Наутро, проходя с товарками к платформе, нечаянно глянув в сторону кювета, Зинаида воскликнула:

— А камней-то наворочено! Тут кто угодно голову свернет!

— И вправду! — удивилась женщина. — Надо же, а я вроде и не замечала... Каждый день хожу, а пока носом не ткнут, не увидишь!

— Вот и следовательно тоже, наверно, никак их увидеть не может, — сказала Зинаида. — Ее бы тоже не мешало носом ткнуть. Может, удружишь, а?

— А что, и скажу! Пойду и скажу!

Действительно, пришла однажды к Глазовой странная свидетельница. Так, мол, и так, говорит, в кювете камни лежат. Сказала, даже не сообразив, зачем ей это понадобилось и какое такое значение имеют камни в кювете. Переборщила Зинаида. Сама же себя и выдала. Наверно, это неизбежно. При таком размахе маскировочных работ где-нибудь обязательно промахнешься. И не от способностей это зависит, не от предусмотрительности. Невозможно изменить сущность преступления, да так, чтоб и следов не оставить.

ДЕВИЦЫ-КРАСАВИЦЫ

Одно из качеств, необходимых следователю, конечно же, терпение, позволяющее спокойно выслушивать очередную ложь, спокойно отводить все попытки вызнать, что известно следствию, спокойно делать свое дело. Здесь следователя можно сравнить с математиком, применяющим в анализе метод постепенного приближения.

В первом приближении Дядьков признался лишь в том, что брал у Бармичева машину и использовал ее в личных целях, хотя не имел на это прав. А поскольку машину у него угнали неизвестные злодеи, то и укорить, побранить за небрежность, не больше, его может лишь хозяин машины.

Во втором приближении Дядьков признал, что не только брал машину, но и был за рулем в момент наезда. Признал, что малодушно скрылся в лесу сразу же после происшествия. Признал, что в машине были девушки. Но при этом утверждал, что это были незнакомые ему, случайные девушки, которых он по доброте душевной согласился подвезти несколько километров. А за это он готов нести полную ответственность по всей строгости закона.

— Сколько в машине было человек? — спросила Глазова.

— Пятеро. Мы с Хлыстовым и девушки. Их вроде было трое. Да, всего получается пятеро.

— А куда делся Батихин?

— Я же говорил, мы оставили его на платформе. Он решил добираться домой электричкой.

— Как же объяснить, что его задержали в машине?

— Он увидел, как мы съехали в кювет, и подошел. Это же рядом, с платформы все видно. Батихин хотел выехать из кювета, чтобы на этой машине доставить мальчика в больницу. Думаю, что он поступил правильно.

— Свидетели утверждают, что он появился из лесу, в котором скрылись и вы вместе с девушками.

— Скажете тоже — вместе! — усмехнулся Дядьков. — Очевидно, Батихин, перед тем как подойти к машине, прошел в лес, чтобы узнать, не случилось ли с нами чего...

— Почему же он не прошел в лес дальше, если его так уж волновало ваше здоровье?

— Трудно сказать. — Дядьков развел руками. — Трудно сказать, — повторил он отрешенно.

Тамара Васильевна обратила внимание, как изменился за последнее время Дядьков. Если раньше он был безоглядно уверен, что все кончится благополучно, а следователь попросту поможет ему выпутаться из неприятного положения, в котором он оказался, то теперь Дядьков почувствовал, что кольцо вокруг него замыкается. Правда, в кольце чудились ему просветы, он надеялся воспользоваться ими и выскользнуть, но это были слабые надежды, да и становилось их все меньше.

В полной мере он ощутил нависшую опасность, когда однажды вечером к нему прибежали перепуганные Наталья, Татьяна и Алла. В руках у них были полученные в этот день повестки от следователя Глазовой. Им надлежало явиться в прокуратуру для дачи показаний в качестве свидетелей.

— Ах, черт! — крякнул Дядьков. — Как же она про вас-то пронюхала? Вот чертова баба!

— Очень просто! — ответила Кузькина. — Нас узнали. Там еще, в кювете. Народ-то весь свой собрался, городской. Меня и Татьяну узнали.

— Значит, так... — протянул Дядьков озадаченно. — Хорошо. Слушайте внимательно. Вы тоже можете влипнуть. Нам надо держаться друг друга. Запомните — я вас подвез. Подобрал на дороге и подвез. Вы меня не знаете. Поняли? Вы видели меня только со спины. Все. И второго парня вы не знаете.

— А если спросит про малыша?

— Вы ничего не видели! — заорал Дядьков. — Машина в кювете, вы испугались и ушли. Понятно?! Никаких малышей, никаких колясок не видели! И весь сказ.

— Жидковато все это, — проговорила Татьяна. — На дурачков.

— Что ты предлагаешь? — глянул на нее Дядьков.

— Что я могу предложить... Сказать-то мы скажем, да только непохоже, чтоб нам поверили.

— Ваше дело — сказать. Об остальном я позабочусь. Слава богу, друзья у меня остались, не бросят в беде, — обнадежил Дядьков.

Естественно, после такой подготовки показания девушек в кабинете Глазовой полностью совпадали. Даже выражения были одинаковы. Весь день накануне наезда они чуть ли не с утра, оказывается, примеряли наряды, смотрели в окно, слушали музыку. Когда наступил вечер, собрались сходить в кино, какое именно, не помнят. Остановили машину, в ней сидели двое мужчин. Как машина оказалась в кювете, не заметили, водителя узнать не смогут, поскольку видели со спины. Когда машина остановилась, вышли из нее. «Пошли, девушки, отсюда», — сказала Таня. Смотреть кино уже не было настроения, поговорили о приближающихся праздниках, о нарядах, о ценах на эти наряды, потом проводили Аллу и разошлись по домам.

Тамара Васильевна добросовестно записала эти показания. Ложь была очевидной. Не могут три человека разного возраста, образования, характера вот так одинаково видеть, слышать, чувствовать. И даже отношение к происшедшему было не то что похожим, а полностью совпадало.

— Дядьков поставил вас в дурацкое положение, — сказала Глазова. — Но вы-то должны понимать, что к чему. Зачем вам лезть во всю эту грязь?

— Какой Дядьков? — попыталась было сделать удивленные глаза Кузькина.

— Ваш сосед. Девушки, я же сама выписывала повестки, вы живете в одном доме с Дядьковым, хорошо знаете не только его самого, но и родителей, жену, детей... Вы очень хорошо всех их знаете. Это он предложил вам нести такую чушь? Дядьков по наивности полагает, что чем больше виноватых окажется, тем меньше будет его собственная вина. Послушайте, ведь речь идет о смерти человека. Это серьезно. А ведете вы себя легкомысленно. Вас видели не только в этот день, вы и раньше приятно проводили время.

— Это еще надо доказать!

— Зачем? — грустно улыбнулась Глазова. — Это уже доказано. Есть даже фотография, где вы вместе сняты примерно год назад.

Показания Татьяны Кузькиной, сделанные ею через несколько дней: «Мы в самом деле гуляли по лесу. Нас догнала машина. За рулем сидел Дядьков, на заднем сиденье еще двое — Батихин и Хлыстов. Они предложили покататься. Мы согласились. В машине нас было шестеро. Когда Дядьков, не справившись с управлением, выскочил на левую сторону шоссе и съехал в кювет, мы все разбежались, потому что испугались. В лесу мы договорились не выдавать его, сказать, что за рулем сидел незнакомый человек. Когда получили повестки, снова встретились с Дядьковым, и он велел нам ничего не говорить, держаться за прежние свои показания. Сейчас, когда я узнала, что мальчик погиб, решила сказать правду».

О правде. В этих показаниях правды меньше половины. Подруги дали примерно такие же, тоже согласованные и выверенные показания. Поэтому можно сказать, что ссылка на погибшего мальчика не более как прием, в котором опять же нетрудно разглядеть руку Дядькова.

Как выяснилось, он чуть ли не каждый день собирал всех участников происшествия и подробно обсуждал все вопросы, которые задавала Глазова. Вырабатывалась общая линия дальнейшей борьбы со следователем, согласовывались показания, заявления и даже жалобы.

Девушкам нравились эти сборища, они чувствовали себя заговорщицами. А риска никакого — отвечать-то все равно Борьке. «Бедный Борька!» — сочувственно вздыхали они, расходясь по домам. А «бедный Борька», проводив гостей, удрученно качал головой, прикидывая количество выпитого — с такими приятелями недолго и по миру пойти. Дороговато ему обходились их показания.