— Да. По крайней мере, так бывает обычно.

— Результат их сегодняшнего общения — лужа крови, «чуть не убитый» Айдаров и затяжное молчание буровой… Послушай, не странно ли, что в этой луже плавает халат Пескова?

— Странностей хоть отбавляй.

— Если Трофимова сказала правду, было бы куда логичнее увидеть в луже халат Айдарова, верно?

— Светлана лгать не станет, — отрезал я.

— Тогда почему халат не Айдарова?

— Наверное, потому, что никому и в голову не пришло раздевать прямо в зале тяжело раненного человека. Куда логичнее поскорее доставить его в каюту.

— Судя по размерам натекшей лужи, с ускоренной доставкой что-то не получилось, — резонно заметил Адам. — Выходит, чтобы снять халат с пострадавшего, время у них было.

— Пострадавшим считаешь Пескова?

— И Айдарова, — добавил главный. — Обоих. Такая обширная лужа крови на одного — слишком много, черт побери!

— По-твоему, Песков чуть не убил Айдарова, а Айдаров — Пескова? — пробормотал я, плохо соображая в этот момент.

— Айдаров — вряд ли. Давай припомним, что говорила Трофимова. «Извини, Галкин, здесь такое творится! Песков нас всех вампирами обозвал и Карима Айдарова чуть не убил!». Сам видишь, мог ли Пескова Айдаров.

— Ну а… кто же Пескова?

— Остальные.

— Остальные?! — Мне показалось, я схожу с ума. Остальные — это Светлана, серьезный уравновешенный Дмитрий и мудрый Фикрет — наш ветеран, мой надежный помощник. — Но Пескова-то за что?!

— Мотив пока неизвестен, — высказал соображение главный (я даже представил себе, как он там пожал плечами и дернул рыжей, как марсианский пейзаж, головой). — Однако в сообщении Трофимовой есть очень странный намек: Песков их всех вампирами обозвал. Всех, заметь!

— Заметил. И чего в этом…

— Может быть, и ничего, — перебил Можаровский. — А вдруг он знал, что говорил?

— Бред какой-то!..

— При тебе он когда-нибудь ругался такими словами?

— Песков никогда не ругается — он по натуре своей не агрессивен. Вампиров, вурдалаков и упырей при мне он ни разу не поминал ни в какой связи. И что из этого следует?

— Только то, что сообщила Трофимова. Кроткий, как голубь, Песков взбунтовался один против всех. Ты склонен Трофимовой верить? Мы — тоже. Опираться будем на голую логику.

— А если Песков просто спятил, как вы тогда вместе с ней, голой логикой, выглядеть будете?

— Насчет Пескова — спятил он или нет — можно только строить догадки, — сухо возразил Адам. — А вот насчет Трофимовой… Ее изумивший Галкина «портрет» запомнил?

Логическая западня захлопнулась. Я молчал от ошеломления, непонимания, страха. Не далее как вчера я оставил на абсолютно благополучной буровой пятерых совершенно нормальных людей. И не просто людей — товарищей своих, друзей, с которыми бок о бок… все эти годы. Перед сном, во время вечернего сеанса связи, я долго разговаривал со Светланой. Она была как всегда, мила, остроумна. Нам бывает скучно друг без друга, хотя, когда мы вместе, я очень устаю от той иссушающей сердце неопределенности, устранить которую почему-то не в силах ни я, ни она… И вот сегодня ни свет ни заря «благополучная» буровая обернулась притоном обезумевших убийц!..

— Адам, а может, все они чем-нибудь отравились?

— Годится. Но что это меняет?

— По сути ничего, ты прав. Нашу беседу слышит еще кто-нибудь?

— Естественно. Кубакин, например.

— Кубакин — ладно, свой человек. Еще кто?

На этот раз уже главный помедлил с ответом.

— Нашу беседу координируют из столицы.

— А!.. — сказал я. — Привет Гейзеру Павволу.

Есть у нас на Марсе оракул такой, на всякий случай. Работает системным аналитиком и прогностиком. Когда возникает нужда, он и его коллеги просчитывают нестандартные ситуации. Это чтобы повысить степень нашей готовности к любым неожиданностям. Ну спасибо, парни, повысили — все поджилки трясутся…

— Вадим, — окликнул меня Можаровский. — Куда исчез?

— Никуда. Стараюсь взять себя в руки.

— И еще не забудь взять в руки оружие. После посадки пилот выдаст тебе пистолет из бортового сейфа.

— Сам придумал?

— Мы так решили. Для твоей безопасности на буровой.

— Идите вы… со своим решением.

— Это мне идти. Гейзер Паввол отключился. Его, между прочим, на совещание вызвали.

«Вот как! — подумал я. — Весь Марс на ноги подняли».

Впереди, над волнистой линией близкого здесь горизонта, вспыхнул солнечный зайчик. Блеснуло коротко, но светло и ясно — будто вспыхнуло на солнце чистое зеркало. Это уже верхушка здания буровой. Вернее, антенна системы спутниковой связи «Ареосат», похожая на маленький зеркальный парус. Через две-три минуты машина сядет, и я наконец узнаю, в каком состоянии раненый. Или раненые, если их действительно двое.

— Кубакин! — позвал Можаровский.

— Слушаю! — быстро откликнулся тот.

— Артур, Ерофеева без оружия из кабины не выпускать!

Я встретил в зеркале желтые огоньки глаз пилота.

— Иду на посадку, — предупредил он не столько, надо думать, меня, сколько диспетчера.

Аэр с головокружительным креном вошел в разворот над оранжевым, мягко всхолмленным «блином» пустыни.

— Жди Ерофеева, — напутствовал пилота Можаровский, — кабину не покидай. Вадим, будь осмотрителен, действуй без риска. До связи, прораб!

Я пытался высмотреть на вираже приметный здесь ориентир — группу линейных борозд выдувания. Группу неглубоких ветровых долин. То, что мы называем ярдангами. Пока я соображал, где их искать, вставший дыбом «блин» западной Амазонии закатился куда-то назад и, неожиданно вынырнув из-под слепящего солнца, ухнул вниз. Меня слегка замутило, я впрыснул в респиратор дыхательной маски мятный аэрозоль. Машина выпрямилась и, клюнув носом, пошла на снижение вдоль прямолинейной, как городской проспект, долины — центральной в группе из трех чисто вылизанных ветрами долин — ярдангов, разделенных между собой узкими грядами.

Исполосованное тенями ложе ярданга с бешеной скоростью уносилось под днище аэра, а впереди вырастало в размерах черно-белое с золотистыми отблесками здание буровой, охваченное с тыла тремя рядами зеркал гелиоустановки. Заранее освобождаясь от ремней, я ощупывал взглядом стены стремительно вырастающей трехступенчатой пирамиды. Не знаю, что я ожидал увидеть. Не было заметно никаких странностей, буровой комплекс выглядел обыкновенно. Впрочем, бодрости мне это не добавило.

Излишек площади несущих плоскостей аэра со скрежетом втянулся в бортовые бунки. Опустив стекло гермошлема, я ждал посадочного толчка. Свист мотора сменило шипение тормозной воздушной струи, и, как только амортизаторы приняли на себя удар опорными лыжами, я вскочил и, пригнув голову, чтобы не стукнуться о потолок, кинулся к выходу. В шлюз-тамбуре меня остановил закрытый люк.

— Артур, в чем дело?

— Возьми оружие, — сказал Кубакин.

— Открой немедленно, время идет!

— Возьми оружие, — спокойно повторил пилот.

Я повернул обратно и минуту наблюдал, как сложно отпирается кодированный оружейный сейф.

— Пользоваться хоть умеешь? — запоздало осведомился мой мучитель, подавая мне глянцево-черный паллер в желтой и тоже лоснящейся глянцем кобуре. — Полезная штуковина.

Кобуру я не взял. Выхватил из нее тяжелый паллер, щелкнул предохранителем и приставил ствол к гермошлему Кубакина:

— Люк открывай! Живо!

Он отшатнулся в испуге:

— Ты что… спятил?!

— Нет. Но пальцем чувствую, спуск у этой полезной штуковины очень мягкий.

— Иди, иди куда хочешь, выход открыт!

Я воткнул паллер в кобуру, которую Кубакин все еще держал в руке:

— Спрячь в сейф до следующего раза.

— Совсем ненормальный!.. — бросил мне в спину пилот.

Больше никаких недоразумений с выходом не было — люк открылся. Я спрыгнул на хрусткий, обындевелый грунт и поспешил к зданию буровой. У входа в шлюз обернулся. Приподнятые крылья аэра были плавно изогнуты на концах, как хвостовые перья птицы-лиры. Вдоль ярданга висела в воздухе рыжая муть.