Нэни сильно ударила по комку теста и посмотрела на свою подопечную.

— Как Вы поживаете, госпожа?

— Плохо, Нэни.

Твисл ничего не сказала, а подошла к полке, повернулась спиной к Рэн и потянулась к перечнице. Нэни фыркнула и посыпала тесто мукой.

— Мерзкий, ублюдочный французский священник, — заговорила она. — Прятался тут среди нас и плел свои интриги. Вам следовало позволить агенту королевы забрать его, госпожа. Вы мести его за дверь вместе с остальным хламом, это говорю вам я.

Обняв себя руками, Пэн смотрела на огонь и покачала головой:

— Я не могу.

— Воистину, почему нет? — спросила Нэни.

Пэн вздохнула, а Твисл взяла белую, керамическую посудину с самой верхней полки и поставила ее на стол. Она была такой огромной, что следовало держать ее обеими руками. Она высыпала высушенные коренья и листья в каменную миску и принялась измельчать их ступкой.

— Он Вас обманул, — продолжала Нэни, — и Вам не искупить грехи, выйдя замуж за французского священника-паписта. Он грязный, бесчестный, вырожденец!

— Пожалуйста! — Пэн на секунду прикрыла уши, затем выпрямилась.

У Нэни хватило совести выразить раскаяние. — А что хуже всего, так это то, госпожа, что он забрал у Вас счастье и радость.

— Мне следовало помнить каковы молодые люди. И тогда я бы не позволила себя соблазнить, — пробормотала Пэн.

Твисл так громко стукнула ступкой о миску, что стол задрожал. — Я не понимаю, с чего бы нам отдавать его королевскому уполномоченному.

Сначала Пэн подумала, что неправильно расслышала. Твисл поджала губы и больше ни слова не сказала. Она запечатала кастрюлю и поставила ее назад на самую верхнюю полку. Пэн смотрела, как она высыпала измельченные коренья и листья в котелок в камине.

Варево медленно кипело, а Твисл помешивала его. Пэн нахмурилась, когда увидела, что это варево поднялось и выкипело. Оно было серо-коричневым и похожие на червей ингредиенты изредка показывались на поверхности и шевелились, как живые.

— Твисл, что это за мерзка стряпня?

Кухарка вытерла руки фартуком, не глядя Пэн в глаза.

— Тушеное мясо.

— Ты готовишь еще тушеное мясо? А что же тогда в котле?

— Вы приказали накормить его, — без улыбки заявила Твисл. — Это варево для нашего пленника.

Нэни вымесила из теста клейкий пирог, который положила на противень:

— Наша похлебка слишком хороша для шпиона.

Пэн посмотрела на Нэни, которая улыбалась и напоминала стервятника над свежей тушей, на Твисл, которая избегала взгляда госпожи.

— Что это за похлебка? — спросила она.

Твисл бросила порубленную капусту в похлебку для пленника, ничего не сказав.

Нэни вытерла свои, покрытые рукой, руки, схватила чашку и отпила немного эля. Потом вытерла рот рукавом и улыбнулась Пэн.

— Крысиная похлебка, — ответила она.

Нож часто стучал по толу.

Пэн знала молодую девушку слишком хорошо, чтобы знать, что без борьбы ответа ей не получить. Она подошла к шкафчику с травами и достала белую, керамическую кастрюлю. Открыв ее, она понюхала содержимое. Она закашлялась и поставила кастрюлю назад со стуком и медленно повернулась к Твисл. Совсем не волнуясь, кухарка высыпала капусту в большой котел с тушеным мясом.

Пэн подошла к Твисл, указала на крысиную похлебку и тихо сказала, — Ты положила волчьи ягоды в его еду.

Твисл кивнула, помешивая капусту в замковой похлебке.

— Вы почувствуете себя гораздо лучше, когда его не станет, — спокойно ответила она.

— Я же тебе приказала не травить его еду.

— Это было раньше, — заметила Твисл, пробуя кусок мяса из похлебки.

Сердце Пэн забилось.

— Твисл, разве не ты мне говорила, что волчьи ягоды смертельны?

— О, да, госпожа. — Круглое, словно яблочко лицо Твисл застыло в мечтательном выражении удовольствия. — Сначала он почувствует жар и дрожь, а его язык, горло и лицо онемеют. Потом его стошнит, и он сможет видеть только неясные пятна, а также возникнут трудности с дыханием. Затем его зрение пропадет, а грудь заболит.

Твисл замолчала, предвкушая перспективу, и улыбнулась. — Затем ему станет хуже. У него начнутся приступы, а потом он настолько замерзнет, как будто его плоть превратилась в лед. А вот потом начнется настоящая боль, госпожа. А самое лучшее во всем этом, что он будет в сознании все это время.

— Нет.

Пэн услышала свой крик, но ей было все равно. Ей стало все равно, какую боль испытала сама Твисл. Схвати кочергу из камина, она взяла котелок и вылила содержимое в огонь. Кухня наполнилась запахом горящей плоти и шипением, треском угасающего пламени. Пэн оттолкнула Твисл в сторону и подошла к шкафчику с травами.

Смаргивая слезы, она схватила белую кастрюлю, открыла и высыпала содержимое в огонь. Сухие листья и корешки затрещали и загорелись. Пэн поставила кастрюлю на кухонный стол и посмотрела на Твисл.

— Ты его не тронешь, — она глянула на Нэни. — Никто не причинит ему вреда.

Твисл выругалась.

— Но он с Вами такое сотворил…

— Мне все равно! — Пэн почувствовала, что ее голова сейчас расколется от боли. Она приложила руки к вискам.

— Мне все равно, Вы слышите? Я не могу вынести его страданий. А вы мне не помогаете. Вы это понимаете? Здесь поставлено на карту больше, чем мои счастье и добродетель. Это касается королевы, и не имеет значения то, что я бы хотела, чтобы все было иначе. Тристан должен попасть в Англию, чтобы признаться во всех делишках, которые он замышлял против ее Величества.

Нэни опустилась на табурет, держа в руке чашку с элем, а по ее пухлой щеке катилась слеза.

— Но мы были счастливы, пока не появился он, и не уничтожил Вас, госпожа. Он обязан заплатить за то, что разрушил наше счастье.

— Если мы его не убьем, он причинит больше вреда, — тихо заметила Твисл.

Пэн повернулась к ней.

— Или ты обещаешь не причинять ему вреда, или я отсылаю тебя сейчас же из замка.

В ответ на вызов Твисл, Пэн собрала в своем взгляде весь командный дух — и выиграла. Твисл промямлила согласие и присела в реверансе.

— А чтобы помочь вам сдержать обещание, — продолжала Пэн. — Я сама отнесу Тристану его ужин.

Несколько минут спустя, Пэн вышла из кухни, неся поднос, туда, где на страже с пиками стояли Дибблер и Эрбут. Они направились впереди нее в имение, а Нэни шла позади, неся одеяла и одежду Тристана. Они все погружались в темноту, пока не дошли до факела, испускающего слабый свет.

Там их ждал Сниггс. Пэн кивнула ему. Дибблер и Эрбут держали наготове свои пики. Сниггс поднял засов, открыл ее и отпрыгнул, держа в руках нацеленную пику.

Тристан появился на пороге и нахмурился, глядя затуманенными глазами на три пики, которые упирались ему в грудь. Он раскинул руки в знак покорности. Пэн прошла между двумя пиками. Она не желала его больше видеть. Видеть его значило напоминать себе о своем позоре.

— Отойди, — приказала она.

Он отошел подальше в камеру, когда Дибблер толкнул его. Пэн подошла поближе, поставила поднос, и отошла. Нэни кинула свой узел внутрь, а сниггс захлопнул дверь, когда Тристан последовал за ними. Пэн убежала, когда он стал барабанить в дверь. Почти достигнув лестницы, она услышала его слова.

— Пэнелопа Фэйрфакс, если ты сюда не вернешься, я буду выкрикивать описание того, что я с тобой делал прошлой ночью, а именно с аппетитной попкой моей тюремщицы.

Задохнувшись, она развернулась и прошествовала назад к камере. Сделав знак Сниггсу и остальным уходить, она рывком открыла заслонку на зарешетчатом окошке двери.

— У тебя припасена еще ложь для меня? Говори, любезный, так как я не привыкла суетиться по приказу шпионов.

Внезапно его лицо показалось в окошке, и она дрогнула при виде темного блеска в его взгляде.

— Я размышлял, силился вспомнить, но не смог. Все, что я знаю, это то, что я не могу быть священником. Разумеется, я бы вел себя немного иначе, больше — больше, как священник.

Это полномочный документ и твое тело приговорили тебя, заявила Пэн и начала закрывать окошко.