Там и тут снуют озабоченные шакалы; заторможенные жирафы вяло ощипывают последнюю листву с одиноких деревьев; в пересыхающих водоемах недовольно фыркают бегемоты. В мареве полуденного воздуха стремительно проносятся разноцветные мелкие птички, ловя зазевавшихся насекомых в своих резких пируэтах. Тихий звон, подобный тысячам невидимых колокольчиков, неумолчно висит над бескрайними равнинами Серенгети…

На фоне желтой травы мы вдруг замечаем округлые контуры гигантских каменных черепах. Их коричневые панцири одиноко торчат то там, то тут на плоскости равнин. Это скалы-копьес. Они достигают двухсот метров в высоту и столько же в диаметре. Кажется, что они разбросаны рукой неведомого космического сеятеля.

Мы подъехали к одной из них поближе. Вблизи она уже не казалась такой гладкой: коричневые стены ее были покрыты множеством извилистых трещин, щелей и расселин с торчащими оттуда клоками высохшей травы. Салом подошел к скале и ударил по камню автомобильной кувалдой. Скала тотчас ответила долгим низким гулом такой силы, что у нас заложило уши… Да ведь это же гигантские колокола! Кто, когда и зачем создал это чудо природы? О какой вести они должны будут поведать когда-нибудь окружающему миру?…

Нам тут же захотелось самим ударить в набат, но рейнджер не разрешил выходить из машины: в скале немало пещер, где любят скрываться леопарды. У гигантских колоколов есть надежные охранники, и только люди племени масаи могут без опаски подходить к ним. Скалы Нгонг, так зовут их масаи, не предназначены для развлечений всуе. Их звук, слышимый на много километров, когда-нибудь разнесет радостную весть о том, что Бог разрешил людям вернуться в рай!

Машины покатили нас дальше по равнинам Серенгети, знакомя с собственной планетой…

Я почему-то уверен, что человек не сможет вырваться в настоящий Космос до тех пор, пока не познает собственную Землю. Во-первых, потому что недостоин, а во-вторых, не пустят те; те, которые выше и мудрее нас.

А наш водитель притормозил и предложил посмотреть в бинокли. В сотне метров от дороги дрались два самца-буйвола. Они сильно ударяли друг друга своими мощными роговыми наростами на лбу. Треск нам не был слышен, но по тому, как содрогались от ударов все их тела, можно было представить могучую силу столкновений. Однако было странно, почему поединщики не пускали в дело свои закрученные книзу острые рога? Салом объяснил, что это «спортивный» поединок, и он никогда не заканчивается кровью. И точно, после очередного удара буйволы мирно разошлись и медленно направились в сторону дороги, где стояла наша машина. Четыре самки, жевавшие неподалеку, потянулись вслед за ними. Все наши примолкли…

Кафрский буйвол — самое опасное растительноядное животное. Вы не поверите, но ни один другой зверь не убил столько людей и львов, сколько убил он. Вот вам и жвачное животное…

Почему убивает именно людей и львов? Да потому, что это единственные его враги. Но убивает буйвол только в качестве ответных мер. У нас были мирные намерения и надежда на то, что это оценят.

Тем временем животные приблизились и, не обращая на нас никакого внимания, стали переходить дорогу в каких-нибудь пяти метрах от машины. Это были огромные, уже немолодые животные, весом не менее тонны каждый. Черная шерсть самцов уже была покрыта проплешинами, но их великолепные рога по-прежнему оставались грозным оружием. Они были белого цвета, лежали поверх головы, смыкаясь друг с другом, и имели настолько широкие основания, что напоминали собой костяную треуголку офицеров ее величества. Жаль только, что эта «армия» редеет: когда-то стада буйволов насчитывали до 5 000 голов каждое, а теперь далеко не каждое сафари сулит встречу с ними. На буйволах мы заметили черненьких птичек, размерами со скворца. Они на ходу копались клювами в шерсти гигантов, совмещая приятное буйволу с полезным для себя. Насекомые-паразиты постоянно «достают» копытных, а птички выручают последних. По той же причине буйволы очень любят купаться в болотах: грязь засыхает на коже вместе с паразитами, и остается только обстучать ее потом о дерево. Равнодушно пройдя мимо нас, буйволы удалились в буш…

Мы же поехали дальше по Серенгети, уже почти чувствуя себя, как дома. Грациозно прогибая спину, мимо пробежал куда-то одинокий гепард. А вот и опять пара львов спит в нескольких метрах от дороги. Нет, теперь уж не будем беспокоить их сон. Научены…

Неожиданно мы заметили огромный смерч. Довольно быстро он двигался почти параллельно дороге навстречу нам, вытянувшись в небо гигантским столбом. Задержавшись с фотосъемками, мы едва успели захлопнуть крышу «лендровера».

Вроде бы только что смерч был еще далеко, как вдруг его воронка стала стремительно расти на наших глазах, а затем со свистом пронеслась в нескольких десятках метров от нас. Небо потемнело от черной пыли и клоков сухой травы. Будто струи сильного дождя ударили по корпусу машины, заставив ее покачнуться. Салон наполнился пылью и запахом земли…

Прочихавшись и протерев ветровое стекло, мы увидели, что местность вокруг стала будто причесанной гигантской гребенкой в одном направлении. Все вокруг, кроме наших лиц, было чистым и прибранным. Черное лицо Салома стало серым, но он смеялся, говоря, что нам еще повезло: смерч прошел мимо и был совсем маленьким.

А с другой стороны дороги, совсем неподалеку, как ни в чем не бывало важно вышагивала птица-секретарь. Уж она-то смогла бы убежать, если бы почувствовала для себя угрозу. Ведь в беге эта длинноногая птица легко поспорит со страусом, а всяким там гиенам, львам или леопардам ни в жизнь не догнать ее. Для нее, видимо, смерч — привычное дело, а после него на земле можно найти и лягушек и любимых змей.

Кстати, хочу рассказать еще об одном прекрасном бегуне. Эту птицу мы тоже видели в Серенгети, хотя она считается весьма пугливой. Но уж такая это волшебная страна — природные парки Африки, где тебя признают за равного все иные живые существа.

Птицу эту зовут дрофой. Размерами она походит на молодого страуса. Такие же и ноги: прямые, длинные и мускулистые. А вот по расцветке дрофа — ну, чистый павлин! У нее длинный и тяжелый хвост — веером, похожий на глаз рисунок на крыльях и мраморное оперение на спине. С таким богатством — не налетаешь! Вот и бегает дрофа по африканским просторам со скоростью курьерского поезда.

Нам посчастливилось увидеть, как дерутся между собой многоженцы самцы. Сначала они принялись угрожать друг другу, распустив огромные веера хвостов и опустив к земле распушенные крылья. Затем стали ходить кругами за соперником, угрожающе изгибая шеи. Когда разогрев закончился, птицы буквально набросились друг на друга. Они бились крыльями, долбали противника клювами и даже пинались длинными ногами. А все из-за очередной самки…

Наш гейм-драйв благополучно продолжался, как вдруг я почувствовал острую боль у левой лодыжки и ударил рукой по небольшой серой мухе, которая меня укусила. На коже осталось большое пятно крови. Я показал муху нашему водителю. Это муха си-си (или це-це, как говорят у нас), поведал он и хмуро покачал головой…

В Африке, по статистике, каждая двадцатая муха це-це является переносчиком сонной болезни, при которой наступает поражение центральной нервной системы, практически не поддающееся лечению. Мои спутники стали тревожно оглядываться по сторонам и обнаружили еще несколько этих опасных насекомых, сидящих на стеклах «лендровера». С опаской и немалыми трудностями мухи были раздавлены тряпками. Но через несколько минут налетели новые твари. Мы начали отчаянно отмахиваться подручными средствами…

Еще Д. Ливингстон, пересекая Африку в 1857 году, обратил внимание на то, что с его домашними животными вдруг стало происходить что-то неладное. Коровы и лошади слабели и тощали на глазах. Они часами стояли неподвижно, опустив головы и закрыв глаза. У них переставали сгибаться суставы, и животные в конце концов падали и умирали. Скоро подохли все: коровы, лошади, собаки, овцы и козы…

В 1879 году английский врач Дэвид Брюс отправился исследовать те районы африканского континента, где свирепствовала загадочная болезнь. Люди племени зулусов называли ее «нагана» и утверждали, что во всем виновата муха це-це, которая переносит сонную болезнь и на людей.