Господня, когда сирые и убогие обретут царствие свое".

Я ничего не сказала, и его улыбка стала еще шире:

— Это отрывок из Ивлина Во.[104] „Молитва Хелен трем волхвам". Много лет тому назад я вычитал это в его биографии. Мне всегда нравились эти строки. Когда я встретил тебя, я вновь вспомнил „Молитву Хелен"…

Я закрыла лицо ладонями, но рыдания прорвались сквозь мои пальцы.

Том подошел к решетке, протянул через нее руку и коснулся моей обнаженной руки. Не схватил ее, а просто прикоснулся, легко и нежно, а затем убрал свою ладонь.

— Никогда в жизни я не хотел причинить тебе страдания, — произнес он.

Я встала, повернулась к двери и пошла по коридору.

— Я позвоню Тиму Форду, — проговорила я, пытаясь справиться со своим голосом. — Если он сможет приехать, я оставлю для тебя сообщение у дежурного. Я просто скажу: „Ваша встреча подтверждается" или что-нибудь в этом роде. Если он не сможет, я передам, что встреча отменена.