Вспоминается мне затем другой летний день. Мы с приятелем решили провести воскресенье на Волге. Заплатив за пользование лодкой по пятерке, мы уже взялись за весла, но были остановлены лодочником:

— А залог?

И он ткнул пальцем в соответствующий пункт прибитой к его будке обширной инструкции, из которой явствовало, что «прогулочное судно предоставляется под залог документа, удостоверяющего личность».

Отправляясь на прогулку, мы, конечно, не взяли с собой никаких документов и стали упрашивать лодочника поверить нам на честное слово.

— Ишь, какие! — ответил лодочник. — Про честное слово в инструкции ничего не сказано.

И отобрал у нас весла.

Уныло возвращаясь домой по пыльным городским улицам, мы тщетно пытались разгадать ход мыслей автора злополучной инструкции. Неужели, думали мы, жители нашего города специально посвящают свой выходной день разграблению лодочных станций? И почему именно нам, двум комсомольцам, должна прийти в голову мысль обзавестись за государственный счет собственным «прогулочным судном»?

Конечно, в этих рассуждениях было много наивного, но ведь юности это свойственно!

Позднее, уже в зрелом возрасте, я поехал в дом отдыха. Это был первый в моей жизни «организованный» отдых. Две недели пролетели незаметно: я ходил на лыжах, бродил с ружьем по заячьим следам, ловил рыбу. И вот в отличном настроении, с чемоданом в руках, я направляюсь к автобусу, который доставит нас, группу отдыхающих, к поезду.

— Гражданин, а где ваш обходной лист?

Я останавливаюсь в недоумении. Дежурная медицинская сестра разъясняет, что отдыхающий может покинуть дом отдыха, лишь предъявив бумагу, в которой сестра-хозяйка, заведующая библиотекой, физкультурник, культурник и многие другие своими личными подписями удостоверят, что за ним не числится никакое казенное имущество.

Приходится бежать за обходным листом. Но время позднее, обслуживающий персонал разбрелся кто куда.

Возвращаюсь с обходным листом лишь через час. Автобуса уже, конечно, нет, и я должен с тяжелым чемоданом в руках шагать четыре километра до станции, а потом всю ночь ждать следующего поезда. Что ж, может быть, это и к лучшему! Во всяком случае, у меня есть достаточно времени, чтобы оценить по достоинству мудрость и предусмотрительность человека, учредившего в домах отдыха и санаториях обходной лист — документ, автоматически зачисляющий всех сердечников, диабетиков и язвенников в разряд клептоманов, помышляющих лишь об умыкании столовых приборов, простынь, шезлонгов, гипсовых статуй и прочих предметов санаторного обихода.

Было бы утомительно описывать все подобного рода столкновения с упомянутым в начале нашего повествования служебным лицом. Было время, когда я с горечью думал, что мне отказывают в минимальном доверии разные люди. Позднее я понял свое заблуждение. Каждый раз предо мной представал все тот же смотритель буфетов Сарептской ветки, хотя обличье его менялось. Убедился я и в другом заблуждении: оказывается, он отравлял жизнь не мне одному.

Вот сегодня в редакционной почте я нахожу несколько читательских жалоб. Гражданин К.М.Лабазин из г. Туапсе сообщает, что после смерти отца его мать, 79-летняя Ирина Акимовна Лабазина, стала хлопотать о назначении ей пенсии. Наряду с другими документами от нее потребовали представить свидетельство о браке. Но И.А.Лабазина вступила в брак 59 лет назад, и этот брак был оформлен сельским священником где-то в Пензенской области. Естественно, что она не может представить требуемого свидетельства по той простой причине, что его не существует в природе. На кого жалуется К.М.Лабазин? Все на то же административное лицо! Он спрашивает, неужели его престарелая мать, прожившая со своим мужем долгую жизнь, будет лишена пенсии из-за какой-то бумажки?

Аспирант В.Ефимов из г. Подольска пишет о следующем случае. Желая приобрести сезонный билет на пригородный поезд, он предъявил в кассу Курского вокзала свой паспорт, справку с места работы и фотокарточку. Кассир отказал в выдаче билета.

— Ваша фотография не в порядке, — заявил он.

— Что, разве я на фотографии не похож на себя?

— Нет, я вижу, что вы это вы, но данный факт надо подтвердить.

— Каким образом?

— На фотографии должна быть печать и подпись.

— Чья подпись?

— Административного лица.

В.Ефимов жалуется на Министерство путей сообщения, издавшее инструкцию о порядке выдачи сезонных билетов, хотя, по справедливости, ему нужно бы жаловаться на нашего смотрителя станционных буфетов Сарептской ветки, потому что, без сомнения, именно он является автором этой инструкции.

Именно он приложил руку и к следующему документу:

Только по этому документу, заверенному домоуправлением, школьнику выдадут в библиотеке книгу.

Родитель, вскормивший и воспитавший свое дитя, ручается за него перед обществом, перед государством всей своей жизнью, своей честью, совестью. Но для героя нашего повествования этого ручательства мало. Ему нужна бумага, скрепленная печатью, он верит только ей.

Он не доверяет не только родителям, но и детям. Дочку одного моего знакомого записали в школу фигурного катания. С первого занятия на стадионе, куда она ездила с бабушкой, Машенька вернулась сияющая:

— Папа, папа, смотри, что мне дали!

Отец подумал, что, вероятно, его дочке подарили за прилежание какую-нибудь игрушку. Но нет. Шестилетняя Машенька выложила отцу свой… служебный пропуск. Коленкоровая обложка. Текст, отпечатанный типографским способом. Подпись. Фотография улыбающейся Машеньки. И через всю фотографию — круглая печать.

Даже шестилетний карапуз должен иметь документ, удостоверяющий его личность!

Наше социалистическое общество сильно и непобедимо своей верой в человека. Несколько лет назад партия собрала со всех концов нашей страны тысячи людей и сказала им: «Вот перед вами мертвые степи, вы должны оживить их». Этим людям, в большинстве своем молодым и неопытным, партия и правительство доверили неисчислимые богатства: технику, материалы, средства. И юные, молодые с честью оправдали это доверие.

Нигде в мире нет такого гуманного отношения к человеку, как у нас, в стране социализма. Не так давно правительство объявило, что те из завербованных иностранными разведками лица, которые добровольно явятся с повинной и искренне раскаются в совершенных преступлениях, не только не будут преследоваться, но им будут возвращены все права советских граждан. И теперь те, кто честно раскаялись и принесли повинную, стали полноправными членами советского общества. Это ли не пример величайшего доверия к человеку?

Но наш герой глух к этим замечательным явлениям советской действительности. Его заскорузлый ум не в состоянии ни понять, ни прочувствовать эти факты.

Жители молодого города, урывая часы от своего отдыха, заложили для себя парк, посадили молодые деревца, развели цветы, построили беседки, площадки для игр. Какая это радость — творить для себя, своими собственными руками! Но вот появляется административное лицо — и радость растоптана.

Холодной рукой оно украшает парк по своему разумению:

В представлении этого администратора жители города — скопище каннибалов, которые только и ждут момента, чтобы с дикими воплями ворваться в созданный их же руками парк и безжалостно его уничтожить.

Я хочу, чтобы читатель меня правильно понял. Нет, я совсем не выступаю за отмену всяких ограничений и норм. Нельзя жить в обществе и быть свободным от его правил и норм. Тот, кто нарушает эти правила, заслуживает самого сурового осуждения.

Это так понятно, что вряд ли нуждается в специальных разъяснениях…