— Акси! АКСИ! Да что с тобой сегодня? Оглох?
— Оставь его, Дженни. Разве ты не видишь: он обдумывает, как ему раньше сеньора Афонсу поймать рысь…
Ах, вот что! Она, значит, всё рассказала верной подруге. Подруженьке…Ну не наивно ли было думать, что тайны брата ей дороже сплетен! Она и раньше наверняка так делала, просто Ханс-дурачок ничего не замечал…Акселю захотелось повернуться к спутницам спиной и молча уйти прочь, но он сдержал себя. Не время. ЕЩЁ не время. Поглядим, что вы запоёте завтра вечером!
Они вернулись домой на автобусе, и, думал он о рыси, или нет, Аксель с толстым суком в руках не отходил от насмешниц ни на шаг, пока из-за реликтовых сосен не показался пансион. Но тут он отшвырнул сук и молча оставил их. За обедом тоже не произнёс ни слова, и, когда началась сиеста, уселся с книгой в удобное кресло перед «ресепсьон». Разумеется, он не пошёл бы на это, восседай перед ним сеньора Мирамар, а затаился бы в мужском туалете — но как раз сейчас она отсутствовала. И теперь Пепа не смогла бы незамеченной проскользнуть в вечно тёмный, безлюдный коридор.
А вот и она. Летит, скользит, плывёт! С ума сойти. Человек она, или птица? Её поэзии не портит ни ведро, ни веник, ни швабра, ни — конечно же! — два ежа, спешащие вслед за её босыми пятками. Если тебя любят животные, это о чём-то говорит…Хотя — ёж не животное. Теперь мы это знаем!
Заметила его. Чуть короче шаг, но и только. Улыбнулась, кивнула, быстро огляделась — одна ли? — но ничего не стала говорить. И не надо. Аксель сам придумает, что бы она хотела ему сказать.
Вероятно, не всякий лорд стерпел бы нашествие ежей в свой номер, предположил мальчик, неслышно крадясь за ней следом. Байрон стерпел бы. Судя по его стихам, он довольно добродушен и, кроме того, человек привычки. Почему нельзя привыкнуть к ежам? И даже полюбить их? Додумывал он эту мысль уже в «Сервисиос», куда — увы! — ведут все дороги, особенно если тебе надо спрятаться. Вот стройная фигурка с ведром и шваброй замерла в полумраке и, даже не думая стучать, открыла неразличимую отсюда дверь ключом с небольшой связки. Наверное, лорд Реджинальд Джонс крепко спит в специальной звукоизолированной спаленке на семиметровой кровати красного дерева, зная не хуже Акселя, что Пепе можно смело доверить любое дело — и даже собственный номер-люкс. А когда однажды ему попробовали прислать Жоана, он пригрозил, что не доживёт до вечера.
Так. Двенадцать абсолютно бесшумных шагов по новенькой ковровой дорожке (лучшей, чем на его этаже) — и Аксель наконец у цели. О, полоса удач — дверь приоткрыта! Ну да, надо же проветривать у чахоточного хоть раз в неделю. Побороть искушение не смог бы никто, в ком ещё тлеет искра жизни! Мальчик тихонько сунул в щель нос, поставив его на карту своего любопытства, — сошло…Ноздри чувствуют запах пыли и влажной тряпки. Пепу не слышно, ещё бы, номерочек-то ого-го, во весь этаж…За носом последовал глаз — широко распахнутый, тревожный, готовый немедленно прередать телу сигнал к бегству. Но и он остался без добычи!
Комната была пуста.
Небольшая, обставленная вполне приличной, но отнюдь не роскошной мебелью, с мягким ковром на полу — и всё. В глубине её ещё одна дверь. Открыта наполовину. Чёрт, а почему бы и нет? Из неё тоже не слышно шума — значит, Пепа может быть уже за полэтажа отсюда! Аксель проскользнул внутрь, ожидая, что дверь за ним наглухо впечатается в косяк, а из платяного шкафа с рёвом кинутся на долгожданную добычу духи-палачи…Ничего. Тишь. И мурашки по позвоночнику, который так хочет жить!
Пять шагов вперёд. Он искоса глянул в соседнюю комнату — тоже ничего. Даже скучно…Ничего, мысленно отвечает ему голос Кья, скоро я тебя развеселю. Хочешь? Ой, нет, спасибо! Тогда иди дальше, малыш. Ещё двадцать секунд — твои.
Аксель нерешительно помялся на пороге, пытаясь отсрочить свою гибель. И тут его взгляд упал на предмет, небрежно задвинутый в простенок между зашторенным окном и двуспальной кроватью — и оледенел, не в силах двинуться с места.
В инвалидной коляске, упёртый головой в стену, сидел мертвец. Именно упёртый — сам человек может принять такую позу лишь из-за давнего трупного окоченения. Это Аксель понял с первого взгляда. Роскошная грива седых волос, резкий орлиный профиль породистого лица, великолепный, траченый молью пиджак и драгоценный плед на коленях — настоящий лорд! Но зубы человека были оскалены в страшной немой улыбке, глаза остекленели, ладони сжали клетчатую ткань пледа в предсмертной судороге…
— Боже мой! — простонал Аксель, глотая душный, спёртый воздух редко открываемого помещения. Глаза обманывают его…Не может же Пепа — его Пепа! — спокойно задвинуть в угол мертвеца, который испустил дух явно не пять минут назад, и заняться уборкой!!! А может, у этого человека летаргический сон? Припадками? И он приезжает сюда спокойно поспать? Мальчик робко вытянул руку, дотронувшись до безжизненных, ледяных пальцев. Нет, это не сон. Приди, убей меня, Кья, я схожу с ума! Скрипнула дверь, и в комнату ворвалась Пепа со шваброй наперевес.
С искажённым лицом она остановилась в метре от Акселя, секунду-другую молча переводила взгляд с него на коляску и обратно, с размаху швырнула швабру ему под ноги и…заплакала.
— Что, выследил? — всхлипывала она, размазывая по лицу злые слёзы. — Подкараулил? Сосиска немецкая! Втёрся в доверие к деревенской дуре? Мне сразу, сразу надо было понять, что ты такой же, как всё это стадо, которое…которое… — Она топнула босой ногой и уткнулась в стену, закрыв лицо ладонями. Ошеломлённый Аксель погладил её худенькие, трясущиеся плечи и получил новый взрыв рыданий.
— Пепа, я…что ты…Я ничего плохого не подумал, он старый человек, и если он вздумал болеть именно у вас, так ясно же, что всё может произойти! Мне просто захотелось побыть с тобой немножко, вот я и… — лепетал он, пытаясь заглянуть ей в лицо.
— КТО? — ещё более ошеломлённо, чем Аксель, прошептала Пепа, опуская ладони и поворачивая к нему припухшие глаза. — КТО СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК?
— К-как кто? Лорд…
Отчаянно захохотав, она с силой толкнула Акселя в грудь, хлопнулась на соседний стул и вцепилась в его спинку, чтоб не сползти на пол. Мертвец и сумасшедшая — ужас! Пансион убийц! Бежать, бежать отсюда…но как оставить её в таком припадке?
Он стоял перед ней, не зная, что делать, а Пепа всё хохотала. Наконец, вытерев слёзы тыльной стороной ладони (платки у неё, видно, были не в чести), она хрипло сказала:
— А я-то думала, это я дура деревенская. Так ты, значит, решил, что он умер, бедненький Акси? Ну и как, выдашь меня полиции? Или пожалеешь нас с тётей? Ведь она так вкусно тебя кормит…
— Что здесь происходит? — хмуро спросил Аксель, в свою очередь переводя глаза с неё на коляску.
— Ты что, никогда не видал восковых фигур?! — вдруг завопила она, вновь сгибаясь от смеха в три погибели, и фамильярно дёрнула лорда за громадный лакированный ботинок, торчащий из-под пледа. Истина озарила «бедненького Акси», как удар молнии, и он, в свою очередь, разразился нервным смехом. Смеялся он, впрочем, недолго.
— Да, но…зачем? — вымолвил он, садясь на атласное одеяло огромной кровати и вопросительно глядя на Пепу, словно бестолковый ученик на учительницу.
— А сам не понимаешь? — снова окрысилась она, сверкнув глазами. — Ну нет, нет у нас жильцов! И денег нет…Тётя, бедная, от плиты не отходит, старается привлечь туристов, тратит на вашу еду втрое больше, чем вы платите, и никого не хочет слушать! Ей все, все говорили: и дон Педру, и дон Рейналду, и отец Эстебан, и сеньора де Соза — что ей не выдержать конкуренции с большими отелями! Здесь же не Майорка, где всегда найдёшь постояльца…Пляж у нас, правда, ничего…но сегодня всем подавай тренажёрный зал, и круглосуточный бар, и парковку, а сюда и на такси-то не подъедешь!
— Лично мне тут очень нравится! — горячо заверил Аксель. — Но при чём тут…это? — кивнул он на неподвижную фигуру в коляске.
— Как при чём? Тёте Аделите весь остров перемывает косточки, все не дождутся, пока она разорится!