Время от времени проплывали автозаправочные станции. В магазинчиках при станциях продаются тара, запчасти, дорожные карты и прочие "предметы первой необходимости" для тех, кто в пути.
Во многих уголках ГДР можно встретить аккуратные вагончики — дома дорожников. Сейчас дорожники этой страны строили главным образом небольшие соединительные участки, отдельные ветки, подъезды к магистралям и автострадам, производят ремонт участков — ведь основная дорожная сеть ГДР уже давно сложилась.
В одном месте Андрей увидел, как работает бетоноукладчик. Плавно шла громоздкая машина, а следом за ней расстилалась сероватая, очень похожая на суровое полотно новая дорога — хоть сейчас поезжай по ней.
Современные шоссе обходят населенные пункты. Только указатели с названиями городов радушно протягиваются к едущим в машинах, приглашая свернуть на ветку. Если нужно свернуть с автобана, то следует внимательно смотреть на указатели. Там обязательно за 1 километр до поворота будет нарисована стрелка с поворотом вправо (с автобана сворачивают всегда только вправо, даже если нужно сворачивать налево) и указанием куда ведет данная дорога. При этом нужно постепенно съезжать на первую полосу и поворачивать.
Так за размышлениями и созерцанием дорог и прилегающих к ним окрестностей и прошла поездка к Белитц-Хальштеттену. В госпитале Морозевич сдал это бочку на склад АХЧ и облегчённо вздохнул — доконали его эти поездки: то за транспортёром, то за латексом. Далее никаких поездок, по крайней мере, в течение двух недель Андрей уже никуда не ездил, а занимался непосредственно работой по госпиталю — ремонтом, котельными и разгрузкой вагонов.
А вот начало февраля ознаменовалось событием, которое имело прямое отношение лично к Андрею. На четверг 1 февраля было назначено партийное собрание по приёму Морозевича в члены партии. Как он и предполагал, пока шли все эти праздники никто, вероятно, не хотел себя утруждать подобными мероприятиями, которое по инерции и затянулось до начала следующего месяца. В госпитале коммунисты пока ещё знали Андрея недостаточно хорошо, а потому, естественно, начали задавать вопросы о его трудовой деятельности, сначала в Союзе, а потом и в ГСВГ. Работу в Союзе прослушали довольно быстро, а вот на работе в ГДР остановились более подробно. И направил вопросы в это русло сам Морозевич. Он сознательно упомянул о том, что до Борстеля ещё неделю он пробыл в Цербсте. Он понимал, что всех заинтересует, как он туда попал и почему там не остался. Он на это и рассчитывал — время в принципе ограничено и поэтому меньше вопросов будет по Уставу партии и о разном международном положении. Да и по международному положению — это ещё ничего. Он вспомнил случай, о котором ему рассказывали ещё в Союзе. Всегда на собраниях по приёму в партию находятся какие-нибудь "умники", которые, начитавшись газет, специально выискивают вопросы, на которые поступающий не сможет ответить. И вот одного из них в Союзе такой вот "умник" спросил о том, кто является секретарём коммунистической партии не то Мозамбика, не то Намибии. Да, поступающих в члены КПСС часто спрашивали о том, кто является секретарём компартии какой-нибудь страны. Это были такие страны как, например, Венгрия, Румыния, Франция, Португалии, США и т. п. Но спрашивать о малых странах, тем более только получивших независимость, о которых и так мало что было известно — было некорректно, да и неэтично. В общем, всё прошло нормально, и Морозевич был единогласно принят в члены Коммунистической партии Советского Союза. Но нужно было ещё пройти утверждение партийной комиссии в Вюнсдорфе. Когда это произойдёт, никто не знал, им самим сообщат оттуда. Однако одного человека заслушивать там не будут, нужно ждать, пока будет несколько подобных кандидатур. Скорее всего, как сказали Андрею, это произойдёт ещё до конца этого месяца или в начале следующего. Нужно ждать. Ждать, так ждать — ничего не поделаешь, а пока что нужно заниматься выполнением своих прямых служебных обязанностей.
ГЛАВА 34. Тяготы с получением квартиры
В целом начало рабочего февраля прошло в обычном ритме, и Андрей радовался, что всё идёт благополучно, и он не особенно напряжён в работе. Но вскоре напрягаться ему пришлось совсем по другому поводу, да ещё как. Во время своей первой отлучки из ГСВГ, которая произошла почти два года назад по вызову Леры, Андрей договорился с одной семьёй — коллегами по работе, что они будут кратко переписываться. Он сообщил им номер своей полевой почты (позже письмом уведомил тех и о смене места работы) и записал их адрес. Эта переписка должна была сообщать (главная её цель) Морозевичу о состоянии дел со строительством жилого дома. Собственно говоря, обильной переписки и не было — так одно-два кратких письма в год с одной и другой стороны. В начале декабря Андрей получил от этих коллег письмо, в котором они писали, что жилой дом практически готов, его сдача в строй (как это часто было принято) должна была быть приурочена к Новому году. Но там ещё было много недоделок, а потому ещё неизвестно примет ли его комиссия. Но то, что он будет введён в строй не позже І-го квартала 1979 года — это точно. И вот 9-го февраля Морозевичу пришло от коллег уже не письмо, а телеграмма с сообщением о том, что дом принят в эксплуатацию, выдают ордера на жилью, и ему самому необходимо срочно быть на месте в Полтаве.
Срочно выезжать в Союз было определённой проблемой — одно дело телеграмма от жены, заверенная врачом, и совсем другое — телеграмма от никому не известных для командования госпиталя личностей. Но потерять квартиру, которую его семья так долго ждала, Андрей, конечно же, не мог. Но Стабровский, естественно, сам этот вопрос решить не мог, разрешение на отъезд по такой телеграмме мог дать только сам начальник госпиталя. Единственное, чем майор помог Андрею, было то, что он договорился о срочной беспрепятственной встрече того с полковником. И на следующий же день утром Морозевич встретился с полковником Благомировым, который принял его очень хорошо. Андрей показал ему телеграмму и начал всё объяснять. Но Благомиров остановил его и сказал:
— Не нужно объяснений, Андрей Николаевич. Уж мне ли, как представителю офицерского корпуса, которые почти всю жизнь мотаются по гарнизонам без своего жилья, не знать, что такое своя квартира. Да, случай неординарный и по такой телеграмме редко кого отпускают в Союз. Но я всё понимаю и поэтому я, конечно же, подпишу вам разрешение на выезд. Десяти дней вам хватит?
— Николай Федорович, я, честно говоря, и сам не знаю, сколько дней мне понадобится. Если там с получением ордера всё в порядке, то, конечно, хватит, а вот если нет…
— Ну да, это понятно. Но я вам на больший срок отпуск за свой счёт дать не могу. Если понадобится больше времени, то сами что-нибудь в Союзе придумаете.
Андрей поблагодарил Благомирова и поспешил домой — нужно было готовиться к дороге. Выполнять обязанности начальника теплохозяйства он временно вместо себя оставил того же Максима Фисунова — тому было не привыкать. Первым делом Морозевич решил выяснить расписание рейсов самолётов из Берлина на Киев — поездом очень долго он будет добираться до Полтавы. Рейсы на Киев совершались каждый день, правда, разными самолётами и в разное время. Так, например, во вторник рейсы совершались самолётом ИЛ-18 с вылетом в 6:00, а в остальные дни недели — в 13:00. Но при этом в субботу летел самолёт ТУ-154, а в понедельник, среду, четверг, пятницу и субботу — самолёт Ту-134. Завтра было воскресенье, так что лететь из Берлина Андрею предстояло в час дня, что было удобно. Во вторник он бы на 6:00 в Берлин ничем, конечно, добраться не смог бы. Что касается самолёта Ту-134, то это был самый надёжный самолёт, когда-либо выпускаемый в Советском Союзе. По показателям коэффициента надёжности Ту-134 зарекомендовал себя практически безотказным. Так что назавтра с утра Морозевич вновь отправился в Берлин.