Подходит к пианино. Совершенно машинально облокачивается. Г-жа Каррэ-Ламадон мгновенно подбирается, бросает на графа кокетливый взгляд, собирается петь. Граф взглядывает. Вставляет монокль. Роняет его. Пожимает плечами и, неодобрительно покачав головой, отворачивается. Г-жа Каррэ-Ламадон мгновенно вскакивает, захлопывает крышку, кидает на графа взбешенный взгляд и выбегает.

Сидящие у стола исподтишка провожают Каррэ-Ламадон взглядами, впрочем, делая вид, что это их не касается. Каррэ-Ламадон, вздохнув, покорно подставляет руки графине. Графиня задумчиво шлепает Каррэ-Ламадона, вздрагивает и шипит. Пышка сидит, потупившись, кусая губы, поглядывая исподтишка на соседей, ей явно не по себе. Она уже чувствует, что раздражение как будто относится к ней.

Г-жа Каррэ-Ламадон яростно подымается по лестнице. Она останавливается на секунду около двери офицера, кусая губы, готовая разрешиться не то бранью, не то слезами. А между тем по коридору из глубины идет к повороту немецкий офицер. Заметив офицера, она вдруг подбирается. Сразу став спокойной, она медленно идет ему навстречу. Они встречаются как раз на повороте. Г-жа Каррэ-Ламадон, поводя плечиком, кидает на офицера огненный взгляд и проходит мимо. Она идет подчеркнуто медленно. Офицер останавливается, оглядывается. Думает две-три секунды, пожимает плечами, входит к себе в комнату. Г-жа Каррэ-Ламадон яростно поворачивается, идет назад. Навстречу ей поднимается Пышка. Обе женщины встречаются на том же повороте. Они обливают друг друга откровенным презрением, обмениваются взглядами ненависти и одновременно захлопывают двери своих комнат.

У стола продолжается унылое сидение. Графиня все еще шлепает Каррэ-Ламадона, который вздрагивает при каждом ударе. Луазо около окна. Он делает что-то, водит рукой.

Оказывается, Луазо ловит муху. Поймав ее, он тщательно отрывает ей лапки и крылышки, давит ее между пальцев и вытирает руку.

У стола все то же. Только граф брезгливо отвернулся от Луазо. Графиня шлепает Каррэ-Ламадона. Корнюдэ вдруг выпрямляется. Он неожиданно закладывает руку за борт и произносит:

— Республика оценит ее патриотизм.

Все за столом морщатся от этой бестактности. Сегодня патриотизм уже не котируется. Графиня после секундной паузы усиленно шлепает Каррэ-Ламадона.

Луазо ловит вторую муху, обрывая ей лапки, он говорит, говорит то, что думают остальные.

— …А мои заказчики не оценят…

И, раздавив муху, он отходит от окна. Реплика Луазо попадает в точку.

Каррэ-Ламадон, все более нервничающий, протягивает графине руки. (На этот раз ладонями вверх.) Он шлепает ее с неожиданной для него самого силой. Графиня вскрикивает и остается секунду неподвижной. Ее рот раскрыт. Затем заморгала глазами, чуть не плача от обиды, она начинает вставать.

Каррэ-Ламадон обалдел от неожиданности и конфуза.

Графиня встает и уходит, сдерживая слезы. Смущенный Каррэ-Ламадон вспыхивает. Он не понимает, что произошло. Он в панике. Граф обливает его презрительным взглядом и, пожав плечами, выходит. Каррэ-Ламадон поворачивается в другую сторону, беспомощно ища у кого-нибудь сочувствия.

Обе монахини встают, испуганно крестясь, и торопливо выходят, оглядываясь на Каррэ-Ламадона, словно он сейчас бросится на них.

У стола. Корнюдэ невозмутим. Луазо ухмыляется. Г-жа Луазо считает медяки. Неожиданно Каррэ-Ламадон яростно нагибается к Луазо.

— Вы все время плутовали.

Оба Луазо величественно выпрямляются. Г-жа Луазо окидывает Каррэ-Ламадона презрительным взглядом.

— Вы дурно воспитаны.

Супруги Луазо с изумительной быстротой собирают карты и медяки и выходят.

Каррэ-Ламадон беспомощно смотрит им вслед. За столом остался один невозмутимый Корнюдэ.

Каррэ-Ламадон с ненавистью глядит на него. Шипит:

— Вот она, ваша республика!

Он быстро выходит. В кадре остается один Корнюдэ, сидящий в позе гражданской скорби.

Каррэ-Ламадон подходит к двери своей комнаты, входит. Ровно одну секунду коридор пуст. Каррэ-Ламадон выскакивает из комнаты с таким видом, словно наткнулся в ней на гремучую змею. По некоторым признакам видно, что ему попало по физиономии. Постояв у двери и не решившись еще раз войти, он идет к окну.

Перед окном стоит Каррэ-Ламадон. Он, вздыхая, смотрит на сиротливые домики Тота, зябнущие за окном под свинцовым тяжелым небом. Начинает ловить муху. Оглядывается.

Перед окном стоит Каррэ-Ламадон. Дверь одной из комнат открывается. Выходит взволнованный граф, произнося какую-то убийственную реплику (относящуюся, очевидно, к оставшейся графине). Постояв, граф подходит к окну.

Теперь уже двое стоят перед окном. Оба вздыхают. Каррэ-Ламадон начинает ловить было муху, но, смутившись графа, прячет руку назад. За окном сиротливые домики Тота, тяжелое небо. Вздохнув, Каррэ-Ламадон оборачивается к графу:

— Любопытно…

Каррэ-Ламадон мнется. Ему явно трудно выразить мысль. Все-таки он продолжает:

— С чисто научной точки зрения…

Граф, заинтересовавшись, вставляет в глаз монокль. Каррэ-Ламадон шевелит в воздухе пальцами.

— Юридически она имеет право отказывать кому бы то ни было.

Граф изумленно вглядывается в Каррэ-Ламадона, роняет монокль. Пожимает плечами и отходит от окна.

Граф идет вниз. Каррэ-Ламадон смущенно следит за ним. Вдруг оборачивается. На другом конце коридора открылась дверь. Луазо сердито выскочил в коридор. Дверь захлопнулась за ним сама собой. Луазо пошел на аппарат.

Около стола сидит и тянет пиво Корнюдэ, весьма довольный самим собой и пивом. Вдруг он сурово выпрямляется. В кадр входит граф и небрежно усаживается. Как будто все решительно в порядке.

По лестнице спускается Луазо. Он доходит до крупности второго плана.

Останавливается. Говорит, ни к кому не обращаясь:

— В неделю это составит 72 840 франков, не считая процентов.

Кончив реплику, он идет на аппарат.

И еще не исчез он из кадра, как наплывом появляется спускающаяся г-жа Каррэ-Ламадон. Остановясь на нижней ступеньке, она, пожимая плечиками, произносит:

— Не понимаю, что он в ней нашел.

Кончив реплику, она идет на аппарат.

И не успела она выйти из кадра, как на лестнице появляется спускающаяся графиня. Она останавливается, говорит:

— Разумеется, он предпочел бы любую из нас.

Она идет на аппарат.

И ее сменяет г-жа Луазо. Ее лицо кривится от ярости и презрения. Она цедит сквозь зубы:

— В конце концов, это ее профессия.

Она проходит на аппарат.

В кадре гостиная. Она вновь полна путниками, сидящими в разнообразных позах.

В дверях стоит хозяин. Они мрачно смотрят на него. Лицо его расплывается в улыбку.

Он улыбается все шире.

Он начинает смеяться, колышась всем телом.

Руки нервно теребят и рвут игральную карту.

Ноги нервно стучат по полу.

Пальцы отбивают дробь по колену.

Каррэ-Ламадон бросил разорванную карту, подпер голову руками.

Граф резко переменил позу.

Луазо у окна поймал муху и яростно раздавил ее.

Часть гостиной. Вечер. Стол. У стола граф и Каррэ-Ламадон. Корнюдэ стоит за ними, скрестив руки. Луазо у окна яростно ловит мух. Все мужчины и ни одной женщины. Вскочил Каррэ-Ламадон, пошел.

Яростно зевнула г-жа Луазо.

Зевнула графиня и г-жа Каррэ-Ламадон.

Зевнули и закрестились монахини.

Все женщины, кроме Пышки, собрались вокруг камина, словно демонстрируя ссору этим отделением от мужчин. Дамы сидят спинами к остальному обществу.

И одна, обособленно, около пианино сидит Пышка. Она сидит выпрямившись. Она тревожно оглядывается.

Посреди гостиной яростно ходит, заложив руки в карманы, Каррэ-Ламадон. Три шага вперед, три шага назад. Три шага вперед, три шага назад.

Граф с ненавистью следит за шагающим, поворачивая голову.

Ходит Каррэ-Ламадон. Три шага вперед, три — назад.

Отчаянно зевнул у окна Луазо. Пошел на аппарат.