– Так точно! – на правах командира отделения пробасил Простаков. – Это... можно задание уточнить? Значит, на огороде земля, как пух, и мы домой?

– Во, ты глянь, дошло все-таки! – искренне удивился Стойлохряков. – И даже тебе, мосол, это зачтется, хоть ты и не будешь ковыряться. А почему, я тебе сразу скажу. Потому что в отделении у тебя, – комбат обвел взглядом короткий строй, – еще не все пока что дембеля. Чтобы им не скучно было, пока остальные аккорд берут, ты их, Простаков, будешь караулить на шестом посту. То есть с ними караулить шестой пост. Два дня, поскольку ваш взвод туда завтра заступать собирался. Твой командир оттуда нынче сменился, а место начкара там, как он мне однажды верно заметил, сержантское. Вот и будешь там, пока все долбятся. Что, умнее подполковника Стойлохрякова, да? – Комбат оскалился и радостно ударил себя кулаком одной руки по сгибу другой. – Вот, умники, чего вам в мозги! Молодых припахать решили? На быке вашем сибирском, как на тракторе, все за час вскопать! Хер вам, товарищи, хер в задницу! А чтобы не жаловались, что шибко хитрая задачка, командир у вас – с ну очень высшим образованием, карандашик должен уметь в руках крутить. Пусть покрутит! Всем все понятно?!

– Так точно, товарищ подполковник, – угрюмым хором отозвались химики.

– Ничего, т-товарищ комбат, сделаем. – Мудрецкий криво усмехнулся. – И н-не такое б-бывало! С-справлялись.

– Ню-ню, – Стойлохряков сложил губы трубочкой, повернулся к лейтенанту и умильно почмокал. – Ты мой умненький! Только учти: Шпындрюк не зря у меня вас просил, а не трактор взял. Если думаешь, что вы с Валетовым опять кого-нибудь купите – то и тебе хер!

– Да ничего, – пожал плечами Юрий. – На хрена нам твой... ой, простите, ваш Шпендрик? Мы уж и сами. Все по науке, не волновайтесь...

– Давай-давай. – Комбат помахал ладошкой. – Справляйся. А я завтра вечером погляжу на результат...

– Прос-стите, товарищ по-полковник, но вы вроде сут-тки дали? – качнулся в сторону Стойлохрякова взводный. – А п-пока мы инстр-румент получим, дойдем – эт-то считается или как? Опять-таки аккорд, он дембельский, а отбой по распорядку.

– Ну, хрен с тобой, – отмахнулся довольный подполковник. – Завтра с утра начинай и до послезавтра до девяти управляйся. Но ты сам сказал – отбой по распорядку, понял! – Стойлохряков мерзко хихикнул. – Нешто я тебе дам потревожить сон дорогого моего Архипыча! Так что не надейся. Ночью ковыряться не будете. Завтра к ужину свернетесь, а там как уж тебе судьба ляжет!

На следующий вечер к ужину, как ни странно, огород был вскопан. Ломами. К приезду комбата эти ломы были из последних сил вбиты в край ровного, чуть ли не по камешку просеянного садового участка. Земля была взрыхлена – осторожненько, чтобы ничего не повредить – даже под деревьями и забором, возле курятника и свинарника. Не вскопанными остались разве что выложенные кирпичом дорожки.

Бойцы во главе с лейтенантом держались за ломы, чтобы не упасть. Чуть получше выглядели только Валетов и Бабочкин, но и они не спотыкались и не падали исключительно из-за того, что к их кирзачам были прикручены глубоко вонзившиеся в землю альпинистские «кошки». Малорослым дембелям с ломом управляться было до крайности неудобно, и Мудрецкий использовал их как две живые бороны. Благо у старлея Бекетова в заначке нашлось удивительно подходящее для этого снаряжение.

В сопровождении хозяина участка подполковник Стойлохряков принимал работу. Шел по дорожке, время от времени останавливался и брезгливо ковырял ботинком бархатистую почву. Сзади шел глава сельской администрации, восхищенно крутил головой и хватался за мелкие комочки грунта. При первом же прикосновении комочки разваливались почти что в пыль. Но не слишком мелкую – как раз такую, как нужно. Биологическая наука в лице Мудрецкого и сельский опыт дембеля Бабочкина сошлись во мнениях именно на таком размере.

– Ты погляди, Валерьич, – наконец выдавил из себя Шпындрюк. – Ведь как сделали, а?! Ну, был я на выставках, даже в Москве, но так ни один агроном на моей памяти землю-то не причесывал! Может, ты их еще оставишь послужить? Пусть они мне расскажут, как можно такое за день сделать!

– Ну и как же, лейтенант? – хмуро обернулся Стойлохряков. – Объясни!

– Ручками, товарищ комбат, ручками. Вот этими, – пересохшим горлом каркнул Мудрецкий и с трудом оторвал от лома одну ладонь. Показал ее проверочной комиссии – пятерня, как в перчатку, была обернута в грязный, наклеенный вкривь и вкось лейкопластырь. – И головой. И еще – очень уж всем отсюда хочется!

– Во! Слышал, Архипыч? – поднял палец комбат. – Твои алкаши в жизни так не справятся – ни за бутылку, ни за литр! А если солдату дембеля хочется, он тебе вилкой море выкопает и спичкой гору сдвинет! Ну что, обормоты, думаете, взяли аккорд?

Две или три головы устало кивнули, остальным не хватило сил и на этот несложный жест.

– А я вот сейчас проверю. Было задание – как пух, на штык лопаты. Протопоп Архипыч, где у тебя инструмент?..

Из сарая была извлечена штыковая лопата, при виде которой кто-то из химиков не выдержал и зарыдал, но тут же был остановлен ударом в ухо. Поскольку у боевого товарища половина сил ушла не на замах, а на подъем руки на нужный уровень, удар получился не слишком сильным – ухо упруго отбросило кулак и даже не покраснело при этом.

Лопата была здоровенная, треугольная, и длина ее штыка чуть ли не вдвое превышала стандартную армейскую, наизусть и до рефлекса заученную любым, кто копал окопы полного профиля. Комбат то ли бережно, то ли брезгливо держал ее двумя пальцами за кончик черенка. Вынес на середину огорода, вытянул руку – не вверх, вбок, от острия до земли расстояние было пальца три – и выпустил.

Тронутая ржавчиной незаточенная железка ушла в произведение солдатского искусства по самые отогнутые плечики. Черенок торчал из земли, как показанный подполковнику Стойлохрякову средний палец над грязным кулаком.

– Штык, товарищ комбат, – выдохнул Мудрецкий и утер непрошеную слезу. – Полный штык.

– Вижу, есть у вас мягкие местечки. А ну-ка все проверю! – Подполковник заметался по кирпичным дорожкам, выискивая брак в работе. Бесполезно. В любом месте лопата показывала комбату все тот же неприличный жест.

– Да оставь ты их, Петр Валерьич! – наконец вступился за солдат хозяин участка. – Видишь же, все сделали, и ни веточки не тронуто! Ну я же и сам не ожидал, чтобы твои раздолбаи так все чистенько... Отпусти ты их, лучше уже не будет!

– Погоди, Архипыч. – Стойлохряков нагнулся и поднял у самой дорожки комок земли размером с десятикопеечную монетку, не больше. – Это что?! Это что, я вас спрашиваю?!

– Это с ваших берцев, товарищ подполковник, – спокойно ответил Мудрецкий. – Видите, наискось вдавлено? И глины здесь такой нету, здесь только чернозем. У нас возле парка такая глина...

– Не вижу! Ни хрена не вижу! – радостно взревел комбат. – Вижу, что аккорд не взят! Все, сволочи, вы у меня будете копать отсюда и до конца июня!

– Товарищ подполковник, уговор был – сутки, до девяти завтрашнего утра! – Лейтенант не уступал. Терять ни ему, ни его солдатам было нечего.

– Уговор, говоришь?! – Стойлохрякова перекосило. – А вот тебе уго... Ладно! Уговор так уговор, – внезапно согласился он. – Можете пока что поковыряться здесь. Но кто это там мне про распорядок говорил, ась? Через десять минут ужин, так что ломики положили и быстренько побежали, попробуйте мне не успеть! А мы тут с Архипычем посидим, уговорим чего-нибудь за ваши успехи... завтрашние. Потому что я вас и после отбоя проверю, и до подъема, и на завтраке. У вас после завтрака будет целых полчаса на то, чтобы взрыть все заново и в мелкий песок! В пух и прах, лейтенант Мудацкий!

– Мудрецкий, – все так же спокойно прохрипел Юрий. – Понял, товарищ подполковник. В пух и прах. Сделаем. Разрешите идти?

– Давай-давай, вали отседова! – Комбат повернулся к ошарашенному главе администрации. – Вот так, Архипыч, их воспитывать надо!