Геноцид в Руанде, когда в 1994 году хуту убили около 800000 человек, имел четкие политические цели. Жертвами в основном были тутси, однако и множество умеренных здравомыслящих хуту было убито по причине недостаточной «радикальности», из-за которой их сочли «врагами». Истребление тутси было не простым делом, во многом потому, что большинство хуту было вооружено лишь мачете (которые для этого были импортированы из Китая), тем не менее быстрота убийств тутси в три-четыре превосходила темп нацистов, уничтожавших евреев73. Речь идет не «просто» об убийствах, но и о насилии, пытках, нанесении увечий и пр. Можно вспомнить о событиях в Индонезии: в 1966 году правительство Индонезии обвинило этнических китайцев в сговоре с коммунистами и убивало сотнями тысяч - а когда индонезийцы захватили Восточный Тимор в 1975 году, было убито около 200000 человек, третья часть всего населения. Можно и дальше продолжать перечислять преступления геноцида и им подобные страшные преступления.

При коммунистическом режиме по большому счету проводился не геноцид, поскольку агрессия была направлена на население собственной страны и могла коснуться кого угодно, а не отдельно взятые группы. В самых больших лагерях ГУЛага, к примеру на Колыме, было совершено столько же убийств, что и в концентрационных лагерях. В нацистских лагерях людей подвергали газации, а в коммунистических по большому счету морили голодом. Сходство между нацистами и коммунистами особенно подчеркивается тем фактом, что многие концлагеря, такие, как Бухенвальд и Заксенхаузен, после капитуляции Германии были вновь открыты русскими и заполнены нацистами и другими политическими заключенными - случалось даже, что некоторые бывшие военнопленные опять оказывались в тех лагерях, из которых недавно были освобождены. Хотя заключенных в лагерях было значительно меньше, чем при нацистах, речь тем не менее идет о 120000 пленных, из которых 45 ООО умерло от голода, болезней или истощения или же были казнены74. Нацисты сумели убить 25 миллионов человек за несколько лет. Коммунизм за несколько больший период времени убил по меньшей мере 100 миллионов75. Обе системы имели примечательную особенность - готовность пожертвовать человеческой жизнью ради «высших» целей. Мао считал, что один из 20 человек является врагом народа,- из этого следует, что тридцать из шестиста миллионов людей, живших в то время в Китае, должны были быть устранены. Возможно, он спокойно допускал возможность гибели половины населения в атомной войне, ведь их все равно много76. Интересы отдельной личности считались иррелевантными. Сложно сказать, сколько людей было убито при Мао, однако речь может идти более чем о 60 миллионах -из которых 20-30 миллионов погибло от голода только в период между 1958 и 1962 годами, так же как сегодня мы видим, что население Северной Кореи страдает от катастрофического по своим масштабам голода. Смерть этих людей не принималась в расчет или же оправдывалась высшей целью. В Камбодже из восьмимиллионного населения предположительно два миллиона человек было убито Красными кхмерами. Убийство более четверти населения собственной страны, согласно политической программе, - ужасные последствия тоталитарного мышления. Однако важно отметить, что не что иное, как представление о благе, в значительной мере было основой этих массовых убийств - представление о благе, которое привело к величайшему злу.

Зло - как незначительное, так и серьезное - может иметь множество причин. Важно помнить об этой комплексности и не редуцировать всякое зло до одной-единственной формы. Многие теории зла рассматривают в качестве цели действия вред как таковой, т.е. зло при таком воззрении становится самоцелью. Именно это я называю «демоническим» злом, однако эта форма зла не является преобладающей. Редуцирование всякого зла до демонической формы в теориях приводит к тому, что мы упускаем из поля зрения все прочие виды зла. Такой односторонний подход, включающий в себя рассмотрение лишь демонического зла, также приводит к тому, что проблематика зла становится несоотносимой с нашим представлением о себе, поскольку мы не смотрим на самих себя как на «бесов». Зло не является привилегией «беса», и большинство из тех, кто участвовал в совершении преступлений геноцида, о которых говорилось выше, были совершенно обычными людьми без какой-либо явной склонности к садизму. Все мы, при определенных условиях, способны совершать ужасные вещи в отношении других людей. Главное понять, что это за условия. Этот вопрос поднимается в «Антропологии зла» - II части книги.

Зло в первую очередь является категорией нравственности и относится к поступкам человека. Важно понять, почему мы совершаем зло, но не менее важно определить, что мы должны предпринять в отношении зла. Тогда мы покинем описательную сферу и войдем в область нормативной этики и политической философии, туда, где существует реальная проблема зла. В «Проблеме зла» - III части книги, я попытаюсь показать, что проблема зла - практическая проблема. Мешать злу и предотвращать его важнее, нежели объяснять, как оно пришло в мир. Проблему зла нельзя ограничивать теологией или естествознанием, равно как и философией, это - проблема нравственная и политическая. Поэтому одной из важнейших задач этой книги является искоренение того, что я понимаю как теоретический тупик - не в последнюю очередь теодицей, которые рассматриваются в I части, - уводящий от конкретного зла к абстракциям, за которыми мы уже не видим реальную проблему.

ТЕОЛОГИЯ ЗЛА

ТЕОЛОГИЯ ЗЛА

Примо Леви писал: «Если есть Освенцим, то Бога нет»77. Леви, переживший годы Освенцима, повторил это утверждение в 1987 году за несколько дней до своей смерти - судя по всему, он совершил самоубийство. Персонажу романа Достоевского Ивану Карамазову не требуется чего-либо столь же радикального, ему достаточно в качестве аргумента слезинки одного ребенка. Наверное, можно назвать утверждение Леви прямым аргументом против существования Бога, тогда как довод Карамазова - аргументом логическим. Очевидно, что количество зла, совершаемого на земле, несовместимо с верой в доброго, всемогущего Бога78, а с точки зрения логики сам факт существования зла исключает такую веру79. Довод логики показывает противоречивость теизма, с другой стороны, прямой аргумент демонстрирует его невероятность.

Рассуждения Ивана основаны на признании факта невинности ребенка. Он считает, что страдания невинного ребенка являются недопустимым злом. В одном из писем Достоевский писал: «Мой герой берет тему, по-моему, неотразимую: бессмыслицу страдания детей и выводит из нее абсурд всей исторической действительности»80. Иван начинает с того, что указывает на разницу между детьми и взрослыми: