— Хорошо, — кивнул головой Анатолий. — А теперь скажи, почему ты мне решила помочь?

Он глядел на нее в упор, пристально, словно пытался разгадать ее как загадку. Вера не отвела глаз, только улыбнулась, достала из пачки сигарету, закурила. Даже в этом простом действии проглядывалась какая-то завораживающая красота. Выпустив дым, она помолчала еще секунду, словно решаясь на что-то.

— Ты думаешь, это так легко — быть его любовницей? Два года назад он меня подобрал из обычных проституток. Что, корежит? Или нет? — резко спросила она, полоснув Стрижа пламенем глаз. — Всяко приходилось, и под неграми лежала, и какими только…

Она махнула рукой, снова затянулась, продолжила рассказ:

— Я сначала обрадовалась, квартирку мне вот эту купил, обставил, деньгами хорошо снабжает. Только платить за это дорого приходится. Вот, смотри, это он вчера приезжал. — Вера отвернула широкий рукав и показала Анатолию большой синяк чуть повыше локтя. — Летом одеть ничего не могу, хожу как дура, вся затянутая с головы до ног по такой жаре, халатов вот нашила, что б, не дай бог, соседки что-нибудь не заметили. Но главное не в этом.

Она снова затянулась, потом загасила сигарету.

— В последнее время Шварц в настоящего садиста превращается. Его и раньше не особенно интересовало, как там мне, хорошо, плохо, лишь бы ему было хорошо. А теперь сознательно причиняет боль, ему это нравится. Как не сломал еще ничего, удивляюсь, сила дурная. Каждого его приезда жду с ужасом. Ты вот гадаешь, кто эту девицу убил, а я точно знаю, его это манера. Одной рукой, как цыпленку, голову может отвернуть.

Она замолчала. Сидела, опустив голову, на ее лице снова появилось то выражение безнадежной усталости, поразившее Стрижа в первые минуты знакомства.

— Я все надеялась, насытится, отстанет, другую найдет. Нет. — Вера провела рукой по волосам, обнажив высокий, благородных линий лоб, — сам признался: натрахается вроде досыта на стороне, а все равно ко мне как магнитом тянет. Вот поэтому я тебе и хочу помочь. Но если он узнает…

Вера покачала головой, в глазах ее мелькнул неподдельный ужас, и Стриж понял, чего стоит ее простой рассказ.

— Спасибо, Вера. Пытать будут, ни слова про тебя не скажу. А теперь подумай, как эта девица могла попасть к Шварцу?

— Очень просто, он же контролирует всю проституцию в городе. Все сутенеры платят ему дань. Тебе надо встретиться с Лелькой, она дела эти знает досконально.

— Что за Лелька?

— Моя подруга. Мы из одного э-э… города, только она постарше. Ей уже за тридцать, но выглядит как пацанка, маленькая, фигуристая. Ты найдешь ее в «Бригантине». Как зайдешь — сразу ищи самую кроху, веселую-превеселую, и не ошибешься. Пожалуй, я ей даже напишу пару слов, так надежней.

Она принесла листок бумаги, ручку, задумалась на секунду, потом улыбнулась и черкнула на белом листе несколько слов. Свернув записку вчетверо, отдала ее Стрижу.

— А она точно поможет? — засомневался Анатолий.

— Лелька? Должна. Шварца все ненавидят, девочки только будут рады, если беда с ним случится.

Стриж хотел было подняться, но вспомнил еще кое-что.

— Да, Вера, скажи, а про такого капитана Калинина ты не слышала?

— Ну как же! — Она даже рассмеялась. — Начальник отдела борьбы с проституцией.

— Вот как! — усмехнулся Стриж. — Они что же, со Шварцем в одной упряжке?

— Да уж больше года. Прошлой осенью они его крутанули.

— Как?

— Ну, не устоял начальничек. Засняли его с женщиной, а он так боится за свою репутацию. Потом понравилось, в долю вошел.

— Понятно. Кто ж его так раскрутил? — без всякого умысла машинально поинтересовался Анатолий.

— Ну как же, я его и крутанула, — спокойно сказала Вера.

— Да? — удивился Стриж. — И Шварц позволил?

— Ради дела. Что так смотришь, думаешь, как это я смогла? Да просто.

Она поднялась с кресла, отошла в угол, на ходу включив настенный бра. Медленно повернулась, черный бархат плавно соскользнул с ее плеч. У Стрижа просто перехватило дух. Это была красота античной статуи. Узкая, высокая талия, плавно переходящая в широкие бедра, потрясающей красоты ноги, округлые холмики грудей, ниспадающие линии плеч при высокой, красивой шее. "Венера", — пронеслось у него в голове. Стрижа хватил жар, ему показалось, что сейчас он взорвется, но Вера засмеялась, подняла халат и быстро укрылась под черной тканью. Видно было, что она довольна произведенным эффектом.

Уже на выходе, в прихожей, она сказала, все так же лукаво улыбаясь:

— Ну, если останешься жив, заходи, попьем вместе кофейку.

— Может, и зайду, — решительно мотнул головой Анатолий. — Я умирать не собираюсь.

И он быстро сбежал вниз по лестнице.

9

Командир роты ОМОНа капитан Белоусов возвращался домой. Душу его раздирали досада и обида. Полчаса назад его, как мальчишку, отчитал полковник Седов, начальник ГУВД. А все Васильчиков. Верный своему противному характеру, он, даже весь перевязанный, все-таки настучал на Белоусова. Доложил, что арестованного доставили не по инструкции, вспомнил и про выходку с сопливчиком. И вот итог — вся милиция поднята на ноги, и капитан отправлен домой. Даже пистолет заставили сдать! Что ж, полковник Седов знал, как наказать провинившегося. Для Белоусова, человека дела, подобное наказание похлеще любого выговора.

И еще одно задевало больную струну его души: неужели он ошибся, не разглядел в этом парне явного врага? Владимир Белоусов видел в своей жизни много, в том числе и Афганистан, привык разбираться в людях не по анкетным данным, более доверял своему внутреннему чутью. Этот самый Стрижов не вызвал в нем того гадливого чувства отвращения, подступающего к горлу после очередного шмона по «малинам» или притонам наркоманов. Те люди однозначно воспринимались как подонки и отбросы общества. За Стрижом чувствовалась сила, капитану импонировала еще и его немногословность. Как нехотя он рассказывал про свое участие в заварухе с чеченцами. Другой на его месте лупил бы себя кулаком в грудь и вопил об этом на каждом углу. А еще эта мутная история с выстрелом Сазонова. Ни капитан, ни полковник Седов не поверили в тот жалкий лепет, что им преподнес лейтенант. Работал Сазонов у них в городе недолго, приехал издалека, но про его методы давно поговаривали не очень хорошо. Да и Васильчиков, благо, ранение оказалось не столь тяжелым, красочно расписал начальству всю сцену допроса, не пощадив хлопотливого и заботливого соседа по кабинету. Возникало слишком много вопросов, ответы на них мог дать только беглец. Поэтому Седов, тяжело вздохнув в конце "разбора полетов", скомандовал:

— Белоусову и Сазонову сдать оружие и отбыть домой. Сазонову временно находиться под домашним арестом. Сбежавшего брать живьем, голову откручу, если кто-нибудь по нему выстрелит. Все свободны.

Белоусов попробовал остаться в кабинете, сказать что-то в свое оправдание. Но лучше бы он этого не делал. То, что он услышал от полковника, и формой, и содержанием больше походило на избиение, хотя и моральное. Умел Седов найти и нужные слова, и интонацию.

Шагая по темным улицам, капитан чересчур задумался обо всех неудачах этого дня и на углу своего дома просто врезался в идущего ему навстречу человека.

— Ох, извините! — одновременно, в унисон, сказали они одну и ту же фразу, а Белоусов еще и добавил: — Задумался.

— Ничего, бывает, — ответил Стриж. В момент столкновения мыслями он тоже был очень далек от грешной земли.

Может быть, они так бы мирно и разошлись, но неожиданно в окне прямо над ними ярко вспыхнула лампочка.

— Вот это встреча! — весомо, с чувством протянул капитан и нашарил рукой на поясе кобуру. Ощутив рукой ее пустотелую сущность, Белоусов сморщился от досады.

Стриж осторожно отступил на шаг назад.

— Слушай, капитан, отпусти, а? — попросил Анатолий стараясь держать безопасную дистанцию.