Воззвание к людям, жившим близ франко-германской границы, гласило:
«К каждому патриоту Лотарингии!
Доставив нужные нам сведения, ты окажешь неоценимую услугу и приблизишь конец войны.
Когда наступит мир, мы сумеем вознаградить тебя, и ты сможешь гордиться тем, что действовал как настоящий патриот».
К главе тридцать восьмой
Когда Васмус отказался уехать, его взяли под стражу, как нежелательного в Персии и враждебного иностранца, учитывая, что его неофициальная или «нейтральная» война фактически была частью грандиозной борьбы на Западе. Его личное имущество также подлежало конфискации и доставке в британскую штаб — квартиру. Ночью накануне того дня, когда должны были вывезти его самого, Васмус, которого стерегли четверо часовых, вдруг забеспокоился о своей верховой лошади. Обнаружив у неё симптомы особой туземной болезни, он начал то и дело спускаться, в сопровождении двух часовых, в конюшню, чтобы посмотреть, как действуют на любимого коня лекарства. Всю ночь «сентиментальный» консул, едва передвигая ноги, ходил в конюшню в сопровождении двух вооруженных часовых. Английские солдаты валились с ног от усталости. Рвение немца усыпило их бдительность. Наконец, Васмус, всякий раз аккуратно возвращавшийся обратно, решил на рассвете сойти в последний раз. Его отпустили одного. И он ускакал на совершенно здоровом и отдохнувшем персидском коне. Больше Васмуса не видели, зато слышали о нем слишком часто.
К главе сороковой
Автор должен с сожалением признать, что опубликовал ряд неточных и даже сильно преувеличенных сведений об этой германской разведчице и её деятельности в период мировой войны 1914–1918 гг. Сделал он это, доверившись офицеру разведки, воображение которого, как он тогда полагал, должно бы контролироваться профессиональным долгом. Добытая таким образом неверная информация, к несчастью, получила широкое распространение и была воспроизведена не только в английском издании и французском переводе книги, но и цитирована Джорджем Астоном в его «Секретной службе» и в других трудах, и вообще была воспринята как результат личных изысканий автора насчет жизни и характера «фрейлейн Доктор». Лишь теперь появилась возможность исправить эту ошибку и уточнить выдумки «очевидцев», легковерно принятые за истину.
Сведения об этой школе и методах обучения в ней взяты из разнообразных и достаточно надежных источников, включая и лиц, находившихся там в качестве учеников. Пишущий эти строки совершил промах, в котором признался в первом примечании к этой главе; вот почему он считает своим долгом предупредить читателя о невероятности тего, чтобы какой бы то ни было осведомитель вообще мог сообщить неприкрашенную правду о такой личности, как «фрейлейн Доктор». Что касается сведений, излагаемых здесь, то они представляют собой результат длительных личных изысканий и постоянной проверки фактов, ставших известными разведке в период мировой войны 1914–1918 годов.
Может быть, Эльзбет Шрагмюллер и не была образцовым немецким шпионом-инструктором. Но её советы составляют свод всего того лучшего, что было накоплено агентами германской разведки за многие месяцы её интенсивной деятельности. Вот некоторые из советов Шрагмюллер:
«Собирай все попадающиеся обрывки сведений, не проявляя к ним заметного интереса. Никогда не сосредоточивай на информации, которую по твоему мнению ты можешь или должен добыть, явного внимания, не привязывайся к единичному факту, наводи демонстративные справки и не обнаруживай свою решимость разведать то или иное обстоятельство.
Всегда записывай то, что узнал, абсолютно невинными словами. Цифры или размеры, о которых тебе нужно сообщить, лучше записывай как цифры личных расходов. В Портсмуте ты видел, скажем, десять тяжелых морских орудий на платформах, готовых к монтажу. Помни, что отличный обед, заказанный тобой в Портсмуте, обошелся тебе в десять шиллингов.
Не сжигай писем или других бумаг и не считай обугленных клочков бумаги недоступными прочтению. Микроскопическое исследование открывает многое в бумажном пепле. Изорвать и выбросить бумажку не значит её уничтожить. Обрывки бумаги не всегда можно с уверенностью считать исчезнувшими даже в уборных.
Никогда не говори и не веди себя таинственно, исключая лишь единственный случай: словоохотливый человек, обладающий ценными сведениями, нередко может быть доведен до того, что их выдаст, если ему или ей сообщат что-нибудь, пусть даже совершенно надуманное, льстивым и доверительным образом, с несколько таинственным видом. Не поддавайся искушению прихвастнуть, показаться умным или чересчур оригинальным и изобретательным, если ты не уверен, что твое изобретение действительно ново. В состязании умов шпион, работающий за границей, неизбежно находится в весьма невыгодном положении».
К главе сорок первой
Указывали, что Алиса Дюбуа во время своего последнего путешествия в Турнэ имела неосторожность взять с собой несколько новых фальшивых паспортов для раздачи своим все ещё многочисленным последователям. А когда её допрашивали, она сделала промах, от которого постоянно остерегала других, — «если вас станут допрашивать, никогда не сознавайтесь в знакомстве с человеком, который имел несчастье попасться». Называя тех, кто мог за неё поручиться или помочь ей быть взятой на поруки, она упомянула несколько лиц, которые уже были на подозрении, подобно ей самой, или даже сидели в тюрьме, как Шарлотта. Но даже помимо такого рода промахов у представителей германской контрразведки имелось достаточно улик для предания Алисы суду.
Когда английские войска вступили в Кельн, сотрудники разведки увидели лежащий на земле белый крест, на котором значилось имя их отважной шпионки:
Луиза де Беттиньи сконч. 27.9.18
Впоследствии Франция и родной город Луизы Лилль устроили ей публичные похороны с отданием всех воинских почестей. Четыре медали — две английские и две французские — были приколоты к белой шелковой подушке, возложенной на её гроб. В приказе, которым эта смелая и юная разведчица награждалась военным крестом, говорилось:
«За добровольное посвящение себя служению родине; за непоколебимо мужественную борьбу с опасностями и трудностями этого великого дела, за преодоление, благодаря исключительным дарованиям, величайших препятствий с постоянным риском для жизни и несением в течение всей службы колоссальной ответственности; за непревзойденный героизм».
К главе сорок второй
Базиль Томпсон признается, что сказал сорокалетней «яванской» танцовщице: «Мадам… если хотите верить слову человека, который почти вдвое старше вас, — бросьте то, чем вы занимались». Пожалуй, это самый деликатный прием контрразведывательной техники в истории войны!