— У остальных пострадавших такие же травмы.

— Все?

— Сегодня утром в больницу позвонил неизвестный, назвался родственником пострадавших.

— Что ему было нужно?

— Весьма настойчиво интересовался их самочувствием.

— Понимаю, — кивнул Рожнов. — Он правильно рассудил — или они будут жить, или он... Они в состоянии разговаривать?

— Они ничего не в состоянии делать. Как я понимаю, туда нужно направить нашего человека?

— Обязательно. Что ты намерен делать дальше?

— Подробный допрос всех, кто имеет какое бы то ни было отношение к потерпевшим. Соседи, родственники, сослуживцы, друзья и подруги.

— А сейчас?

— Повторный выезд на место происшествия для более тщательного осмотра.

— Тяжело тебе придется... После пожара искать следы...

— Потребуется оперативная группа в полном составе.

— Кроме собаки, — усмехнулся Рожнов. — Там вчера столько следов оставили, что всей нашей псарни будет маловато.

— Да, и дежурного в больницу, — напомнил Демин.

— Уже записал, — ответил Рожнов. — Два оперативника, с которыми ты вчера работал, остаются за тобой. Если еще понадобятся, будем подключать походу дела.

3

День был солнечный, ночной ледок на дорогах подтаял, и ручьи неслись деловито и радостно, посверкивая солнечными бликами, бесстрашно ныряя в канализационные решетки, уверенные, что все равно вынырнут на солнечный день, снова увидят солнце, но уже за пределами суматошного города, среди полей и лесов, где нет бензиновых разводов, и отражаться в них будут не каменные громады, а синее небо и заждавшиеся тепла деревья.

— Вы заметили, Владимир Григорьевич, что толпа на улице с каждым годом становится все более разноцветной? — спросил Демин у водителя, когда машина очередной раз замерла на оживленном перекрестке.

— А как же! Раньше, если увидишь красный цвет, — это светофор. Все ясно. А теперь красное пятно может оказаться и курткой, и сапогом, и...

— И просто радостной физиономией! — подхватил криминалист Савченков — молодой парень, обвешанный аппаратурой. Он уже успел надеть темные очки, на шее его болтался какой-то особо чувствительный экспонометр, и, справедливости ради, надо сказать, что болтался не зря, снимки Савченков делал отличные. Снимал он только на широкую пленку, и его снимки можно было рассматривать через лупу. Там всегда находилось такое количество деталей, что некоторые утверждали, будто по снимкам Савченкова можно проводить вполне качественный осмотр места происшествия.

— Замечать на улицах радостные физиономии — это чисто возрастное, это пройдет, — проворчал водитель.

— Ничего! — воскликнул Савченков. — Когда я перестану их замечать, моя машинка будет исправлять этот возрастной недостаток, на снимках они будут такими же радостными, как и на улицах!

— Дай бог, — ответил водитель. — Чем вызван повторный выезд, а, Валя?

— Изменился характер происшествия, так это называется. Раньше думали, что это просто пожар, а теперь выяснилось, что пожар здесь не самое главное.

— Пожар — это маскировка? — спросил Савченков.

— Похоже на то. Так что имей в виду... Потребуется общий вид и улицы, и двора, и внутри дома, хотя там черным-черно. Но на твоих снимках, думаю, мы сможем рассмотреть все необходимое.

— И даже больше! — воскликнул Савченков.

— Значит, так, ребята, — обернулся Демин к оперативникам. — Учитывая, что в самом доме все сгорело, основное внимание во дворе, в саду, на улице... При пожаре почти весь снег сошел, двор даже просохнуть успел. Мелочей там нет... Вот и приехали.

Демин подошел к воротам, толкнул их — они оказались запертыми изнутри. Калитка тоже была на запоре. После того как он ушел отсюда на рассвете, здесь уже явно кто-то побывал. Соседи? Демин оглянулся и увидел, что из некоторых калиток выглядывают люди. Не раздумывая, он направился к ближайшему дому.

— Здравствуйте, — сказал он женщине, которая вышла с ведром, видимо, за водой к колонке. — Не скажете, сюда кто-нибудь приходил сегодня? А то ворота, смотрю, заперты...

— Это сын Жигунова, Мишка. Походил, посмотрел... Много работы, говорит, батя мне оставил.

— Почему оставил? Он решил, что старик мертв?

— Кто ж его знает, что он решил... С дружком он был здесь. Потом заперли ворота и были таковы. Полчаса как ушли.

— Не знаете, он не звонил в больницу, не узнавал об отце?

— Вряд ли. — Женщина скорбно покачала головой, — Не те у них отношения, чтоб волноваться да по больницам звонить... Да и Мишка был, похоже, не в таком состоянии, чтоб связное что-то спросить, номер правильно набрать...

— А живет где?

— Где-то живет. — Женщина повернулась к ведрам. — Знаю, что автобусом приезжает, а откуда добирается... Вроде в общежитии.

— У отца дом из двух половин, а сын в общежитии? — удивился Демин.

— Говорю же, в ссоре они. А чего не поделили, бог их знает. Когда есть чего делить, — женщина кивнула в сторону дома, — найдется причина, чтоб поссориться.

Подойдя к обгорелым стенам, Демин влез в окно. И сразу после ясного мартовского дня его окружила черная копоть, обожженные стены.

Демин обратил внимание на странный предмет, висевший на раме. Дверь, видимо, закрывалась на обычную щеколду, в которую можно повесить замок, воткнуть щепку, но сейчас в петле торчал треугольный напильник.

— Тебе знаком такой запор? — спросил Демин подошедшего Савченкова.

— Вполне. Все садовые калитки, двери, за которыми нет ничего ценного, запираются на такие вот запоры. Кстати, появились в нашем хозяйственном магазине — восемнадцать копеек петля и накладная планка.

— До чего все-таки приятно поговорить со знающим человеком! — восхитился Демин. — А как ты думаешь, удобно в петлю втыкать напильник?

— Напильник? — удивился Савченков. — Ты хочешь, чтобы я его сфотографировал? Сей момент!

— Это само собой... Не кажется ли тебе, что напильник для этого дела не подходит?

— Более того, я уверен, что он не подходит. Напильник вгрызается в металл, и стоит его десяток раз воткнуть в эту петлю, изготовленную, между прочим, не из самого лучшего металла, как она вся окажется в зазубринах.

— Совершенно с тобой согласен, — заметил Демин. — Кроме того, напильник просто неудобен, его трудно воткнуть, трудно вытащить из петли. Он оказался здесь за несколько минут до пожара. Посмотри, на планке нет ни одной царапины.

— Одна есть, — заметил Савченков. — Та самая, в которую он сейчас впился. Стоит его вынуть, и под ним окажется свежий срез металла.

— Но сначала ты его сфотографируешь.

— Важная улика?

— Очень. Если он весь в копоти, значит, к нему после пожара никто не притрагивался. Кстати, понятые где? Гольцов! — крикнул Демин в глубину дома. — Понятые есть?

— Идут, — откликнулся оперативник.

— Здравствуйте... — В выгоревшем проеме стояли две женщины. С одной из них Демин разговаривал у калитки. Женщины опасались посмотреть по сторонам, словно могли увидеть кого-то из погибших.

— Вы бывали в этом доме? — спросил их Демин.

— Бывали, а как же, — ответила молодая женщина.

— Эта дверь между половинами дома запиралась?

— Вроде нет... Зайдешь, бывало, — на одном крыльце замок висит, идешь к другому... Всегда можно было войти, не в одни сени, так в другие.

— Но петелька, как видите, привинчена... Зачем она, если двери не запирались?

— А как же без петельки? — удивилась женщина. — Сквозняк какой или еще что... И вообще... Для порядку! Положено.

— Видите напильник? — показал Демин женщинам свою находку. — Дверь выгорела, а напильник в петле остался.

— О! — женщина прикрыла ладонью рот. — Это что же, выходит, они запертые были?

Демин со значением посмотрел на Савченкова — вот, дескать, как надо детали понимать. Суть-то в том, что люди во время пожара оказались попросту запертыми.

Женщины стояли у входа, Савченков снимал часть выжженной двери, обгоревшую металлическую планку, прокопченный напильник.