— Василий Миронович, — ровным голосом, в чем-то невольно копируя Винтера, заговорил Стриж, — у вас скоро самолет, но я вас надолго не задержу. У меня только один вопрос: кто сейчас из вашей финансовой гвардии командует в городе? Проще говоря — кто такой Князь?

Окунь отложил в сторону газету.

— А почему вы спрашиваете об этом меня?

— Но вы-то точно должны знать. Ведь именно он отрезал вам такую выгодную кормушку, да еще и заставил делиться наследством Боцмана и Шварца? Неужели не хочется поквитаться?

Лицо финансиста не отражало ничего, но в голове невидимый компьютер бесстрастно просчитывал вариант за вариантом. Конечно, очень заманчиво было бы рассчитаться с этими заезжими выскочками. В свое время они его очень здорово напугали. А с другой стороны, вполне возможна провокация. Откуда этот парень пришел, кто за ним стоит — неизвестно. Сведя все к итогу, он ответил своим бесстрастным, суховатым голосом:

— Ну, даже если я что-то и знаю, то не намерен делиться информацией с каждым встречным.

Он глянул на часы, поднялся со стула:

— А теперь мне пора, молодой человек.

— Не пожалейте потом, гражданин Окунь, — негромко сказал Анатолий, догнав финансиста у дверей, где он остановился, пропуская в ресторан трех веселых грузин с девицами.

Тот только рассмеялся. Негромкий, чуточку скрипучий смех банкира прозвучал издевательски злорадно. Окунь почувствовал, что от этого человека можно не ждать выстрела в подъезде, а остального он не боялся.

— Не пугайте, молодой человек, — сказал он на ходу, чуть провернув голову, — руки коротки.

— Руки? — переспросил Стриж. Они как раз дошли до широкой лестницы, ведущей на первый этаж. Воровато оглянувшись по сторонам, Анатолий убедился, что на них никто, кроме Винтера, не смотрит, и исподтишка пнул банкира, как раз шагнувшего на первую ступеньку левой ногой, по пятке правой ноги, отчего тот запнулся и, влекомый силой инерции, полетел вниз про лестнице головой вперед, щедро разбрасывая по сторонам свои вещи: газету, дипломат, очки, «Паркер» из нагрудного кармана, ключи, деньги. Прокатившись на пузе чуть не до середины лестницы, Окунь попытался привстать, но попавшая под руку собственная авторучка снова вернула его в исходное положение.

Стриж, заохав, подскочил к лежащему финансисту и, причитая, как родная мать, начал помогать тому подняться.

— Ну что же, Василий Миронович!? Осторожнее надо. В вашем возрасте, с вашим положением поберечься бы.

Топчась вокруг побагровевшего финансиста и засовывая ему в карманы всякую мелочь, Анатолий как бы ненароком раздавил его очки, но все-таки поднял их с пола, и даже попытался с извинениями водрузить их на нос пострадавшего. Видя, что Окунь сейчас разразиться бранью, а то и еще хуже, позовет милицию, Стриж на всякий случай напомнил ему:

— Время, время, Василий Миронович.

Окунь глянул на свой «Лонжин» и, издав какой-то рычащий звук, кинулся к стойке регистрации. С полчаса он проторчал в душном накопителе, все это время с душащей его злобой перебирая варианты мести. Выбравшись, наконец, на воздух, он с облегчением сорвал пропотевший пиджак и, отойдя чуть в сторонку от общей толпы пассажиров, достал из кармана сотовый телефон. Набрав нужный номер, Окунь дождался ответа и ласково поздоровался:

— Добрый день, ваше сиятельство.

— Василий Миронович? — удивленно ответил далекий собеседник. — Что за дурацкие шуточки? Вы вроде бы в Москву собирались?

— Буду часа через два. Но напоследок я тебя хочу порадовать. Один товарищ, зная твой титул, очень хочет узнать и твою фамилию. Я, конечно, не сказал, но имей в виду.

— Кто он, ты его раньше видел?

— Нет, невысокий такой крепыш, голубоглазый.

— Ясно. Что ж, спасибо, что сообщили. Счастливого полета, Василий Миронович, — вежливо распрощался с банкиром невидимый собеседник.

Сунув в карман телефон, Окунь удовлетворенно отправился к аэрофлотскому автобусу, подкатившему, чтобы отвезти к самолету заждавшихся пассажиров.

Между тем человек, разговаривавший с Окунем, откинулся на спинку кресла, с шумом выдохнул из легких воздух и негромко со злостью произнес:

— Ну, Беца… — Не докончив фразы, он резко выбросил вперед левую руку, словно уже бил невидимого противника.

19

Винтер, дождавшись конца разыгранной Стрижом сцены, отвернулся, молча пройдя мимо Андрея, вышел из аэропорта, сел за руль и, не дожидаясь остальных членов его команды, тронулся с места. Впрочем, вскоре он затормозил, дождался кавалькады мотоциклов, и как обычно просигналив, велел пристроиться к нему. Через пару километров он свернул на проселочную дорогу и заехал в какие-то кусты. Выйдя из машины, Винтер в сердцах хлопнул дверцей и неровной походкой стал расхаживать по поляне, дожидаясь, пока подъехавшие соберутся вместе. Убедившись, что все готовы ему внимать, Винтер заговорил негромким, но раздраженным голосом:

— Ну вот, наконец-то я могу поговорить с вами. Ребята, я, конечно, понимаю, что вы не профессионалы, но если вы уж взялись за дело, то будьте последовательны. Мне сказали, что вы не очень довольны всей этой историей с Пежо и Федором? Так?

— Не то, чтоб не довольны, но как-то… Может, лучше было сдать его властям? — ответил за всех Андрей.

Винтер достал из внутреннего кармана плотный белый пакет, вытащил оттуда несколько фотографий и протянул их друзьям.

— Это прислали на той неделе, когда стало ясно, что Пежо скрывается у нас.

Друзья с явным отвращением смотрели на жуткие по своему натурализму цветные снимки. Кадры импортных триллеров по сравнению с ними казались прилизанными и фотогеничными.

— Инкриминировался бы Пежо только этот случай, где он наследил, прямых доказательств по другим преступлениям нет, и я не уверен, что суд вынес бы смертный приговор. У нас сейчас и не такое прощают. Скорее всего, его просто бы заперли в психушку, у Пежо с детства подозрение в шизофрении. А вот это дело рук Федора, — Винтер протянул еще несколько фотографий. — Врач Самсонов. Вся вина в том, что польстился человек на хорошие деньги, согласился не сообщать в милицию о странном больном. Хороший, кстати, говорят, был врач. Двое детей. Жена видела Федора только с затылка, смогли бы мы доказать его вину на суде, еще неизвестно.

Аргументы Винтера явно подействовали на друзей.

— Теперь к вам, Анатолий Васильевич, — Винтер, чувствовалось, подавил в себе гнев, говорил ровным голосом, правда, при этом не смотрел ему в глаза. — То, как вы обошлись с банкиром, иначе как мальчишеством назвать не могу. Вы бы еще из рогатки в него пальнули.

Стриж, чувствовавший свою вину и поэтому также отводивший взгляд, поневоле хмыкнул, представив себе, как целится в прилизанный затылок Окуня из крупнокалиберной деревянной рогатки.

— А вот последствия этой выходки непредсказуемы, — продолжил Винтер. — Чем ответит банкир, неизвестно, но то что он обиды не прощает, это точно, я узнавал.

Он замолк, тяжело вздохнул. Стриж тоже перестал хихикать. Они наконец встретились взглядами, в глазах Винтера проскочила какая-то искра, секунду он еще попытался сдержаться, но потом не выдержал и от всей души захохотал:

— Солидному банкиру… подножку… и он как первоклашка пузом по ступенькам! И эти разбитые очки… с такой рожей… ой, не могу, сейчас взорвусь…

Стриж отчетливо вспомнил нелепую фигуру финансиста в позиции скольжения на животе и тоже дал волю чувствам. Его поддержал Андрей, правда, несколько более сдержанно. Он видел только концовку комедии, багрового от гнева банкира в перекошенных очках с треснувшими стеклами. Остальные двое с недоумением таращились на покатывающуюся компанию.

— Вы чего это заливаетесь? Хоть рассказали бы! — с обидой в голосе сказал Илья. Неожиданный смех друзей неизвестно по какому поводу этот вечный хохмач воспринял как личное оскорбление.

— Потом, — махнул рукой Винтер, вытирая слезы. — Надо ехать, искать подходы к Горынычу.