Ясно, что врач, видевший на голове покойного одну ссадину, пришел к убеждению, что смерть последовала от одного удара, а следователь, знавший, что каждый из заподозренных ударил Филаретова колом по голове, не знал, чей удар разбил ему голову, т.е. виноват ли один по ч. 2 ст. 1484, а другой по 2 ч. 1483 ст., или оба виноваты по 2 ч. 1484 ст., и, чтобы легче было закончить дело, обратился к спасительной (для плохого следователя) 2 ч. 1490 ст. Он спросил врача, могло ли повреждение черепа произойти также от нескольких ударов. Врач забыл, что снаружи была лишь одна ссадина, и ответил, что могло быть несколько ударов. Очень просто, не правда ли? А последствие – каторга для двух человек, подлежавших по закону только тюремному заключению (оба были несовершеннолетние). Если бы защитник отнесся с большею вдумчивостью к делу и разъяснил присяжным различие 2 ч. 1484 и 2 ч. 1490 ст., указав и на то, что второе преступление считается по закону несравненно более тяжким[2] , он мог бы исправить преступную небрежность в привлечении обвиняемых и предавании их суду и спасти их от каторги. Судьи, единогласно признавая, что деяние подсудимых подходит под 2 ч. 1484 ст., поставили дополнительный вопрос, но присяжные, к сожалению, признали их виновными по основному. Защитник обжаловал неверное предание суду, но сенат, вопреки многократным своим разъяснениям, оставил жалобу без последствий. 4 июня 1907 года на Петергофской сессии нашего суда разбиралось дело о кр. Алексее Николаеве. После продолжительной праздничной попойки он безо всякого основания нанес несколько ударов колом или поленом одному из своих товарищей; тот умер. Перед этим была пустая ссора, взаимные угрозы, но никакой вражды между ними не было. Подсудимый признал себя виновным, сказав только (и, как думали судьи, вполне искренно), что не помнит, как бил покойного; свидетели удостоверили, что Николаев был хороший работник, не драчун и не задира; он не судился раньше ни за кражи, ни за убийство. В обвинительном акте стояла 2 ч. 1490 ст. Судьи, с согласия обвинителя, заранее решили удовлетворить предполагаемое ходатайство защитника о дополнительном вопросе по 2 ч. 1484 ст.. Но защитник, совершенно неопытный и, вероятно, несведущий человек, ограничился просьбою к присяжным о снисхождении. Судьи, ошибочно не признавая за собою права поставить дополнительный вопрос по собственному усмотрению, ограничились одним вопросом по признакам 1490 ст. Присяжные признали Николаева заслуживающим снисхождения, и суд, назначив наказание в низшей мере, приговорил его к каторге на четыре года.

Остановитесь и подумайте об этом, читатель.

14 июня на сессии в Ямбурге слушалось дело об Иване Иванове, обвинявшемся по той же 1490 ст., при той же обстановке, как и в деле Николаева. Два обстоятельства еще более смягчали вину подсудимого: он был несовершеннолетний, и в свидетельских показаниях промелькнуло предположение, что он бросился на убитого, чтобы предупредить нападение его на своего отца. Защитник говорил с необыкновенной страстностью и самоуверенностью. Речь прокурора представлялась ему сплошным недоразумением, обвинение по 2 ч. 1490 ст. было бы явным беззаконием; признание невиновности даже в убийстве в драке было бы глубокой несправедливостью со стороны присяжных; самое предание суду было непростительной и жестокой ошибкой судебной власти, и единственный ответ, возможный в настоящем возмутительном деле, это «Нет, не виновен». Так приблизительно говорил защитник; он потребовал дополнительного вопроса не только по 2 ч. 1484, но и по 1465 или 1464 ст., и председателю стоило немало труда разъяснить ему настоящий смысл этих законов. Суд предложил присяжным три вопроса: по 2 ч. 1490, по 2 ч. 1484 и по 1465 ст. ул., но никто, кроме защитника, уже не сомневался в исходе дела. Присяжные ответили на первый вопрос: да, виновен, и не дали снисхождения. Судьи от себя понизили наказание на две степени и ввиду несовершеннолетия подсудимого приговорили его к каторге на 2 года 8 мес.

Кто виноват?

Для законного состава 2 ч. 1490 и 1489 ст., на которую ссылается первая, нужны три условия: а) должны быть нанесены побои, б) эти побои должны быть тяжкими и в) их последствием должна быть смерть; этот третий признак покрывает условие, указанное в 1489 ст., – «подвергающие жизнь опасности», ибо от ударов, не опасных для жизни, люди не умирают. Выражение «с умыслом» есть общее условие вменяемости и, как правильно разъяснил сенат, не имеет существенного значения. При наличности указанных условий 1489 и 2 ч. 1490 ст. применимы к действиям виновного независимо от свойства умысла, т.е. действовал ли он с заранее обдуманным намерением, с умыслом внезапным или в запальчивости или раздражении. 2 ч. 1484 ст. предусматривает нанесение в запальчивости или раздражении ран или увечий, последствием которых была смерть; из сопоставления ее с ч. 1 той же статьи видно, что вся статья распространяется и на «иное повреждение здоровья»; это также признано сенатом в реш. 1874 г. № 68. Таким образом, во 2 ч. 1484 ст. также заключаются три условия, а именно а) должны быть нанесены увечья, раны или иное повреждение здоровья, б) они должны иметь последствием смерть и в) виновный должен находиться в состоянии запальчивости или раздражения. Кроме этих трех условий, здесь подразумевается четвертое: повреждение должно быть тяжким, ибо смерть от незначительного повреждения, как и смерть от таких побоев, подходит под 1464 ст. улож. (решение 1874 г. № 453, 1873 г. № 520 и др.).

Итак, 2 ч. 1484 ст. предусматривает всякое тяжкое повреждение здоровья, повлекшее за собою смерть и причиненное в состоянии запальчивости или раздражения; 2 ч. 1490 ст. карает тяжкие побои, имевшие последствием смерть и причиненные во всяком вменяемом душевном состоянии виновного, в том числе и в запальчивости или раздражении. Существенное различие обеих статей должно, по-видимому, заключаться в свойстве насилия: в одном случае побои, в другом – повреждение здоровья. Но смерть не может произойти только от побоев, хотя бы и тяжких; смерть наступает от кровоизлияния в мозг, от шока и т. п., т.е. всегда от некоторого повреждения здоровья, произведенного побоями. Из этого с необходимостью вытекает вывод, что внешние свойства повреждений не могут служить признаками различия между 1484 и 1490 ст. С другой стороны, нельзя допустить, что одно и то же преступление предусмотрено в двух разных статьях закона с совершенно различными наказаниями. Это рассуждение приводит к заключению, прямо противоположному разъяснениям сената к 1489 ст., но вполне согласному с буквальным смыслом закона и с требованиями справедливости, а именно – 2 ч. 1490 ст. может быть применяема только к таким тяжким побоям, которые сопровождались особой жестокостью или особыми страданиями жертвы, т.е. могут быть приравнены к истязаниям или мучениям; во всех других случаях наказание за тяжкие побои, нанесенные в запальчивости или раздражении и повлекшие смерть, должно быть назначаемо по 2 ч. 1484 ст. Простыми словами можно сказать, что если человек заколотил другого до смерти нещадным битьем, то он заслуживает каторги, а если пострадавший умер от двух-трех ударов, то виновный подвергается лишь исправительному наказанию; за такие удары нельзя наказывать так, как справедливо наказать человека, сжегшего другого живьем или уморившего его голодом (истязание).

Если прокурор возразит защитнику, что такое толкование закона противоречит сенатским разъяснениям, ему можно доказать, что он ошибается. В решении 1876 г. № 69 по делу Константинова сенат признал, что «нанесение в запальчивости и раздражении, но однако умышленно, поленом или другим подобным орудием нескольких ударов по голове, раздробивших череп и произведших кровоизлияние в мозг, последствием чего была смерть побитого, подходит под 2 ч. 1484 ст.». Никто не станет утверждать, что «несколько ударов» поленом по голове не суть побои; эти удары раздробили череп; никто не решится сказать, что они не были тяжкими, когда они имели последствием смерть. Почему же сенат признал, что деяние Константинова подходило под 1484, а не 1490 ст.? Только потому, что в вопросе присяжным было сказано «удары», а не «побои»? Если держаться взгляда, выраженного сенатом в этом деле, то, я думаю, не менее трети дел, направляемых теперь прокуратурой по 2 ч. 1490 ст., должны быть направляемы по 2 ч. 1484 ст. Решение по делу Константинова – очень старое, но нет никаких оснований назвать его устаревшим, ибо оно никогда не было и, как верное, никогда не может быть опровергнуто.