Сейчас, вспоминая поведение Рехана, Петро брезгливо усмехнулся.
В окно он увидел милую фигурку Катруси и решил выйти навстречу ей, но в передней его задержал телефонный звонок. Схватив трубку, сердито буркнул:
— Слушаю…
Звонил Фостяк. Он не назвал себя, но Петро узнал его по голосу.
— Только что заходил к нам вуйко, — говорил он, явно волнуясь. — В сопровождении нескольких незнакомых…
— Каких незнакомых? — не понял Петро.
— Вы же знаете, вуйко избегает знакомств, — сказал Фостяк. — На этот раз не удалось… Неужели не понимаете? Они увязались за ним с самого утра.
— А-а… — ужаснулся Петро.
— Вы слушаете меня? — продолжал Фостяк. — Вуйко передал вам привет и сказал, что вряд ли сможет встретиться с вами… Понятно?
— Да… — едва вымолвил Петро. — Но как это все произошло?
— Вуйко и сам не знает. Кстати, он советовал вам отдохнуть… в обществе приятной девушки… Я на вашем месте сразу же покончил бы с делами и поехал куда-нибудь на село. Когда еще подвернется такая возможность? Вы понимаете меня?
— Я все понял… Вуйко не ошибся?
— Вы же знаете, он никогда не ошибается.
— Знаю…
— Счастливого вам отдыха! Я звоню из автомата. До свидания…
Петро бросил трубку. Что делать?
Быстро сбежал по лестнице и застал Катрусю возле машины. Галкин улыбается ей — черт, нашел время любезничать, когда за Зарембой идут по следам!..
Видно, Катруся что-то прочитала на лице Петра. Его тревога передалась ей. Она бросилась к нему. Петро оглянулся вокруг — улица пустая, лишь внизу, около почтамта, несколько прохожих.
— Скорее! — бросил он.
Ни о чем не спрашивая, Федько завел мотор.
“Мерседес” миновал несколько крутых закоулков, пересек широкую улицу, объехал парк. Позади — никого. Петро велел остановить машину в глухом тупичке за сквером.
Только теперь Катруся нарушила молчание:
— Что случилось?
— Гестапо напало на след Евгена Степановича!
— Не может быть! — воскликнула девушка. — Откуда ты знаешь?
— Только что звонил Фостяк. Евген Степанович заходил в магазин уже с гестаповским “хвостом”.
— Мастерская! — вскрикнула Катруся. — Я была там только позавчера…
— Возможно, кто-то следил и за тобой, — высказал предположение Галкин.
— Я ничего подозрительного не заметила. Хотя… — задумалась девушка.
— Если бы они заметили тебя в мастерской, — возразил Петро, — то в тот же день установили бы, кто ты. В гестапо знают, что ты моя невеста. Стало быть, уже позавчера они должны были следить за мной, но не сделали этого.
— Ты уверен? — спросил Галкин.
— Абсолютно! — сказал Петро. — Иначе СД и близко не подпустило бы меня вчера вечером к дому губернатора.
— Почему именно вчера? — не поняла Катруся.
— Вчера там состоялся военный совет… Ночью мне удалось сфотографировать секретные документы…
— Сфотографировал?! — не поверила сразу Катруся. — Как же это тебе удалось?!
— Не о том теперь речь, — бросил Петро и принялся размышлять вслух. — Выходит, гестапо наткнулось на след Зарембы случайно. Евген Степанович первый, кто попал в мышеловку.
— Бедный Евген Степанович… — неожиданно зарыдала Катруся.
— Цыц! — Петро так крикнул, что девушка вздрогнула. Но Кирилюк уже опомнился. — Прости, — извинился, — я совсем расклеился. Нервы уже не выдерживают…
— Ты в самом деле полагаешь, что гестаповцы случайно наткнулись на мастерскую? — спросил Галкин.
— Хотелось бы так думать, — ответил Петро.
Катруся овладела собой. Выпрямилась на сиденье и спросила:
— Фотоснимки должны попасть к нашим. Так я поняла?
— Да! — ответил Петро. — И как можно скорее. Кассету. необходимо доставить Дорошенко, чтобы он вызвал за нею самолет.
Галкин похлопал по баранке.
— К чему столько слов? Ведь пока за нами никто не следит.
— Могут задержать на контрольном пункте…
— Постойте!.. — встрепенулась Катруся. — А если сделать так?.. Поезжайте одни и ждите меня на шоссе за контрольным пунктом. Кассету же отдайте мне, я с ней выберусь из города.
— Верно! — обрадовался Галкин. — Если нас и задержат, ты доберешься До отряда сама.
— Другого выхода нет, — согласился Петро. — Мы будем ждать тебя на втором километре. Если же… — не договорил, увидев слезы в глазах Катруси.
— Не надо… — Петро обнял девушку. — Все обойдется.
Галкин вздохнул и отвернулся.
— Не надо, — повторил Петро. — Мы будем ждать тебя.
Катруся подняла заплаканное лицо.
Петро наклонился и поцеловал ее глаза. Почувствовал на губах соленый привкус, это совсем растрогало его, и он прижал к себе девушку.
Катруся затихла, боясь шевельнуться. Галкин запустил мотор, машина задрожала.
Катруся вздохнула, отодвинулась от Петра. Достала зеркальце, быстро присыпала пудрой следы слез на щеках. Запрятала в сумочку кассету с пленкой и выскользнула из машины.
— Будьте счастливы! — сказала, она — и, не оборачиваясь, поспешно ушла.
Петро следил за девушкой, пока тонкая ее фигурка не скрылась за углом.
Когда гауптман на контрольном пункте, проверив документы Галкина, потребовал паспорт у Петра, тот едва не потянулся за пистолетом, но в последнее мгновенье овладел собой и, непринужденно улыбнувшись, подал офицеру документ.
Гауптман козырнул, и они тронулись. На втором километре съехали с дороги в кусты. Петро лег в тени под дикой грушей. Но кто же мог знать, что все так благополучно кончится?
Галкин сидел, опершись на ствол молодого дубка, и насвистывал лишь ему одному знакомую мелодию,
— Оставь! — раздраженно бросил Петро.
— Почему? — обиделся Федько. — Нервы?..
Петро не ответил. Припал лицом к земле, вдыхая терпкий аромат.
“А вдруг Катрусю задержали?” Эта мысль ожгла его. Он вскочил и тревожно осмотрелся вокруг.
— Еще рано… — понял его состояние Федько. — Пешком она будет добираться сюда не меньше часа.
Петро закурил, нервно покусывая сигарету. Ни лежать, ни сидеть больше не мог. Метался между густыми кустами, задевая ветки.
И все же первым заметил девушку Галкин. Катруся шла тропинкой по другую сторону шоссе, срывая по дороге цветы, — в руках у нее был букетик.
Федько тихонько свистнул. Катруся перебежала шоссе. Стояла возле машины, раскрасневшаяся, взволнованная, с букетом бело-желтых ромашек в руке. Она казалась Петру такой красивой, красивее которой никогда не было и не будет на свете.
Через час съехали с шоссе и несколько километров петляли лесной дорогой. На поляне подожгли машину, а сами, захватив рацию, пошли через лес дорогой, известной лишь одному Галкину. Еще до сумерек он привел их в район расположения отряда.
Дорошенко обнял Петра.
— Вот ты какой! — говорил он, сжимая его в медвежьих объятиях. — Знаем, знаем про твои подвиги!..
Не успел Петро отдышаться, как прибежал Богдан и едва не задушил друга. А за ним стояла Катруся. Она смеялась от души и весело.
Галкин вызвал Центр, и через полчаса стало известно: ночью на территории отряда приземлится самолет, который заберет Петра и Катрусю.
Богдан загрустил.
— Не успел еще поговорить с сестренкой, как… — махнул безнадежно рукой.
— Теперь уже скоро будем вместе, — успокоила его Катря. — Далек ли фронт? Не успеешь оглянуться, как наши будут здесь.
…Они стояли около командирской землянки под исполинской сосной, которая тихо шумела на ветру. На костре варилась каша. Пахло горьковатым дымом, разваренным пшеном и еще чем-то знакомым, но Петро никак не мог догадаться — чем. Прислонился к сосне рядом с Катрусей, ощутил тепло ее плеча и вдруг понял, какой запах тревожил его. Пахло ландышами — любимыми цветами Катруси. Потому ли, что узнал, наконец, этот аромат, или потому, что шумел лес и в небе светились звезды, а рядом стояла любимая, у Петра стало так спокойно и тепло на душе, что захотелось петь. И музыка уже заполняла его, казалось — поет весь лес, деревья шумят в такт грустной, проникновенной, трогательной мелодии.