Некоторая пассивность Сестрорецкого княжества в этой войне связана с его активными действиями в Сибири, где в 1468 и 1469 годах последовательно гибнут узбекские ханы. После их смертей язычники отбрасывают Узбекскую Орду в Среднюю Азию, окончательно вытесняя её из степей. Честно говоря в этот момент амазонки и там действовали не лучшим образом, поскольку был реальный шанс эту Орду не вытеснять, а окончательно подчинить. В этом случае как минимум побережье Аральского моря с устьями Амударьи и Сырдарьи (с Хорезмом — Ургенчем и Кзыл-Ордой) переходило в их руки. Но этот шанс был упущен.
Некоторой компенсацией этого стал захват Волконского княжества в конце 1470 года в ходе набега Белевских и Новосильских татар Сестрорецкого князя. Сам князь Волконский был схвачен и отправлен в Москву. Иван Третий обязал Игоря Строителя выплатить тысячу рублей (в Московскую казну) и смог договориться с Казимиром Литовским о "невмешательстве" Великих князей в дела верховских удельных княжеств.
Тем самым все они (а в более широком смысле — всё бывшее Черниговское княжество) доставались Сестрорецким князьям (и, тем самым — Москве), поскольку ни вместе, ни тем более по отдельности Черниговские князья с их разоренными владениями противостоять язычникам не могли. Косвенной причиной такой уступчивости короля Польского и Литовского стала борьба за Чешский трон, на котором он пытался утвердить своего сына (успешно). Московский же князь продолжал получать крупные подарки за каждое захваченное княжество и принимал к себе южных князей в качестве служилых. Этот переход был крайне масштабным. Помимо многочисленных Оболенских, отъехавших на Москву ранее, в службу Великому князю постепенно перешли Долгорукие, Курбатовы, Терлятевы, Волконские, Мосальские, Трубецкие, Мезецкие, Барятинские, Одоевские и Воротынские. Этот процесс длился все правление Ивана Третьего и правление его сына. А поскольку переходили они со своими дружинами — Москва и от этого заметно усилилась. При этом со всех этих земель налоги собирались не так, как с северных языческих владений — тут Великий князь получал не долю от доходов княжества, а напрямую устанавливал поземельный налог и таможенные сборы (неудивительно, что и так слабая торговля в рязанских и черниговских землях практически прекратилась).
В 1471 году Иван Московский счел, что настал момент решить Новгородскую проблему.
Литовская партия в Новгороде недостаточно точно оценивала соотношение сил и ситуацию в Литве и непрерывно давала ему причины для войны. При этом эта партия была враждебна князю Сестрорецкому, поскольку все её лидеры активно участвовали в северной "торговле" (с которой язычники боролись еще с правления своего первого князя). Среди язычников против новгородцев были настроены абсолютно все силы. Поэтому Игорю Строителю даже не пришлось вымогать у купцов средства на войну — давали сами (собрали более пяти тысяч рублей). Как-то так получилось, что и на Москве и в Сестрорецке все понимали, что эта война будет решающей. Уже было известно (пусть и на уровне слухов) о решении новгородцев стать частью Польско-Литовского государства, с чем никто на Руси согласиться не мог.
В принципе все было ясно сразу. Собрав огромную для нынешнего Новгорода армию в пятьдесят с лишним тысяч бойцов, новгородцы все равно более чем вдвое уступали своим противникам в численности. При этом они заметно уступали и в качестве — московские, сестрорецкие, серпуховские, татарские и даже псковские войска имели заметно больший боевой опыт. Большей части огромной восточной армии даже не пришлось вступать в бой.
Василий Шуйский — служилый новгородский князь был вынужден расставить гарнизоны по новгородским крепостям, что сразу уменьшило его войско почти на десять тысяч.
Далее он, узнав о сосредоточении в Черной Крепости языческих отрядов, выступил к ней со всеми собранными к тому моменту силами — двенадцать тысяч клинков. При этом с ним отправился боярин Василий Пенков — второй серьезный воевода города. В Новгороде же не осталось полководцев с опытом командования крупными войсками.
Братья Борецкие и братья Селезневы еще смогли собрать около тридцати тысяч всадников и несколько тысяч пехотинцев, но управлять ими оказались не в состоянии. Наиболее агрессивный их сторонник — боярин Иван Савелков с отрядом добровольцев покинул войско и направился против псковичей. В результате главные новгородские силы полностью потеряли управление. Чем в полной мере и воспользовались москвичи.
С их стороны на главном направлении в боевых действиях принял участие только авангард под командованием князя Даниила Холмского. Косвенно в них поучаствовали псковская рать и отряд князя Стриги-Оболенского, своевременно отправившие подкрепления. Конечно у Холмского была отборная дворянская конница, но было их не более десяти тысяч клинков.
В качестве пояснения — с князем Стригой-Оболенским были еще десять тысяч клинков, при этом половину составляли отряды из Тулы, Белева, Новосиля, Козельска, Тарусы, Пронска и прочих южных владений Сестрорецкого княжества (в том числе четыре сотни амазонок и около двух тысяч татар). Игорь Строитель собрал в Черной Крепости около десяти тысяч бойцов, основой его войска были восемь тысяч амазонок. Основные силы Московского и Тверского князей превышали пятьдесят тысяч воинов. Об их сосредоточении мало что известно, поскольку победа была одержана еще до того, как они вступили на новгородскую землю. И наконец считается, что псковичи выставили десятитысячный отряд с четырьмя сотнями амазонок, но непонятно откуда взялось такое войско, поскольку во всех своих предыдущих войнах Псков с пригородами ни разу не собрал более шести тысяч бойцов. А в данной ситуации, когда часть из этих воинов симпатизировала Новгороду их должно было быть меньше. Предположительно в их число входили "охочие люди", желавшие попросту пограбить новгородские владения (что подтверждается плачевной судьбой этого войска).
Война шла стремительно. 23 июня Холмский взял Русу. 24 июня Игорь Сестрорецкий в водном сражении на Ладожском озере разбил Василия Шуйского (сказались результаты Камского поражения — впервые в водном бою амазонки смогли разбить противника превосходящего их по численности). 25 и 27 июня Холмский разбил два пеших новгородских отряда. После первого из них среди противников Москвы что-то надломилось. Если в нем и в бою на озере новгородцы (по крайней мере часть из них) сражались упорно и ни о каком "позорном бегстве" речи не было, то во втором бою Холмского они бросились бежать довольно быстро. Апофеозом стали события 13–14 июля. В первый из этих дней москвичи узнали о местонахождении и направлении движения главных новгородских сил и пошли им на перехват. На второй день войска встретились. Холмскому повезло — к нему успели подойти и двухтысячный отряд от Оболенского (татары и амазонки) и часть псковского войска (примерно тысяча псковичей и все амазонки псковского отряда — та часть псковского ополчения, которая хотела воевать с Новгородом). У Дмитрия Борецкого все равно был 2–3 кратный численный перевес, да и вооружен новгородский полк был не хуже. Но отсутствие боевого опыта и беспорядок сказались — они не продержались и часа.
Разгром был полным.
По описаниям Василий Казимер, Дмитрий Борецкий, Василий Селезнев и Еремей Сухощек сделали все возможные ошибки. Для начала они стянули все силы в один кулак, построившись "свиньей"; потом двое из них встали в первый ряд (Борецкий и Селезнев), потеряв управление войсками; дальше повели тяжелую конницу по рыхлой песчаной почве, где практически остановились. Когда Сухощек попытался обойти войско Холмского он снова встал в первые ряды и большая часть владычного полка за ним не пошла, предпочтя в бою вовсе не участвовать. При этом владычные всадники загородили дорогу коннице Плотницкого конца (второй после Неревского, в котором позиции литовской партии были доминирующими). В результате москвичи смогли спокойно расстрелять тяжелую боярскую конницу и погнали хуже вооруженных ополченцев. Преследование остановилось только в виду Новгорода и то только потому, что Савелков успел вывести свой отряд наперерез.