Похоже, смысл сказанного, преодолев трехсантиметровой толщины кость, все же проник в маленький, глубоко упрятанный в валуне черепа мозг. Повращав глазами, рыцарь старательно морщит лоб, складывает мои слова так и эдак, пытаясь найти в них потаенный смысл.

— Скажи-ка мне, Робер, — нерешительно начинает он, спотыкаясь на каждом слове, — эта та девушка, о какой я думаю?

Я молчу. Он задумчиво кивает, в глазах разгорается ликование.

— Так что же ты молчал, проклятый лекаришка! — ревет он на всю таверну. — Она и в самом деле жива?

Перегнувшись через стол, гигант с силой хлопает меня по плечу. Хорошо, что в последний момент я успеваю сдвинуться вбок, потому широкая как лопата ладонь задевает меня еле-еле. Рыцарь набирает воздух в широкую как бочка грудь для очередного вопля, но я успеваю вклиниться в паузу:

— Чего ты орешь, как резаный? Хочешь, чтобы ее убили, на этот раз окончательно?

Жак де Ли замолкает на полуслове, остатки хмеля на глазах покидают его. Какая-то минута, и баварец окончательно трезв.

— Ты прав, здесь не место для серьезной беседы, — соглашается он, зыркнув по сторонам. — Пошли отсюда.

На дворе уже ночь, Мюнхен засыпает. Пылают факелы, вдетые в каменные кольца в стенах домов. Громко цокая копытами по брусчатой мостовой проезжает ночной патруль, пятеро всадников с копьями и булавами на поясах. Покосившись на нас, старший патруля почтительно приветствует Жака де Ли, тот величаво кивает.

— Где ты остановился? — спрашивает великан.

— Нигде, — пожимаю я плечами, — стражники у дворца сказали, что ты отправился в город, и я сразу же начал тебя искать.

— Значит, остановишься в моих покоях во дворце, — решает рыцарь.

Кони идут медленно, звонко цокают подковы. Жак де Ли задумчиво косится на меня, громко вздыхает.

— Ты слышал про Пьера? — помявшись, спрашивает он.

— Нет.

— Малыш пытался отбить малышку Клод у англичан, но те его убили.

Я киваю. Два года тому назад, во время заключения в подземной темнице аббатства Сен-Венсан я каким-то чудом видел его смерть, словно рядом стоял. Рыцарь умер как герой, что и говорить. Остаток пути мы проделываем молча. К центральному входу мы не суемся, у боковой калитки Жак де Ли бросает пару слов караульным, те косятся на меня с подозрением, но во дворец пропускают.

Оставив лошадей на попечение конюха, нестарого еще мужчины с поредевшими волосами и хмурым лицом, мы долго петляем по узким переходам, пока не оказываемся у покоев Жака. Первым делом он плещет в два кубка вино, один пододвигает мне. Я плюхаюсь в кресло, второе скрипит под чудовищным весом баварца.

— Повезло тебе, — бросает великан, осушив кубок в два глотка, — что маркграф Фердинанд как раз в отъезде, снова с чехами воюет. Очень уж он на тебя зол. Боюсь, даже слушать бы не стал, сразу бы приказал с живого кожу сдирать.

— Повезло, — соглашаюсь я.

Мы осушаем еще по одному кубку, затем великан решительно отставляет кувшин в сторону.

— Итак, давай по порядку, — требует он.

На секунду я задумываюсь с чего начать. С того, как мы поплыли убивать дядю французского короля, или с истории о предателе? С ордена Золотых Розенкрейцеров, или с рассказа о рыцаре, что охотился за головами? С того, как я попал в подземную темницу, или с корабля-призрака? Наконец решаю быть лаконичным, словно я какой-нибудь древнегреческий спартанец, а не жизнерадостный француз.

— Где-то год назад я решил отомстить за смерть Жанны, — начинаю я.

Поймав удивленный взгляд великана, равнодушно говорю:

— Сразу же, как только сбежал из тюрьмы.

Тот понятливо кивает.

— Поначалу все шло как и положено: кровь, трупы и груды дымящихся внутренностей. Затем меня захватил в плен некто, кому я требовался для выполнения смертельно опасной работы. Так как я никак не соглашался, то в качестве оплаты посулили указать место, где содержится дорогая мне узница.

Помолчав, я киваю:

— Да, так он и сказал.

— И что же? — не выдерживает Жак де Ли.

— Я согласился, — пожимаю я плечами. — Ныне работа закончена, место заточения мне известно, и все что требуется — это соратник, кому я мог бы доверять.

— Так Клод и в самом деле жива?

— И содержится в заточении рядом с Руаном, где ее якобы сожгли, — говорю я. — В замке Буврей.

— Ты знаешь это наверняка? — хмурит брови Жак.

— Человек, указавший мне место, врать не будет, — говорю я. — Не называя имен скажу лишь, что это особа королевской крови.

Жак медленно кивает, маленькие глазки, надежно упрятанные под тяжелым лбом, пристально вглядываются в меня.

— Итак, ты со мной? — спрашиваю я.

— Покойный герцог Людовик Баварский приставил меня к малышке, когда ей не было и года, — задумчиво произносит Жак. — Я был тогда молодым и глупым, отважным до дерзости. Сейчас же я старый и умный, и еще очень осторожный.

Гигант хмурит брови, и долго, очень долго что-то взвешивает про себя. Пламя свечей отражается в его маленьких глазах красными огоньками. Я сижу молча, все уже сказано, и решение остается за ним. Если мне удастся уговорить Жака помочь мне, считай, полдела сделано. Если же нет… Признаюсь, мне очень не хочется убивать старого рыцаря. Но если он попытается передать меня в руки баварского «правосудия», я его убью.

— И вот что я думаю, — продолжает баварец медленно. — Если бы ты мог справиться один, ты не обратился бы ко мне за помощью. Но что мы можем сделать вдвоем? Ничего. Значит, ты хочешь, чтобы я просил за тебя у нового герцога Баварского. И нужен тебе целый военный отряд.

Несколько мгновений мы смотрим друг другу прямо в глаза, баварец отводит взгляд первым.

— Маленькая поправка, — отзываюсь я, — не мне а нам нужен в подмогу целый воинский отряд, ведь не доверишь же ты одному мне спасать Жанну?

Жак де Ли хмурится было, но затем расплывается в широкой ухмылке.

— Ты хоть и проходимец, — с прямотой старого солдата заявляет он, — но я понимаю, что в тебе нашла Жанна. Скажи, сынок, а твой папаша часом не баварец?

Уже под вечер клубящиеся облака разошлись, явив миру багровое солнце. Ударил порыв ветра, как тряпкой смахнув с плаца нанесенную за день пыль. Лязгнул меч, покидая украшенные серебряными накладками ножны, дежурный офицер красиво повернулся, колыхнув пышным плюмажем.

Шевельнулись угольно-черные усы, белые как снег зубы отразились в зеркале вскинутого к лицу клинка. Застыла, закусив пухлую губку, молоденькая служанка, вздохнула незаметно, комкая фартук: сюда, в дворцовую стражу подбирали самых статных и привлекательных дворян.

Заглушая слова команды грозно зарокотали барабаны, празднично запели серебряные горны. Повинуясь отточенному жесту сержанта, гвардейцы сдвоили ряды. Грохнули каблуки, с готовностью отозвалось никогда не спящее эхо. Едва стражи вытянулись по струнке, как офицер бросил меч в ножны, горнисты и барабанщики, проиграв еще пару тактов, замерли без движения.

— По местам! — рявкнул офицер, умело выждав паузу.

Тишина, воцарившаяся было над плацем, испуганно отпрянула, спасаясь от шума, утянулась вглубь мрачных подвалов. Бравые гвардейцы, двигаясь в ногу, дружно замаршировали внутрь дворца, впереди старательно чеканил шаг сержант. Подкрутив ус, офицер лихо подмигнул паре проходящих мимо дворцовых фрейлин, те деланно потупились.

Не успел колокол дворцовой церкви отбить восемь ударов, как новый караул уже заступил на дежурство. В последний раз колыхнулись разноцветные перья на легких шлемах, чеканные лица враз построжели. Воины замерли неподвижно, словно поймали взгляд Медузы Горгоны и тут же окаменели.

Пламя развешанных по стенам факелов мягко играло с тенями в углах коридоров. Лица многочисленных статуй, что притаились в нишах меж развешанными коврами и гобеленами, ежеминутно меняли выражение, а из глубины зеркал словно проглядывали чьи-то лица. Празднично сверкали позолоченные парадные доспехи, сплошь увитые разноцветными лентами и витыми шнурами, отчего стражи казались скорее тропическими птицами, чем воинами.