— Керагаст. Сэр Керагаст, — отрапортовал рыцарь. — Ваш дядя по-прежнему нездоров. Мы сегодня утром опять будем молиться за него. Надеюсь, вы присоединитесь к нам в часовне?

— А куда я денусь? Когда молитва?

— Через четверть часа. Не опаздывайте!

С этими словами Керагаст вышел, метнув на прощание такой пристальный взгляд в сторону скелета, что было просто удивительно, как тот не рассыпался в пыль!

— Ты в следующий раз поосторожнее! Попалишь меня! — проворчал Терри, присаживаясь перед послушником на корточки и принимаясь приводить парня в чувство.

— Прошу меня простить, господин. — Скелет Калидора поклонился. — Но если бы вы знали, что тут происходит! Здесь творятся чудные дела! Если бы вы знали и видели то, что вижу я! Почти половина всех обитателей этой крепости не люди или люди с магической наследственностью, сенсорики! Вот этот мальчик, например, нормальный, — кивнул скелет на послушника, — а тот рыцарь, который только что вышел, явный нелюдь.

— Он наполовину альп, — определил Терри, — если я ничего не перепутал. Не дрейфь, Калидор. Я не боюсь магов…

«Если это не мой родной папаня!» — мысленно добавил молодой человек и сделал знак скелету, чтобы тот растворился в воздухе, — послушник начал приходить в себя.

Мудрый обычай велит авторам романов подробно описывать триумфальный въезд персонажа в родные пенаты. Рука по привычке тянется живописать пестрые шумливые толпы придворных, людей и нелюдей, толпящихся вдоль дороги; шум, веселье и музыку, беспечными кругами модного танца плывущие над толпой; девушек, шепчущихся и перемигивающихся в надежде получить хотя бы один мимолетный взгляд от шествующего тропою собственной судьбы героя; всяческих монстров, машущих лапами, крыльями, хвостами и прочими совсем уж невообразимыми конечностями; мифических персонажей, которых наш герой до сего дня полагал исключительно плодом воображения вдохновенных бумагомарак, которые теперь представлялись ему как верные и преданные слуги, помнящие еще его прадедушку; прислугу, бросающуюся в ноги прямо за порогом и заслуживающую отдельного описания, и прочее, прочее, прочее… Напомню, что у автора остается и другая возможность — написать, что героя встречали мрачным молчанием, вздохами, сдержанными стонами и звоном цепей, ибо попал он в мрачное обиталище злодея и вокруг видел только узников и рабов, ждущих от нового господина одних неприятностей и давно потерявших надежду как-то изменить свою участь. Как бы то ни было, обычно, если кто-либо попадает в такой замок, это событие стоит того, чтобы быть отмеченным особо.

Справедливости ради скажем, что на подъемном мосту уже несколько часов дежурила делегация встречающих, к которой то присоединялись отдельные обитатели замка, то отделялись те, кто внезапно вспомнил о важных делах. Уточним, что на крепостной стене с полудня прогуливались другие обитатели сего места, наматывая круг за кругом и с равной тоской глядя в небеса и вниз, поскольку лестницу, по которой они смогли бы спуститься на грешную землю, кто-то утащил. Не скроем, и в окошках время от времени показывались заинтересованные лица, а каждому слуге раз пятьдесят был задан один и тот же вопрос: «Ну что?» И все пятьдесят раз никто из слуг не мог ответить ничего вразумительного.

Торжественной встречи не получилось. И причины тому были достаточно объективными.

Во-первых, десант горгулий прибыл на место глубокой ночью — за несколько минут до того, как летевший первым молодой самец заложил вираж, выбирая место для посадки. Пробило полночь, и даже самые стойкие отправились спать. Правда, оригиналы, которые застряли на крепостной стене — лестницу им так и не принесли — проснулись от хлопанья крыльев и увидели шесть черных характерных силуэтов, садящихся на внутренний двор, но если даже днем к их воплям о помощи не прислушивались, можно представить, с каким результатом они сейчас размахивали бы руками и орали: «Прибыл! Он прибыл! Да снимите же нас отсюда!» Единственной реакцией на громкие восторги были открывшееся окошко и старческий крик, пообещавший зашвырнуть крикунов на луну, если они немедленно не заткнутся. Угроза сопровождалась парочкой шаровых молний, пущенных на голос, так что крики на какое-то время стихли. Через несколько часов они возобновились опять, но к тому времени горгульи уже скрылись в своих казармах и двор опустел до рассвета, только тогда ночная стража сняла полуночников с помощью лебедки.

Во-вторых, Лейра укачало. Летать на горгулье совсем не то что летать на драконе, это вам любой подтвердит. Дракон летит плавно, на нем даже чай можно пить, а горгулья непрерывно «ныряет», то падает, то стремительно выравнивается. Желудок Лейра не выдержал болтанки, юноше стало плохо. Так что остаток пути он уже не сидел на спине старого Цуцуньи, а лежал на руках у Логоринд. Горгулья летела также неровно, но хотя бы сочувствовала его переживаниям.

Понятное дело, никто не захотел показывать Терри встречающим в таком виде. Опустившись на внутренний двор, горгульи дали юноше несколько минут, чтобы прийти в себя, после чего подхватили его и потащили прочь, рассудив, что к утру юноша окончательно оклемается, а там пускай и торжественную встречу готовят.

Но утром ничего не изменилось. То есть, когда Лейр наутро в сопровождении Цуцуньи вышел из горгульих казарм, представлявших собой нагромождение камней, скрепленных между собой чем-то вроде экскрементов и прилепившихся к внутренней части крепостной стены на высоте три человеческих роста, его никто не заметил. У ворот замка и на подъемном мосту собралась толпа разномастных тварей, среди которых люди являлись редким исключением. Все напряженно всматривались в даль, не замечая никого и ничего вокруг. Существа женского пола нервно ощипывали лепестки с букетиков, гадая «прилетит — не прилетит», существа мужского пола угрюмо топтались и то и дело посылали кого-нибудь подальше и повыше, — видимо, чтобы им было лучше видно. Существа пола неопределенного выдавали свою нервозность тем, что меняли цвет, а иногда и форму.

— Чего это они? — поинтересовался Лейр, проходя мимо. Над его головой на ветру мягко и нежно поскрипывали ржавые цепи, на которых висели клетки с чьими-то останками, и кружили птицы, очень похожие на ворон, в детстве переболевших свинкой.

Топавшие следом горгулы — сам Цуцунья и один из «группы поддержки» (Логоринд в самый последний момент так разволновалась, что не смогла выбраться из гнезда) — синхронно пожали плечами, сопроводив это движение хрустом и треском. И Лейр решил действовать самостоятельно. Выбрав нескольких индивидуумов, которые больше остальных походили на людей, он подошел к ним и вежливо постучал одного по спине:

— А… э-э…

— Чего? — развернулся к нему гибрид волка и человека.

— Что тут происходит?

— Иди отсюда, не мешай, — рявкнул волко-человек.

— Не твоего ума дело, — несколько мягче посоветовал некто, в чьих предках наверняка числились лягушки.

— Ждем, — коротко бросил третий, похожий на помесь крысы и рыбы.

— А кого вы ждете? — немедленно поинтересовался Лейр.

— Не твоего ума дело, — практически хором ответствовали волко-человек и лягушоид. — Иди своей дорогой и не мешайся под ногами!

— Кого надо, того и ждем, — прояснил крысо-рыб. После чего вся троица резко отвернулась, давая понять, что дальнейшие расспросы вести бесполезно. Зато над юношей смиловался призрак, меняющий от волнения форму так быстро и непрерывно, что становилось понятно: данный индивид сам уже забыл, как выглядит. Он подлетел, обдавая Лейра волной странных ароматов, сделал попытку обнять собеседника верхней конечностью и прошелестел:

— За ним посылали! Сам Повелитель отправил Воина Ночи! А это что-то да значит!

— Воин Ночи? Такой высоченный, в черных шипастых доспехах? — вспомнил Лейр странного посетителя замка.

— Он самый! Смотри-смотри! — Призрак другой конечностью показал на внутреннюю крепостную стену (действие происходило в пространстве между внешней и внутренней крепостными стенами, которые были разделены рвом с кипящей лавой и копошащимися в ней существами, а соединены несколькими мостками разной степени хлипкости).