Она показывала клюкой в разные стороны.
— Он сначала приехал, попробовал водицы — помогает. Дома пожил, снова плохо. Ну мы и переехали сюда. Дом построили, вон за тем лесом, работали в винсовхозе. И боли у него прошли. Он все ключи обустроил и часовню на вон том холме поставил, — она повернулась лицом к вилле.
— Да вот сломали ее, — голос ее дрогнул, — домище этот построили. Хорошо еще Матвей Поликарпович мой этого не увидел, три года уже скоро будет как умер. А я вот все живу, за водой сюда хожу, она для чая хорошая, да и так. Приду, посижу, мужа помяну, да и домой.
Она замолкла, и Стриж не удержался от вопроса:
— Вы что же теперь, совсем одна живете?
— Нет. Наш дом первый был, а потом еще восемь пристроили. Место, говорят, хорошее, и виноградники рядом. Так что я не одна. И место то зовут теперь Матвеев хутор.
Голос ее дрогнул, во взгляде засверкала слеза. Она вытерла ее уголком платочка.
— Пойду я, люди добрые. Отдохнула, поговорила, как воды напилась.
Она взяла свой кувшинчик, повернулась уходить.
— Бабушка, а почему вы решили, что мы люди добрые? — неожиданно задал вопрос Андрей.
— Да людей ведь видно. Ни зла, ни добра внутрь не спрячешь. До свидания. Дай Бог вам всего хорошего.
Она еще раз перекрестилась перед уходом на родник и, уже уходя, вздохнула:
— Кружечка раньше здесь была, маленькая, серебряная, специально для прохожих путников, да вот нету…
Она как-то покосилась в сторону уродливой хоромины, вздохнула и пошла по своей тропинке.
— Бабушка, а кто здесь живет? — крикнул ей вслед Стриж.
— Да кто его знает, заборы больно высокие.
Стриж и Андрей еще долго сидели на скамеечке, глядя на неторопливое течение хрустальной струи.
— Вот человек прожил, — негромко сказал Стриж. — За родину воевал, дом построил, ключи обустроил. Не зря прожил. А мы зачем живем, а Андрюха?
Тот обнял его за плечи.
— Ты знаешь, брат, я все-таки думаю, что мы уменьшаем в этом мире количество зла.
— Может, и так, — вздохнул Андрей, — но только после этого дети слишком часто остаются сиротами.
Они посидели еще на скамеечке, послушали голоса птиц над головой, напоследок снова напились родниковой водицы. Прошлый раз они сгоряча даже не поняли, что она из себя представляет, ледяная — и все, и только теперь до конца ощутили ее необычный, необъяснимый запах и вкус.
— Ну что ж, надо ехать, искать этого Бецу, подставлять под пули свои задницы, — невесело пошутил Стриж, снимая с руля шлем.
— Лучше задницу, чем голову, — в тон ему ответил Андрей, и вскоре они уже ехали по лесу. У ворот виллы притормозили и, неодобрительно осмотрев двухметровый забор и мощнейшие, впору какому-нибудь замку ворота, свернули на дорогу к морю.
А за забором, уютно устроившись на солнышке в шезлонге, сладко подремывал Григорий Васильевич Беца. Услышав шум мотора, он вздрогнул со сна и крикнул подручному:
— Шур, глянь, кто это там гоняет вокруг дачи.
Качок не спеша подошел к двери, поглядел в смотровое оконце.
— Рокеры какие-то, — отозвался он, увидев удаляющийся мотоцикл.
— А, покойники в отпуску, торопятся обратно, — проворчал Беца, доставая из маленького переносного холодильничка бутылочку с пивком. Отпив немного, он приложил ледяной ее бок к одному из пострадавших от княжеской экзекуции глаз. Затем глянул на часы и забеспокоился. Время уже клонилось к вечеру, а его орлы не подавали ни звука.
"Неужели не клюнул?" — забеспокоился Беца. Он взял со столика радиотелефон, набрал сначала один номер, затем другой. Но и «БМВ», и «опель» молчали.
Потратив на вызовы битых полчаса, Беца начал понимать, что случилось что-то не то. Ему до смерти не хотелось звонить Князю, Горыныч прекрасно понимал — оплошай он и в этот раз, Князь точно отправит его на небеса. Беца даже представил, как это будет — сидит он вот так же в шезлонге, откуда-то вылетает нож, и вот он уже с кинжалом в глотке. Чертыхнувшись, он положил телефонную трубку. Только через час он решился позвонить Князю. Но тот уже все знал.
26
На одном из поворотов Стриж резко затормозил.
— Кажется, мы поспешили.
Отсюда хорошо было видно место падения «опеля». Наверху, на дороге, стояло несколько машин, а внизу, в море, слегка покачивался на волне хорошо знакомый ему водолазный катер морского порта.
— Ну и что делать? Другой дороги нет? — спросил Андрей.
— Первым делом надо смыться с глаз, — решил Анатолий и развернул мотоцикл в другую сторону. Вскоре они остановились на том же самом перекрестке.
— А точно другой дороги нет? — повторил свой вопрос Андрей.
Стриж покосился на друга.
— Есть. Через Грузию. Годится? Я эту дорогу как свои пять пальцев изучил, справа море, слева горы. Последний съезд, тот, по которому мы сюда попали.
Они немного помолчали. Можно было переждать до темноты, но жаль было так бездарно тратить драгоценное время. Волновало их и то, что они ничего не знали о положении оставшихся в городе друзей и подруг. Андрей очень боялся, что им также подготовили какую-нибудь пакость. Перебирая все варианты возвращения, он все-таки нашел выход.
— Слушай, бабушка ушла по тропинке, тропинка куда-то ведет. Она говорила, что работала в винсовхозе, а это по ту сторону гор, на плато.
— Точно, Андрюха! Не будут же они в круговую ездить. Молодец!
И похвалив друга, Стриж решительно дернул вниз рычаг кикстартера.
Тропинка в лесу за долгие годы протопталась вполне отчетливо. Над ней еще хорошо потрудились, кое-где откатив в сторону большие валуны. Ну а там, где пройдет человек, пройдет и мотоцикл. Только в одном месте пришлось форсировать вброд небольшой ручей. Подвесной шаткий мостик явно не выдержал бы веса их мотоконя, но каменистое дно ручья прекрасно справилось с этой ролью, и все неудобство коснулось только мокрых по колен штанов. Вскоре они выехали к небольшому хутору с аккуратными домиками с побеленными стенами, фруктовыми садами и заасфальтированными двориками за железными оградами, радующими взор витиеватостью узоров. Проезжая по хутору, они увидели на одном крыльце ту самую «путеводную» бабушку, Андрей поприветствовал ее, и она ответила слабым взмахом руки.
"Удивительно уютное место", — подумал Андрей. Примерно то же самое ощутил и Стриж.
Дорога из хутора была грунтовая, но вполне сносная. Сами дома стояли очень удачно, рядом кончались горы и лес, а с другой стороны начиналась равнина с безбрежным морем виноградников. Промчавшись через них несколько километров, друзья вскоре выехали к небольшому селу, одному из отделений совхоза, снабжавшего в былые времена пол-Союза отменным шампанским. Спросив дорогу в город, они уже уверенно держали курс и через час притормозили около своего дома. На балкон тут же выскочил Илья, помахал рукой. Андрей кивком головы как бы спросил: "Как дела?" Илья ответил на том же языке жестов и показал большой палец, а затем призывно махнул рукой — поднимайтесь. Поставив мотоцикл рядом со столиком доминошников и забрав шлемы, Андрей и Стриж направились наверх.
В квартире, к их удивлению, оказался и Винтер. Выглянув из кухни в коридор, он только сказал:
— А, вернулись наконец-то.
И снова исчез на кухне, откуда вскоре послышался дружный женский смех.
— Он давно здесь? — тихонько спросил Стриж Илью.
— Минут сорок как приехал. Удивился, что вас нет.
Их разговор прервало появление Винтера и обоих девушек со всем необходимым для обеда.
— Все к столу, руки мыть! — весело сообщила хозяйка дома.
Анатолия как-то неприятно поразил блеск ее явно накрашенных глаз. Кроме того, она надела одно из своих лучших платьев очень вызывающего фасона. Про это платье покойный Олежка Прилепа как-то сказал, что Ленка в нем выглядит более раздетой, чем если бы была совсем голой. Сосредоточенно моя руки, Анатолий размышлял об этом новом для себя состоянии души — ревности. Неужели и в самом деле?