— Ты здесь одна? — последовал логически вытекающий вопрос Филики.
— Нет, мы очутились на берегу, во-он за теми скалами, — Джина показала на гряду невысоких остроконечных скал в южной стороне берега, громадным слизнем (так, по крайней мере, показалось Филике) выползавших из леса и каскадами спадающих до вод Вечного Океана. — Все вместе. Ну, без тебя только. Думали, ты погибла…
— Рада вас разочаровать! — фыркнула Филика.
— А я как рада быть разочарованной! — повеселела Джина и (какая дикость!) крепко обняла Филику, поцеловав в щёку и губы.
— Ты чего это? — смутилась Филика и выскользнула из дружеских объятий.
— Ох, ты уж прости меня, дурочку, — спохватилась Джина. — Просто… Просто рада тебя видеть и всё!
— А я просто умираю с голоду, — призналась Филика.
— Так чего ж ты молчала? — засуетилась Джина. — Я как раз немного наловила.
Бабочка принялась копаться в связанном с одной стороны рукаве — неким подражанием сумки для добычи. Внутри «сумки» что-то дико забилось. Немного усилий, и в руке оказалась рыбина, искрящаяся зеленоватой чешуёй на солнце. Несмотря на сквозную рану от копья, она была жива, жадно глотала широким ртом воздух и время от времени пыталась выбиться из рук.
— Держи, её можно есть сырой, — Джина протянула рыбину командирше. — В таких рыбах паразитов и всякой другой заразы почти не встречается…
Какие паразиты, какие заразы?! Нету до них дела разрывающемуся от голода желудку! Филика хищно вонзила золотые клыки в зеленоватый бок бьющейся в неравной борьбе со смертью рыбы. Жадно жуя и глотая вкусную мякоть вместе с твёрдыми и острыми чешуйками, командирша чувствовала, как её тело наполняется силой.
— Ты бы хоть чешую почистила… — скривилась Джина.
Филика ничего не ответила. Она была слишком занята трапезой.
Спустя некоторое время, обе девушки ходили по колено в мелководье и собирали «дары океана» острыми деревянными копьями (Джина обтесала ножом ещё одну палку).
Как этого и следовало ожидать, уже давно затянувшийся на стопах наподобие удобных мокасин с твёрдой непробиваемой подошвой, костюм Филики не промокал. Командирше стало грустно от мысли, что всю жизнь будет вынуждена носить на себе эту вторую кожу. Да, она защищает от дождей и градов, от холода и палящего солнца, влаги и огня, каким-то непонятным образом моет тело… Но иногда ведь так хочется ощутить на коже прохладное дуновение ветерка, окунуться в бодрящий холод лазурной воды океана, ощутить на губах его соль…
Словно услышав грустные мысли хозяйки и сжалившись над ней, костюм треснул в стопах, спине, груди, рукавах и шелковистыми лоскутками пополз к поясу. Холодная вода приятно обожгла ноги, зенитное солнце ласкало бархатистую кожу. Образовалось что-то вроде набедренной повязки. Кроме этой повязки на Филике больше ничего не было.
— Ты их чем-то мажешь, чтобы такими упругими были? — завистливо разглядывая подругу, не удержалась от вопроса Джина.
— Их? — Филика невольно прикоснулась к грудям. — Да я забыла, когда в последний раз в руках гребень держала! А про них — так вообще запамятовала, что есть они, дыньки мои спеленькие. Кстати… и вправду, неплохо…
— Мужиков, наверное, роями возле тебя, — заключила Бабочка, позабыв о ловле рыбы и обжигающе холодной воде.
— Мужиков? — Филика со всей силы ткнула копьём в воду. — Да ну их, кобелей этих! Держи вот лучше, — она протянула Бабочке древко с бьющейся на острие камбалой, — хочу окунуться.
— В такой-то холод? — задала риторический вопрос Джина, запихивая в сумку из рукава плоскую рыбину.
Филика плюхнулась в солёную океаническую воду. Нагретое горячими лучами солнца стройное тело обожгло мокрым холодом. И до чего же был приятен этот контраст! Командирша проплыла под водой несколько метров, вынырнула. Из стягивающей кожу прохлады ворвалась в жаркое царство палящего солнца. Лёгкий ветер прохладно обдувал лоснящееся солёными каплями тело. И если бы полный йода воздух не отдавал гарью тлеющего пожара — было бы вообще прекрасно!
Замлевшую от наслаждения Филику на землю вернула Джина:
— Накупалась? Нужно рыбу ловить — остальные есть хотят.
— Как это мило: столько мужланов, а за едой послали одну тебя, — фыркнула Филика, приняв из руки Бабочки копьё. — Почему я не удивляюсь?
— Откуда такая ненависть к мужчинам? — спросила Джина, не забывая держать копьё на взводе и высматривать добычу. — Даже я к ним уже не так плохо отношусь: что ни говори, а среди скопища моральных уродов порой и порядочные мужчины попадаются. Тот же Дрим! Да вообще, все из нашего отряда — замечательные представители своего пола. Разве что Кич немного с приветом… А твои спутники, кажись, тоже неплохи…
— Мои-то? — ухмыльнулась Филика, блеснув на солнце золотом клыков. — Они для меня — бесполые. Так, надёжные соратники, подчинённые. Были, по крайней мере… Тос, вон, вышел из подчинения. О Тарторе ни слуху, ни духу. Наверное, погиб от лапищ тех дрянных скелетов, если ума не хватило ноги унести — он ведь так и остался ждать нас у подножья Заколдованных Гор… Моррот. Старина крот… Что мы с ним вдвоём сделать сможем? — командирша тяжело вздохнула. — Эх, конец славному отряду Смертельных Ищеек…
— Вот как… — рассеяно ответила Джина и резко опустила копьё. — Попался, засранец!
На конце заострённой палки дико извивал щупальцами небольшой осьминог.
— Как ты его разглядела? — удивилась Филика. — Я там ничего и не видела!
— Эти гады хитрючие, — возбуждённо сверкая глазами, объясняла Джина, — зарываются в песок, заразы, что и не видно их почти. Но от моего глаза ничто не уйдёт! Кстати, что ты там говорила до этого, я прослушала?
— Да ладно, забудь, — погрустнела и тут же ободрилась Филика. — Лучше расскажи, чего это тебе Кич не по душе пришёлся?
— Вот не знаю, хоть убей! — Джина перевела взгляд с собеседницы на обречённо извивающегося на острие копья осьминога и торжествующе поглядела на Филику. — Вроде бы он нормальный себе парень… Но что-то в нём есть такое, такое, — она защёлкала пальцем, — даже не знаю как сказать… В общем, он мне просто не нравится. Может быть, даже физически. Хотя за несколько лет знакомства Кич сотню раз выручал меня. Но всё же… Не знаю даже…
— Видимо, ты просто примов не перевариваешь, — решила Филика. — Ничего, это не страшно. Я, к примеру, драгов недолюбливаю.
— Да кто ж этих вараноголовых долюбливает? — спросила Джина, деловито снимая издохшего осьминога и ложа его в «сумку».
— А вот мне ваш Кич вполне нормальным кажется, — призналась Филика и подняла со дна большую, блестящую перламутром раковину. — Мне больше этот железный не нравится.
— Лароус? — совсем не удивилась Джина. — Да, он выглядит, мягко сказать, странно…
— Очень уж мягко сказать, — поправила Филика и выбросила раковину обратно в воду. — Механическая глыба металла. У меня от него мурашки по коже. А шуточки его…
— Да, он любит вспоминать свои былые дни, — не смогла скрыть улыбки Бабочка. — Не забывай, что раньше он был уж очень завидным женихом. Женщины по нему кипятком писали.
— Типичный мужлан! — рявкнула Филика.
— Да как сказать… Мы с ним об этом частенько говорили, — стала в защиту Лароуса Джина, — и что тебе скажу: не такой уж он и мужлан. У него было много женщин и, зачастую, сразу. Но с каждой он обходился до того бережно и трепетно… Каждая его любовница просто тонула в роскоши и внимании. И к каждой женщине он находил свой подход, каждую ублажал и учитывал все её предпочтения, — вдруг лицо Джины исказилось от гнева: — Не то, что тот кретин Санто!
— Хм… — хмыкнула Филика. — Смотри, какая креветка здоровая ползёт!
Джина тут же проткнула копьём ползущее тёмно-зелёное существо с клешнями:
— Не, эт не креветка — омар.
— А знаешь, — начала было Филика, но тут же пришлось закончить: её вырвало. Кусочки не переваренной рыбы и чешуи плавали на взбаламученной водной ряби.
— Что с тобой? — взволновалась Джина.
— Ничего, всё нормально! — огрызнулась Филика. Её покрасневшее лицо заливали две полосы слёз.