История вторая
ВЕРНОСТЬ ПЕНЕЛОПЫ
Ранним утром в заводском сквере им. 10-летия сидела молодая женщина приятной наружности в аккуратно выглаженном белом хитоне и модных сандалиях. Лицо ее обращено вдаль и выражало такую печаль, что проходивший мимо Сизиф счел своим долгом сказать что-нибудь ласковое:
— Не печалься, тетка, не грусти. Не вешай, тетка, нос на квинту!
И укатил дальше свой камень, только что полученный на центральном складе (Сизиф всегда сдавал камень на ночь под охрану, чтоб не сперли).
Печальные размышления женщины в модных сандалиях были прерваны приходом бригады такелажников отдела снабжения и комплектации, начавшей ломать склад веников.
Вениковый склад ломали уже в третий раз. Впервые это случилось двадцать лет назад, когда завод готовился к своему юбилею. В честь знаменательной даты посреди предприятия был разбит сквер и проложена аллея имени 10-летия «Олимпа». На торжественном открытии сквера отличился только что созданный народный хор муз, исполнивший под аккомпанемент кифар величавую кантату «Миллион алых роз».
Однако никаких роз, вопреки первоначальной задумке, в сквере сажать не стали (это обошлось бы примерно как раз в миллион). Ограничились высадкой маленьких березок, выкопанных в соседней роще вместе с громадными четырехугольными кусками земли.
В первый же год заводской сквер наглухо зарос лебедой и осотом. Березки совершенно не прижились, чахли среди бурного разнотравья и превращались в голые прутики. Однажды утром Зевс, по обыкновению делавший пробежку рысцой по предприятию, заметил это безобразие и, сказав: «А эти прутики мы уберем, нечего тут вид портить!», начисто прополол газоны. После этого в сквер повадились было ходить конюхи из транспортной службы, косившие сено для своих подопечных, но отдел снабжения захватил территорию, снова возведя склад веников.
Возрожденный склад быстро оброс подсобными строеньицами — навесиками, сараюшками и амбарчиками. Тарный цех заставил остальную площадь штабелями готовой продукции, и доступ в сквер прекратился на десять лет.
В преддверии двадцатилетнего юбилея «Олимпа» вениковый склад вместе с подсобными сараюшками опять снесли. Перпендикулярно старой аллее была проложена новая — имени 20-летия завода. Народный хор муз под руководством директора клуба очень хорошо исполнил на торжественном открытии оду «К бабочке» («А бабочка крылышками — бяк-бяк-бяк…»). Но ни бабочек, ни мотыльков в сквере завести не удалось, потому что снабженцы необыкновенно быстро восстановили свой склад вместе с подсобками, а тарный цех возвел такие бастионы ящиков, что на обеих аллеях царил вечный полумрак.
Теперь бригада такелажников явилась ломать вениковый склад в третий раз — приближалось тридцатилетие «Олимпа». Ломали, впрочем, с бережением. Гермес распорядился через неделю после торжеств и прокладки аллеи им. 30-летия соорудить склад из тех же материалов. Веники под строгой охраной было решено хранить у сборочного цеха.
Женщина в модных сандалиях последний раз посмотрела в туманную даль, вздохнула и медленно направилась к храму заводоуправления, провожаемая сочувственными взорами такелажников. Об ее верности своим подчиненным на «Олимпе» знали все. Это была Пенелопа, ждущая своего Одиссея.
Пенелопа уже довольно давно руководила тихим сектором исправлений и текущих корректировок (НТК). Штат у нее был минимальный: она, инженер по внесению корректировок, да лаборант с окладом почти условным.
Маленький коллектив заносил в документацию изменения и поправки, обильно поставляемые конструкторами и технологами. И те, и другие изощрялись, как могли. Если бы поток изменений прекратился хоть на неделю, логически получалось, что основное изделие наконец-то доведено до нужных кондиций. Тогда у начальства невольно возник бы вопрос: отчего же изделие так и не запущено в серийное производство? Кроме того, конструкторов и технологов могли бы переключить на новое сложное изделие…
Каждый старался внести хотя бы крохотное улучшение в конструкцию и технологию изготовления троянского коня — основного изделия «Олимпа». Как только ожидаемый экономический эффект превышал пять драхм, составлялась заявка на рацпредложение. Естественно, что конструкторский отдел все время завоевывал почетные жасминовые тирсы за победу в смотрах-конкурсах на лучшую постановку рационализаторской работы. Еще естественнее, сектор НТК трудился не разгибаясь.
Своим подчиненным, инженером по внесению корректировок Одиссеем, Пенелопа была довольна. Жизнерадостный инженер обладал феноменальным даром мгновенно находить выход из любых бумажных хитросплетений, создаваемых падкими на тирсы конструкторами.
Все шло своим неспешным чередом, когда однажды в сектор позвонил непосредственный начальник Пенелопы — главный конструктор «Олимпа» Агамемнон.
— Пришла тут к нам разнарядка, — сообщил он без лишних предисловий. — Поедет твой любимчик на уборку оливок.
Агамемнон считался на «Олимпе» грубым и надменным человеком, попросту — тираном. Пенелопа возразить не посмела…
Одиссея провожали всем коллективом, с нежностью и трепетом, словно он отбывал не на обыденные сельхозработы, а в опасный одиночный заплыв до Геракловых столбов и обратно.
Инженер уехал, а Пенелопа еще долго стояла у окна. Сердце-вещун остается вещуном и у женщин завсекторами тоже. Оно предсказывало долгую разлуку и не ошиблось.
По двору грузовой пегас перевозил очередную партию готовых статуй «Афродита с веслом». На вершине горы шлакоотходов восседал на своем камне Сизиф — закусывал булочкой и кефиром (наступало время обеда). У подножия горы в состоянии творческой задумчивости расхаживал директор клуба им. Аполлона в повседневной трагической маске. Все было как всегда. Не хватало лишь Одиссея.
Пенелопа провела рукой по стеклу, поправила волосы и села за составление сводной годовой ведомости.
Через месяц пришла открытка от Одиссея.
«Убираем оливки, — сообщал он. — В первые дни убирал по два-три кило, но потом забастовал желудок. Пополнел, но не слишком. Рядом трудятся крепкие ребята, убирают за обе щеки. Привет! О.»
Спустя пару месяцев пришла новая весточка.
«Оливки — гадость! Больше их в рот не возьму. Приказом переброшен в заводское подсобное хозяйство на строительство коровника. Молоко и сметана превосходные. Творог послабее… Помогал налаживать сепаратор (сливки). Пополнел. О.»
Пенелопа стойко держалась еще три месяца. Но когда блудный инженер прислал третье послание; завсектором не выдержала. Она ринулась к Агамемнону. Но тиран не дал и слова сказать.
— Раззявы! — бушевал главный конструктор «Олимпа». — Что ты там навносила со своим Телемаком? Кони, кони!..
Пенелопа так растерялась, что даже пропустила мимо ушей неизвестно к кому относящихся «коней».
— Господи, что случилось?
— А то, что работать надо! Вкалывать, а не рыдать по сотрудникам! Плакальщица… Восемь же градусов наклон шеи, четко написано! А Телемак что внес в документацию, видела? Сходи в сборочный, полюбуйся! Понабрали контингентик…
Пенелопа помчалась в сборный. Всю площадку перед цехом занимали непринятые троянские кони — все как один с головами, повернутыми в обратную сторону. Казалось, что встрепенулись и разом оборотились назад поглядеть, что там такое произошло. Меж конями метался начальник сборочного, дрожащими руками пытаясь развернуть головы вперед. Гордые животные, сделанные из твердых сортов дерева, не поддавались. Рядом бродил начальник отдела сбыта и уныло бубнил представителю госприемки:
— Зато таких больше в вагон войдет. Больно придирчивы стали… Таким добром бросаться… Мы потом исправим! Приняли бы, а? С кем не бывает…
Пенелопа помчалась обратно к себе. Складки ее белого служебного хитона классически развевались на ветру.
— Берегись! — раздался откуда-то сверху истошный крик, и мимо со свистом пролетел камень.
— Очумела, тетка? — закричал с вершины Сизиф, случайно выпустивший камень из рук и теперь маскировавший испуг хорошо разыгранным недовольством занятого человека. — Опасная зона, куда прешь! Назад давай! Да не вправо, назад! Фу ты, влево ее понесло… Все уже, улетел камень, нету его! Во, улепетывает!.. Эй, тетка, сандалии потеряешь!