В архиве А. Н. Пыпина сохранились корректурные гранки журнала «Современник» (вторая корректура, датированная 28 декабря 1862 года), текст которых полностью совпадает с журнальной публикацией произведения.

В рассказе «Деревенская тишь» Салтыков создал образ помещика Кондратия Трифоныча Сидорова, наделив его первыми, пока еще чуть заметными, чертами будущего Иудушки Головлева (см. об этом выше, стр. 558). Вместе с помещицей Падейковой (из рассказа «Госпожа Падейкова» в сборнике «Сатиры в прозе»), Кондратий Трифоныч относится к тому ряду социальных типов, которым Салтыков предполагал посвятить «Книгу об умирающих».

В настоящем издании (как и в издании 1933–1941 годов) в основной текст внесено одно изменение: «батюшкин брат» на протяжении всего рассказа заменен «батюшкой». Этот псевдоним для обозначения священника был внесен в рукопись рассказа Салтыковым или редакцией «Современника» по соображениям цензурного характера.

Стр. 119…в книжке, называемой «Русский вестник»… подобная натянутость отношений называется сословным антагонизмом. — Вопрос о «сословном антагонизме» возник на страницах «Русского вестника» еще в 1858 году (см. в № 9 статью В. Безобразова «О сословных интересах.

Мысли и заметки по поводу крестьянского вопроса»). Подробно о «сословном антагонизме» говорится в редакционной статье «Современной летописи» (приложение к журналу «Русский вестник»), посвященной результатам выборов в Петербургской городской думе (см. «Современная летопись», 1862, № 22, май, стр. 15–16).

Стр. 123. С тех пор как… опекунский совет закрыл гостеприимные свои двери, глуповские веси уныли и запустели. — Проведение в жизнь крестьянской реформы сопровождалось прекращением выдачи помещикам ссуд из заемного банка, сохранных касс, опекунских советов и приказов общественного призрения (закон от 16 апреля 1859 года), что заметно отразилось на экономическом положении многих дворянских поместий («глуповских весей»).

Сидорычи — одно из обозначений дворянско-помещичьего класса в щедринской сатире.

Распоряжения на конюшне — телесные наказания крепостных.

Поневоле ухватишься за антагонизм, хотя, в сущности, никакого антагонизма нет и не бывало, а было и есть одно: «Вы наши кормильцы, а мы, ваши дети!» — Одно из множества обличений Щедриным самих угнетенных в покорности.

Стр. 131. Николин день— праздновался 6 декабря по ст. ст.

Стр. 132…а ведь я два года еще право имею… — Для введения в действие «Положений 19 февраля» был установлен двухлетний переходный период, в течение которого крестьяне должны были отбывать барщину и платить оброк в прежних размерах.

Сохранилась черновая рукопись (первоначальное заглавие «Рождественский рассказ»), отличающаяся от основного текста значительным количеством вариантов стилистического характера, а также черновая рукопись первоначальной редакции интермедии «Невыгодный нос», входящей во вторую главу «Святочного рассказа».

Сюжет рассказа основан на личных впечатлениях Салтыкова, связанных с его многочисленными поездками в качестве следователя по раскольничьим делам. В 1854–1855 годах, будучи советником Вятского губернского празления, Салтыков вел большое и сложное дело о раскольниках Ситникове и Смагине. Распутывая нити этого дела, он близко познакомился с жизнью и бытом раскольников Вятской и смежных с ней северных губерний. Действие рассказа относится к 1855 году (в рассказе «18**»). Рождественские праздники в этом году Салтыков провел в скитаниях по Чердынскому уезду Пермской губернии, отыскивая спрятанные в лесах скиты и поселения раскольников. Топография произведения полностью соответствует району деятельности Салтыкова как следователя: Срывный — это Сарапул, уездный город Вятской губернии, где были арестованы Ситников и Смагин; Усть-Деминская пристань — подлинное географическое название, неоднократно встречающееся в служебной документации Салтыкова периода вятской ссылки.

Важным моментом в «Святочном рассказе» является самокритичная оценка, данная Салтыковым своей прошлой следовательской деятельности («зарвался в порыве усердия» и т. д.), выраженная в размышлениях едущего на следствие чиновника, образ которого наделен писателем целым рядом автобиографических черт. В его голове рождаются «странные, противоречивые мысли» о бесполезности усилий, затраченных им на розыски слепых старух — раскольниц, о бесплодности его деятельности в целом.

По сравнению с другими произведениями из «Невинных рассказов», в «Святочном рассказе» заметнее проявляется сочувственное внимание Салтыкова к жизни и быту крестьян, стремление глубже проникнуть в духовный мир простых людей.

Стр. 138. Гриша — камердинер и спутник Салтыкова в период вятской ссылки, дворовый крепостной человек его родителей.

Стр. 145…в том далеком-далеком городе… — в Петербурге.

Стр. 152. С Петра и Павла — то есть с 29 июня ст. ст.

«Вот…нос! для двух рос, а одному достался!» — Пословица взята Салтыковым из списка, составленного им в 1857 году (см. Ю. Соколов. Из фольклорных материалов Щедрина. — «Литературное наследство», т. 13–14, М. 1934, стр. 493–504).

Сохранились черновая и перебеленная рукописи. Последняя с большой правкой и вычерками. В последнем авторском чтении обе рукописи близки к основному тексту рассказа, за исключением фрагмента о жизни Ивана в Москве, который имеет две редакции.

Рассказ написан в самом конце 1858 года. «Я на днях послал в «Современник» рассказ под названием «Развеселое житье» из жизни бродяги, — писал Салтыков из Рязани 2 января 1859 года П. В. Анненкову. — Вы бы меня весьма обязали, сказав откровенно, годится ли эта вещь на что-нибудь, кроме подтирки». В конце декабря рассказ был прочитан Некрасовым. Ожидая противодействия цензуры, Некрасов предпринял попытку преодолеть его при помощи коллективного воздействия на цензора влиятельных писателей. «Посылаю Вам рассказ Салтыкова, — писал он П. В. Анненкову в конце декабря 1858 года. — Пожалуйста, завтра (вторник) приходите ко мне обедать и к этому времени прочтите рассказ, ибо нам предстоит уговорить Мацкевича, чтоб он его пропустил. Я дал его читать Гончарову, который тоже будет, и будет Тургенев».[129] Как происходило обсуждение рассказа с цензором Мацкевичем, неизвестно. Но из цензуры в начале февраля «Развеселое житье» вернулось с многочисленными купюрами и сокращениями в тексте и в таком изуродованном виде появилось в печати. «Я по опыту знаю, — писал Салтыков П. В. Анненкову 29 декабря 1859 года, — каково печататься в «Современнике», где редакция не дает себе труда даже связывать пробелы, оставленные цензорским скальпелем». Здесь речь идет, несомненно, о «Развеселом житье», так как к этому времени, кроме «Развеселого житья», Салтыков напечатал в «Современнике» только рассказ «Жених» (см. наст. изд., т. 4), благополучно прошедший через цензуру.

Характер цензурного вмешательства в текст произведения, а также историю работы над ним автора позволяют выяснить две редакции эпизода о жизни в Москве Ивана. В первой из них молодой барин, к которому нанялся Иван, увлекается француженкой, которая доводит его до полного разорения, а затем и самоубийства. В последующей редакции молодому барину Михаилу Васильевичу были приданы некоторые черты петрашевца (следует заметить, что Петрашевского тоже звали Михаилом Васильевичем), его любовница — француженка — превращена в тайно приставленного к нему агента политической полиции, введена сцена ареста молодого барина. Этот эпизод, представлявший первую попытку заговорить в литературе о петрашевцах, был полностью изъят цензурой и в прижизненных изданиях «Развеселого житья» не восстанавливался. Впервые он был опубликован Н. В. Яковлевым в статье «Петрашевцы в изображении Салтыкова»[130] и введен в основной текст произведения в томе III издания 1933–1941 годов.