— Ну, не знаю… такие симптомы встречаются нередко. Но чтобы эпидемия?

— Если бы вы видели ту же статистику, что и я, то согласились бы, что это эпидемия, — настаивал Эббот. — То же самое происходит по всей стране, возможно, по всему миру.

— Ладно, даже если допустить, что вы правы — а я в этом сильно сомневаюсь — мне все равно не ясно, зачем вы сюда приехали. Вы намеревались просить меня о содействии. В чем оно должно заключаться?

— В том, чтобы внимательно наблюдать за происходящим и помнить о том, что я вам только что рассказал. Вы не единственный, с кем я встречался. Я разговаривал с множеством других докторов, большинство из которых ведет семейную практику. И просил их ровно о том же, о чем сейчас прощу вас: наблюдать, думать об этом, может быть, собирать какие-то зацепки.

— Но почему к нам? Есть же специалисты.

— Послушайте, доктор, — сказал Эббот, — многие ли пойдут к специалисту с жалобами на то, что они неважно себя чувствуют, что у них ноют мышцы или на большинство прочих симптомов, о которых мы тут с вами говорили?

— Полагаю, не многие.

— Вот именно. Зато они со всех ног побегут к старому доброму доку, жаловаться, что им нездоровится, в надежде, что он совершит чудо и они снова будут как новенькие.

— А почему бы вам не обратиться в Департамент профилактики в Атланте? — спросил Бентон.

— Именно от них я и получил часть своей статистики, — кивнул Эббот. — Кое-кто там согласен, что эпидемия возможна, хотя не думаю, что даже они воспринимают проблему всерьез. Большинство полагает, что я пытаюсь состряпать очередную сенсационную книгу. Едва ли мои книги можно назвать сенсационными, но некоторые врачи так считают. Беда сотрудников департамента в том, что они имеют дело исключительно с цифрами. Тогда как в данном случае нужна полевая работа. Мне необходимы такие люди, как вы, то есть те, кто разбирается в ситуации, постоянно наблюдает пациентов и всегда стремится найти что-то общее в, казалось бы, совершенно несхожих заболеваниях. Разумеется, я не требую от вас уделять этому много времени, поскольку ни у кого из врачей такого профиля его просто нет, но прошу только помнить о моей просьбе. Если вы согласитесь, то через несколько месяцев мне хотелось бы ознакомиться с вашими предварительными выводами. Может быть, тогда, при участии значительного числа семейных врачей, которые сталкиваются с множеством людей, принадлежащих к самым разным социальным слоям, удастся составить какое-то подобие общей картины происходящего.

— Полагаю, — заметил Бентон, — ваш выбор обусловлен еще и тем, что в прошлом я занимаемся эпидемиологией. Должен честно признаться, я позабыл большую часть того, что когда-то знал в этой области.

— Ну, не исключено, что ваш прежний опыт ничем мне не поможет, но уж точно не повредит. Я в любом случае оказался бы здесь. Возможно, вы помните, что я упомянул географию. География нередко становится эпидемиологическим фактором. Вы живете на просторной, окруженной холмами плодородной равнине. Готов биться об заклад, что в число ваших пациентов входят обитатели как холмистой, так и равнинной местности.

— Совершенно верно, — ответил Бентон. — Надеюсь, большинство из тех, кто живет на холмах, считают меня своим семейным врачом, хотя обращаются за помощью не так уж и часто. Или они болеют реже, чем те, кто живет в долине, или же своими силами справляются с болезнями. Некоторые из них, возможно, питают твердое предубеждение против медицины. Полагаю, многие из них пользуются народными средствами, старинными рецептами, которые передают из поколения в поколение. Нет, я ни в коем случае не хочу сказать, что это плохо. Как бы ни неприятно нам было в этом признаваться, кое-какие из народных средств действительно помогают.

— Возможно, география не имеет к делу никакого отношения, — сказал Эббот, — но это фактор, который нельзя сбрасывать со счетов, пока мы хорошенько все не рассмотрели.

— И все же существует вероятность, что вы ошибаетесь. Возможно, искать просто нечего.

Эббот покачал головой.

— Не думаю. Доктор, вы присоединитесь ко мне? Возьмете на себя этот дополнительный груз?

— Да, конечно, — сказал Бентон. — Я буду иметь в виду то, что вы сказали. Мы с вами встретимся или свяжемся через несколько месяцев, так?

— Сейчас я не могу сказать точно, когда именно. Предстоит проделать большую работу. Но обещаю, что непременно свяжусь с вами.

Они поговорили еще немного, и Эббот собрался уходить.

Бентон вышел проводить гостя до машины и, шагая рядом, думал, что давно уже не встречал человека, который вызвал бы у него столь безотчетное расположение. Имя Эббота за последние несколько лет стало известно всем и каждому, однако в нем не было ни капли той заносчивости, в которую знаменитости так часто рядятся как в плащ. Бентон вдруг осознал, что будет с нетерпением ожидать новой встречи с этим искренним, располагающим к себе человеком. Таким, как он, не поворачивается язык отказать в любой просьбе, даже если их идеи кажутся слегка завиральными.

Первой пациенткой Бентона, после того как Эббот ушел, была Хелен Андерсон.

Хелен и Херб Андерсоны были его давними пациентами. Кроме того, они вот уже много лет дружили семьями. Херб владел магазином готовой мужской одежды и считался одним из самых успешных коммерсантов в городке. Хелен была председателем Клуба садоводов и цветоводов, а ее розы на протяжении многих лет завоевывали победную голубую ленточку на главной ярмарке штата.

Хелен показала Бентону правую руку: костяшки пальцев покраснели и покрылись трещинами. Он провел большим пальцем по тыльной стороне ладони и почувствовал, что кожа очень сухая и шершавая на ощупь.

— Похоже на экзему, — вздохнул Бентон и покачал головой. — Попробуем чем-нибудь помазать.

— Я работала в саду уже после того, как заметила трещины, — сказала Хелен. — Наверное, не следовало это делать.

— Ничего страшного. Как твой садик?

— Лучше не бывает. Видел бы ты мой горошек! А еще я пытаюсь вырастить новый сорт томатов. Заходите как-нибудь вечерком с Харриет, посмотрите. Давненько мы не собирались все вчетвером.

— Вот что значит быть врачом, — отозвался Бентон. — Думаешь, что у тебя есть свободный вечер, а потом что-нибудь происходит. Никогда не знаешь наверняка.

— Ты слишком много работаешь.

— Как и все мы, — сказал он. — Ты увлекаешься. То, что ты делаешь, приобретает огромную важность. К примеру, твой сад.

— Сад приносит мне огромную пользу, — очень серьезно ответила Хелен. — Ты же знаешь, я не белоручка. Скорее уж, черноручка. Я работаю голыми руками. Мне нравится копаться в земле. Она такая теплая и приятная на ощупь. Живая. На руки, конечно, потом смотреть страшно, но в этом есть что-то настолько первобытное, что я просто не могу удержаться. Херб, естественно, говорит, что я ненормальная.

Бентон хмыкнул.

— Херб не любитель копаться в земле.

— Он подтрунивает надо мной. Ему-то самому ничего не нужно, кроме гольфа. Но я над его увлечением не подшучиваю. Мне кажется, это нечестно.

— Ну и как у него успехи? Если не ошибаюсь, в прошлом году он хвалился, что стал играть гораздо лучше.

Хелен Андерсон нахмурилась.

— В этом году он не слишком много играет. Не то что раньше.

— Наверное, ему не до того. Этот год вообще тяжелый. Инфляция растет, доходы снижаются…

— Нет, дело не в этом, — перебила она. — Док, Херб меня беспокоит. Он постоянно жалуется на усталость. Должно быть, он действительно очень устает, если даже в гольф не играет. Все время что-то жует. Характер испортился. Иногда целыми днями только и делает, что ворчит. Я радуюсь, когда он уходит на работу. Я говорила ему, чтобы он заглянул к тебе.

— Я бы на твоем месте не волновался, — сказал Бентон. — Может, он просто слишком много работает. Почему бы тебе не уговорить его на пару недель взять отпуск и махнуть куда-нибудь вдвоем? Отдых пойдет ему на пользу.

— Это не просто усталость, — возразила она. — Я уверена. Разумеется, он устает, но дело не только в этом. Док, поговорил бы ты с ним, а?