Изменить стиль страницы

В двери с внутренней стороны щелкнул замок. Я испуганно перемахнул через заборчик и побежал в клуб...

Янис сидел в библиотеке и подбирал книги для передвижной библиотечки. Я, не зная, как убить время, лениво рассматривал стенды в фойе клуба. Они не изменились со времени нашего пребывания на учебном пункте.

Гулко хлопнула входная дверь. За моей спиной послышались легкие шаги и замерли. Я перешел к щиту с фотографиями офицеров отличных застав.

— Ну как, твоего портрета еще нет здесь?

Мне почудилось, что подо мной проваливается пол. Но когда понял, что с полом ничего не случилось, повернулся и глупо заулыбался:

— Здравствуй, Люба!..

Люба стояла на почтительном расстоянии, не делая попытки подойти ближе. Робко, неуверенно я приблизился к ней, протянул руку, повторил:

— Здравствуй, Люба!

— Ты очень занят?

— Да нет, торчу здесь от нечего делать.

— Походим немного по парку?

— Конечно, конечно, — торопливо согласился я, пытаясь сладить со своей дурацкой улыбкой.

Почерневшие кроны тополей почти упирались в низко провисшие облака. Воздух был промозглый, густо настоянный на прелых листьях. И то ли от сырости, то ли еще от чего, я почувствовал озноб. Вот всегда так. Мечтаю о встрече, мысленно произношу необыкновенно красивые, возвышенные слова, а увижу — и меня словно парализует.

Люба не выдержала тягостного молчания.

— Я знаю, ты уже четвертые сутки здесь. Первый день я думала о тебе, второй — ждала, третий — нервничала, на четвертый — побежала искать. Коля, ты не человек, ты загадка. Я когда-нибудь разгадаю ее?

— Я только что был у твоего окна.

— И постеснялся зайти?

— Да.

— Я страшнее нарушителей?

— Не то, Люба...

— А что «то»? Ну, что «то»?! — Она подошла ближе, властно взяла меня за локоть. — Ой, да ты дрожишь. Заболел?

— Нет.

— Заболел!

— Да нет же, Люба,

— Скажи, что заболел. Мне будет легче. — Она снова отодвинулась. — Я только и делаю, что ищу тебя. Но ведь так в жизни не бывает? — Даже в темноте было видно, как сверкнули Любины глаза. — Я напрасно потревожила тебя. Может быть, вернемся обратно?

— Нет, нет, здесь такая прелесть, такая красота! — молол я, не решаясь взглянуть на девушку.

Действительно, красота была неописуемой. Мы удалялись от одиноко горевшей лампочки. Наши тени вытягивались, становились смешными, уродливыми. А моя удлиненная голова с заваленной набок фуражкой — подлинная находка для Кукрыниксов.

В конце аллеи стояла скамейка. Люба машинально опустилась на нее. Я сел рядом. Снова молчим. Что это за пытка!

— Коля, страшно было, когда столкнулся с нарушителями?

— Нет.

— Хоть чуточку?

— Не знаю. Не заметил. Очевидно, потому, что был занят другим. Ведь надо было не только задержать, но и доставить нарушителей. А в горах это не так просто.

— Ты даже не представляешь, как я волновалась за тебя! И как назло, папу вызвали в Москву. У кого узнать подробности?..

— Хорошо, что не узнала.

— Опять загадки?

— Да нет, Люба. Не помню, кто-то сказал: от героического до смешного всего один шаг... На заставе из меня начали лепить героя, а вышло чучело.

— Ну вот что, чучело, расскажи все по порядку! — приказала Люба.

И опять как бы заново я пережил все, чем полны были последние дни: усталость, тревогу, радостное волнение и, наконец, разочарование.

— Ну что за человек! — перебила меня Люба. — Словно нарочно, терзает себя. Разве ты не должен был задерживать этих нарушителей? Или обижаешься, что они не оказались матерыми шпионами? А папа радуется, что стало меньше этих матерых. Значит, лучше охраняется граница, бдительнее пограничники. Пойми: ты храбрый, сильный, хороший!

Люба прижалась ко мне. Я осторожно, словно боясь обжечься, нащупал пальчики ее руки. Они были нежными, мягкими и словно таяли в моей жесткой ладони. Было слышно, как в них пульсирует горячая кровь. Мне стало удивительно тепло и уютно. И все тревоги, волнения были уже далекими и нереальными, как сон.

На дорожку неслышно планировали черные, сгоревшие за лето тополиные листья. И мне вдруг почудилось, что мы не в парке военного городка, а в нашем лесу. Где-то неподалеку приветливо журчит ручеек, нежно позванивает своими прозрачными родниковыми водами. Это он зовет нас пройти по его расточенным берегам, заглянуть в чистые глубокие омуты, по которым растеклись густые тени ольховника. А недалеко от опушки леса живет одинокая старушка, которая так смутила нас напутственными словами: «Ну дай вам бог породниться!»

— Люба, дорогая моя! — неожиданно проговорил я вслух.

— Не слышу. Повтори, — шептала Люба. — Повтори!.. — Она обняла меня, коснулась губами моей щеки, потом легонько оттолкнулась, сорвалась со скамейки и, как привидение, растаяла в темноте.

ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ

Капитан Смирнов зашел в помещение хозвзвода, где мы ночевали, и объявил:

— Завтра в пять утра выезжаем на заставу.

— А что с нарушителями? — беспокойно спросил Янис.

— Местные студенты отпущены, они зашли в пограничную зону случайно. Но вот приезжий, Тарантута... Он действительно учится в одном из институтов Латвии. Второй год занимается альпинизмом. Это его четвертое восхождение в горы. Тут вроде бы все ясно. А что настораживает? Его альпинистские маршруты. Они почему-то все пролегают недалеко от важных участков государственной границы или от оборонных сооружений. Возможно, что и тут простое совпадение. Возможно. И еще. В его конспектах по радиоэлектронике много такого, чего нельзя таскать по гостиницам. А поднимать в горы просто нелепо. Уж кто-кто, а альпинисты знают, что в их рюкзаках не должно быть ни грамма лишнего.

Конечно, такой способ переноса через границу секретных сведений слишком примитивен, — задумчиво проговорил капитан. — А может быть, очень хитер. Не будем пока гадать. Следователь обещал ознакомить нас сегодня с новыми материалами. Никуда не расходитесь.

Майор встретил нас приветливо.

— Ну, что можно было установить на месте — установлено: Больше задерживать вас не буду. Не хотите познакомиться с некоторыми выдержками из протокола допроса? — Он протянул капитану несколько листов, отпечатанных на машинке. — Зачитайте, пожалуйста.

«С л е д о в а т е л ь. Тарантута, в числе своих друзей вы не назвали Грегора Ярвилло. Это по рассеянности или по каким-то другим соображениям?

Т а р а н т у т а. Среди моих близких друзей такого нет.

С л е д о в а т е л ь. Вы вообще не знали его?

Т а р а н т у т а. Несколько случайных встреч.

С л е д о в а т е л ь. Где?

Т а р а н т у т а. В каком-то ресторане.

С л е д о в а т е л ь. Припомните, в каком?

Т а р а н т у т а. Ну, допустим, в привокзальном. Это так важно?

С л е д о в а т е л ь. Где он работает?

Т а р а н т у т а. Не знаю.

С л е д о в а т е л ь. Ярвилло — это его настоящая фамилия?

Т а р а н т у т а. Слушайте, товарищ майор, мне надоел этот детектив. Если я действительно нарушил какой-то пограничный закон, в чем я сомневаюсь, привлекайте к ответственности. Но увольте от подобных вопросов. Я устал.

С л е д о в а т е л ь. От вас зависит, чтобы подобных вопросов было меньше. Отвечайте на них сразу. И правдиво. Где вы познакомились с Ярвилло?

Т а р а н т у т а. Я уже сказал.

С л е д о в а т е л ь. А не в ресторане «Чайка», около клуба иностранных моряков?

Т а р а н т у т а. Возможно.

С л е д о в а т е л ь. У вас были знакомые среди судовых команд гамбургских пароходов?

Т а р а н т у т а. Ну, знаете, это уж слишком. В конце концов, и над вами есть контроль. Это не тридцать седьмой год.

С л е д о в а т е л ь. Сколько вам тогда было лет?

Т а р а н т у т а. Когда?

С л е д о в а т е л ь. В тридцать седьмом.

Т а р а н т у т а. Два года.

С л е д о в а т е л ь. Поздновато поступили в институт. Были причины?

Т а р а н т у т а. Да. Баллы вступительных экзаменов.

С л е д о в а т е л ь. Вы не ответили на мой вопрос. У вас были знакомые среди иностранных моряков?

Т а р а н т у т а. Есть такой опереточный персонаж, который все время молит бога: «Господи, пошли мне кошмарное преступление!»

С л е д о в а т е л ь. Помню. Где вы слушали эту оперетту?

Т а р а н т у т а. По радио.

С л е д о в а т е л ь. За что вас задерживала милиция?

Т а р а н т у т а. Милиция?.. Был такой случай. Правда, очень давно.

С л е д о в а т е л ь. Год назад.

Т а р а н т у т а. По-моему, раньше.

С л е д о в а т е л ь. Двенадцатого июня прошлого года.

Т а р а н т у т а. Дайте подумать.

С л е д о в а т е л ь. Подумайте.

Т а р а н т у т а. Да, в это время.

С л е д о в а т е л ь. За что вас приводили в милицию?

Т а р а н т у т а. Произошла какая-то заваруха в ресторане.

С л е д о в а т е л ь. Какая именно?

Т а р а н т у т а. Да вот этого Ярвилло хотели вывести. Я заступился.

С л е д о в а т е л ь. А может быть, наоборот: Ярвилло заступился за вас?

Т а р а н т у т а. Возможно. Когда человек во хмелю, за его память ручаться трудно.

С л е д о в а т е л ь. Откуда у вас брались средства на оплату ресторанных счетов?

Т а р а н т у т а. И это имеет отношение к границе?

С л е д о в а т е л ь. Прямое.

Т а р а н т у т а. Конечно, не из моей стипендии. Как правило, платил Ярвилло.

С л е д о в а т е л ь. По странной случайности почти в одно время с вами задержали и вашего приятеля Грегора Ярвилло.

Т а р а н т у т а. Знакомого...

С л е д о в а т е л ь. Ваш знакомый заявил, что счета в ресторане оплачивали вы. У него не могло быть денег: он нигде не работал. И сейчас задержан милицией за тунеядство. Что вы на это скажете?

Т а р а н т у т а. То, что вы отлично осведомлены.

С л е д о в а т е л ь. Спасибо за комплимент. Продолжайте... Что же вы молчите?

Т а р а н т у т а. Хорошо. Я продолжу. (Тарантута надолго умолкает. Его лицо выражает страдание, раскаяние.) Хорошо, я продолжу. (Повторяет еле слышно.) И поверьте, это будет моя исповедь. Едва ли кто станет уверять, что стипендия студента — это слитки золота. И тому, кто не получает денежных переводов от родственников, приходится туговато. Но жить можно. Кроме того, есть десятки способов честно приработать, а в каникулы — даже разбогатеть. Студенты, возвращавшиеся с целины или с сибирских строек, везли с собой не только мозоли, но и ассигнации. Видимо, и я пошел бы тем же путем, если бы... если бы не познакомился с этим самым Грегором Ярвилло, о котором мне так не хотелось вспоминать. За рюмкой коньяку я похвастался, что сносно говорю по-немецки. Ему как раз не хватало переводчика для ведения коммерческих дел с иностранными моряками. У него к тому времени была уже солидная клиентура. Подчеркиваю: переводчика, а не компаньона. От меня не требовалось выполнения грязной работы. Она вся лежала на Ярвилло.

С л е д о в а т е л ь. Что вы подразумеваете под «грязной работой»?

Т а р а н т у т а. Скупку и перепродажу сувениров.

С л е д о в а т е л ь. Дамские панталоны тоже относятся к сувенирам?

Т а р а н т у т а. Да. Так он кодировал приобретаемые вещи. Сделки обычно происходили в ресторане. Повторяю, я был не компаньоном, а переводчиком, и мне причитался лишь небольшой процент с прибыли... Вот все!.. Я рассказал это не потому, что вы ошеломили меня известием о задержании Ярвилло, а потому, что я должен был рассказать. Должен, хотя и знаю, что за этим последует самое страшное — исключение из института... Но я не могу больше молчать, мучиться, носить в себе этот страшный груз, именуемый нарушением законов коммунистической морали.

С л е д о в а т е л ь. Вы кончили?

Т а р а н т у т а. Могу добавить, что попытки освободиться от этого груза были и раньше. Одна из них — увлечение альпинизмом. Вначале мне просто хотелось оторваться от той обстановки, от той трясины, которая затягивала меня все глубже. А потом по-настоящему полюбил этот мужественный вид спорта. Где-то уже близко был полный разрыв с моим грязным прошлым.

С л е д о в а т е л ь. Выходит, что пограничники ускорили этот процесс.

Т а р а н т у т а. Да. Я им благодарен... И вам тоже».