От всякого инока, какую бы должность ни проходил он в монастыре, требовалось полное подчинение начальнику и безусловное, точное исполнение устава. Это было главным отличием жизни киновии от жизни отшельнической в тесном смысле этого слова. В полном послушании был и залог духовного совершенствования киновитов. В послушании было великое нравственное преимущество киновии. Нарушение распоряжений начальника или предписаний устава, хотя бы и по ревности о подвижничестве, всегда могло вести к ропоту со стороны других и быть причиною всяких беспорядков в общежитии. Поэтому Пахомий строго наказывал нарушителей долга послушания, чем бы они ни оправдывали себя. Такие случаи бывали и в Тавеннисийском общежитии, хотя очень редко.
Для покупки необходимых вещей и продажи монастырского рукоделья выбирались особенно благонадежные иноки, украшенные всякими добродетелями, чтобы мир не мог их соблазнить, а они служили бы назиданием для мира. Обращалось особенное внимание на то, чтобы они не были пристрастны к стяжениям, хотя бы от этих стяжений монастырь мог получить значительную пользу.
Когда в Тавенниси количество иноков увеличивалось более и более, здесь должны были умножаться и различные хозяйственные учреждения. Должно было умножиться и количество лиц, проходивших те или другие «послушания» ради удовлетворения различных нужд монастыря. Когда количество иноков и монастырей в Пахомиевой киновии умножилось, мы видим там очень много иноков, на которых были возложены различные обязанности по монастырю. Мы видим здесь правильно устроенные хлебные, сначала только в Тавенниси, а потом в монастырях Певоу (самом главном) и Фенум. В этих хлебных иноки работали при самой глубокой тишине, содействовавшей и успеху работы и самособранности духа. Не было здесь разговоров. Даже спросить воды или муки нельзя было: нужное требовали стуком о квашню. Во время работы читали на память заученное из слова Божия.
В одно время в Тавеннисийском общежитии было 15 портных, 7 кузнецов, 4 плотника, 15 красильщиков, 20 дубильщиков кож, 12 погонщиков верблюдов, 20 садовников, 15 сапожников, 12 иноков, приготовлявших покрывала, 10 ночных стражей и 10 переписчиков. Иноки своим трудом приготовляли для обители все необходимое, и лишь немногое им приходилось покупать в городах. Особенно распространено было среди киновитов выделывание рогож, и это не только было хорошим рукоделием для монахов, но и могло усиливать денежные средства киновии, а деньги необходимы были и здесь.
Деньги хранились, по заповеди святого Пахомия, в одном месте, в распоряжении эконома. Этот эконом и удовлетворял все братские нужды. Но иноки не могли иметь свои деньги. Между монахами было много таких, которые пришли в монастырь еще в детстве со своими родителями. Выросши, они не умели различать золота от серебра и были совершенно равнодушны к деньгам.
Нужды братии были очень скромны. Нестяжательность была так велика, что всякий имел только одну одежду и одно покрывало из овечьей или козьей кожи. Разорванную одежду особо назначенный инок должен был чинить, вымывать и потом хранить в складе поношенной одежды. Когда кто-либо из монахов хотел вымыть свое платье, он брал себе одну из этих починенных одежд, а вымыв свое платье, возвращал эту одежду заведовавшему ею иноку.
В киновии было очень много переписчиков. Эти опытные писцы усердно списывали те книги, какие были особенно полезны монахам, по указанию начальника. Трудились они с успехом: монастырские книгохранилища увеличивались, и каждый инок мог найти здесь для себя пищу духовную.
При всяких сношениях с миром иноки должны были соблюдать особенную осторожность. Во время пути они должны были повторять про себя известные им изречения святого Писания и размышлять о них. В путешествие отправлялись всегда несколько человек вместе, по крайней мере двое. Если на пути встречалась женщина, желавшая говорить с ними, то старший инок приближался к ней и, опустив глаза, с великою скромностью вел недлинный разговор. Встречая на пути начальника или воина, каждый инок сходил со своего осла и молился в стороне, уступая дорогу путнику.
В мирских домах иноки обыкновенно не вкушали пищи. В крайнем случае вкушали лишь то, что было разрешено монастырским уставом.
Чтобы мир не оказывал худого влияния на монахов через письменные сношения, письма в монастыре получал начальник, и если он видел, что письмо заключает в себе добрые мысли, то передавал его по назначению. Никто в монастыре не мог рассказывать того, что он видел или слышал в мире, если это не вело к общему назиданию. Что-нибудь назидательное можно было сообщать лишь с дозволения начальника. Вообще говорливость не поощрялась среди иноков.
Странники принимались в особом помещении. Никто из братии не мог принимать их у себя в келии. Даже о приходе кого-нибудь из родных никто не мог передавать монахам: о приходе странников говорили кому следует только привратники. В гостинице странникам оказывали самый радушный прием. Для женщин было отдельное от мужчин помещение. Даже чужих монахов преподобный Пахомий не помещал вместе со своими иноками, не позволял пускать их даже в общую трапезу, хотя и оказывал им все знаки братской любви и позволял им входить в церковь во время общей молитвы, если только они были православные, а не еретики.
Слава святого Пахомия более и более распространялась по Египту. О великих подвигах его узнала наконец и родная сестра его Мария, просвещенная уже христианскою верою и остававшаяся девою. Очень желая увидеть брата Пахомия, она отправляется в Тавенниси. Сообщили о ее приходе Пахомию. Отрекшийся от всяких земных пристрастий, избегавший свиданий с женщинами, святой Пахомий отказывает сестре в свидании, но в то же время через монаха-привратника указывает ей новый путь жизни. Он говорит ей, что настоящая жизнь есть лишь приготовление к жизни будущего века, а жизнь в удалении от мира, жизнь монастырская, может дать все средства ко спасению. Пахомий обещает сестре, что для нее иноки построят уединенное жилище, если она захочет проводить жизнь монастырскую. Тогда, говорит он, и другие женщины, поселившись с нею, могут отдаться всецело заботе о достижении духовного совершенства. Грустно было для Марии слышать, что брат ее сам не хочет беседовать с нею. Она заплакала. Но слова Пахомия, переданные ей через монаха привратника, содержали и много утешительного. Она согласилась на то, к чему призывал ее Пахомий. Тогда Пахомий послал монахов построить для нее жилище вблизи селения, на довольно значительном расстоянии от монастыря мужского, на другой стороне Нила.
Спустя короткое время уже большое количество женщин являются к Марии, чтобы навсегда остаться жить с нею. Сестра преподобного Пахомия делается для них матерью, старицей. Она руководит их на пути ко спасению до самой своей смерти.
Со своей стороны и авва Пахомий с великим усердием заботится об этом монастыре. Для ближайшего руководства духовною жизнью в женской обители он назначает старца Петра. Пахомий сам написал особую книгу с правилами монашеской жизни, и эти правила сестры обители должны были усердно изучать и исполнять.
Конечно, могли быть случаи, когда кому-либо из иноков нужно было посетить ту или другую сестру. Свидания эти в случае необходимости разрешались самим Пахомием. Получив разрешение Пахомия, инок являлся к заведовавшему женским монастырем старцу Петру. Старец посылал за матерью монахинь, за тою монахиней, которую нужно было видеть иноку, и еще за третьей монахиней: все садились, и тогда начинался разговор, причем, конечно, все имели в виду то, что длинные и особенно праздные беседы неприличны монашествующим.
Если какая-нибудь инокиня умирала, сестры относили ее в место их молитвенных собраний. Мать инокинь одевала ее погребальным саваном. Авва Петр сообщал о смерти монахини Пахомию. Назначенные им иноки, проводившие безукоризненную жизнь, отправлялись в женский монастырь. Они останавливались у ворот молитвенного дома и здесь пели священные песнопения. Наконец усопшую погребали, причем к гробнице сопровождали ее с пением сестры в предшествии матери, а старец шел сзади их. Расходились, зарыв усопшую в землю и совершив над нею последнюю молитву. Иногда сестер погребали в самом монастыре, а иногда относили их к ближайшей горе.