— Вот он говорит, маслята тебе требуются, — продолжаю я. — Так, что ли?

— Допустим, — осторожно соглашается Чума.

— Ну вот. А какая пушка у тебя — толком не знает.

Я презрительно усмехаюсь.

— Не его это забота, — отвечает Чума. — У тебя какие маслята-то есть?

— А какие требуются?

Весь ассортимент показывать ему, пожалуй, не стоит. Такой обширный выбор и в самом деле может вызвать подозрение. А его уже и так, кажется, хватает. Да, Чума — это не простак Леха. Откуда, интересно, взялась у него такая кличка — Чума? По виду вроде бы ничто на эту мысль не наводит, даже наоборот, цветущий ведь парень. Но и случайными клички бывают редко. Вот, кстати, глаза у него... просто оловянные глаза, пустые, какие-то бесчувственные даже, я бы сказал, жутковатые. Как Муза не заметила такие глаза?

— Надо к вальтеру номер один, — спокойно и четко произносит тем временем Чума. — Найдется или как?

И смотрит на меня с неприятной усмешкой.

— Пушка с тобой? — деловито спрашиваю я и достаю из кармана три патрона. — Примерить надо. Вот эти два от вальтера, а номер не знаю.

— А говорил, знаешь, — угрюмо бросает Леха.

— Да? — косится на него Чума. — Выходит, запамятовал, профессор.

— Знаю только, что это от вальтера, — сердито говорю я. — А этот вот от нагана. Еще и от ТТ есть, — небрежно машу рукой. — Не мои они. Деловые мужики дали. А ты человека не путай, — обращаюсь я к Лехе. — Надо будет, он и сам запутается, видишь, какой самостоятельный.

И дружески ему подмигиваю.

Чума, не отвечая мне, спокойно придвигает к себе патроны и внимательно, не спеша их рассматривает по очереди.

— Ладно, — наконец говорит он и откладывает патроны в сторону. — Допьем сначала. Чего ж застолье-то портить. Давай, Леха.

Что-то начинает меня не на шутку беспокоить в поведении Чумы. Я и сам пока не могу понять, что именно. Но ощущение какой-то ошибки все сильнее тревожит меня. Что это за ошибка, где она допущена, я тоже понять не могу.

Мы выпиваем. И Чума решительно отодвигается от стола, поднимается легко, пружинисто, словно не пил ничего, и говорит мне:

— Ну ты, Витек, погоди тут. А я пойду маслята твои примерю.

Он сгребает со стола патроны и направляется в коридор. На пороге кухни он, однако, задерживается и, оглянувшись, командует:

— Леха! А ну, выйди со мной.

Леха молча и неуклюже выползает из-за стола. Я остаюсь на кухне один.

Первым возвращается в кухню Чума, он чему-то довольно улыбается, при этом пухлые губы его не раздвигаются, как у всех, а складываются в трубочку. За Чумой появляется и Леха. Этот всегда, мне кажется, мрачен, но сейчас почему-то особенно. В руках у Чумы патроны, все три. У Лехи в руках ничего нет.

— Вот этот подходит, — говорит Чума, выкладывая передо мной один из патронов. — Сколько можешь приволочь?

— Десятка два...

— Фью! Это всего-то?

— А ты сколько хотел?

— Ну хоть полсотни. И еще гляди вот сюда...

Чума наклоняется ко мне и берет в руки патрон. Он, видно, что-то хочет показать мне на его гильзе. И я тоже невольно склоняюсь над ней.

В этот момент мне на голову, откуда-то сзади, обрушивается страшный удар.

Я падаю. Я просто опрокидываюсь на пол вместе со стулом. Все бешено кружится перед глазами и сразу меркнет. Невыносимая, режущая, колющая боль разрывает голову... Из кромешной тьмы слышу далекий голос Чумы:

— Так его, сволочь!.. Нормально уложил!.. Тюря, кому поверил? Если бы не Музка... Оба были бы уже на крючке... Быстрее. Быстрее.

Голос слабеет и уходит в темноту. Потом вдруг опять возникает на какую-то секунду, две: «...Если бы не Музка... Если бы не...» — и уже окончательно исчезает. Я теряю сознание.

Когда я прихожу в себя, кругом царит темнота, плотная, душная, непроницаемая, мертвая темнота. Я пробую чуть-чуть пошевельнуться и слышу из темноты собственный стон. Какая кромешная тьма! А ведь мне кажется, я открываю глаза. Но темнота не уходит. И становится страшно. Ведь никого нет кругом. Один в темноте...

Я подползаю к двери и, опираясь на стену, медленно поднимаюсь. Теперь дрожат ноги... Ну вот. Так. Хорошо...

Сидя в передней на стареньком неудобном стуле, я постепенно прихожу в себя. Через некоторое время я поднимаюсь и направляюсь к двери. Замок там, оказывается, самый простой, однако открываться он почему-то не желает. Я решительно не могу с ним справиться. Что за чертовщина! Я вожусь с ним еще минут двадцать, не меньше, выбиваюсь из сил и наконец убеждаюсь в безрезультатности моих усилий. Испорчен он, что ли? И ведь телефона тут нет, вот еще что. Ну и положение.

Остается один, малоприятный способ.

Я возвращаюсь на кухню, оглядываюсь и выбираю табуретку. Сил у меня за это время заметно прибавилось, и я грохочу этой табуреткой в стену соседней квартиры так, что сотрясается, наверное, весь дом.

Во всяком случае, уже минут через пять кто-то настойчиво стучит в наружную дверь квартиры.

И я спешу в переднюю. Переговоры мы вынуждены вести через закрытую дверь. Выясняется, что за нею, на площадке, находится встревоженный жилец из соседней квартиры. Прежде всего он подтверждает, что телефон у него есть. Затем, получив инструкции, он, крайне заинтригованный, отправляется к себе и берется за телефон.

Дальнейшие события разворачиваются с кинематографической быстротой.

Не проходит и часа, как я уже сижу в кабинете Кузьмича. Тут же Валя и Петя Шухмин. Несмотря на позднее время, они оказываются еще на работе. Мое исчезновение не на шутку всех встревожило.

Поминутно потирая свою гудящую голову, я докладываю о случившемся.

— Да-а... — хмуро тянет Кузьмич, когда я кончаю, и энергично потирает ладонью ежик волос на затылке, что, как известно, свидетельствует о крайнем его неудовлетворении. — Перспективное дело ты откопал, что и говорить.

— Опасное дело, — добавляю я, морщась. — Они же черт знает что еще могут натворить. И у них пистолет, Федор Кузьмич.

— Именно, — кивает Кузьмич. — Надо браться всерьез, милые мои. — И мрачно добавляет: — Муза эта самая тоже пропала. Вот какое дело.

НА СЛЕДУЮЩЕЕ утро я прихожу на работу позднее обычного. С разрешения Кузьмича, конечно. Он вчера вечером, когда подвозил меня, как пострадавшего, домой, посоветовал даже взять бюллетень, но я отказался.

— Так вот, милые мои, — говорит нам утром Кузьмич. — Надо, я полагаю, по этому делу узнать пока что три вещи, которые мы сейчас можем узнать. Первое, где и кого они убили и найти труп. Или же убедиться, что ничего такого вообще не было. Второе. Надо узнать, кому принадлежит та квартира, куда завели Лосева. И, наконец, розыск той девицы, Музы. По всем ее связям. Может, и она нас к Чуме приведет. А где-то возле него и Леха окажется. Ну что скажете?

Я, помолчав, добавляю:

— Надо запросить наших товарищей в Южном. Небось знают они этих ребят.

— Дело, — кивает Кузьмич. — Что еще?

— Между прочим, — вмешивается присутствующий тут же Петя Шухмин, — по тому району, у Елоховской, крупная квартирная кража вчера по сводке прошла. Помните?

— Да, — вспоминаю. — Точно. Была. — И подозрительно смотрю на Петю. — Ну и что ты хочешь этим сказать?

Петя, особенно рядом с щуплым Валей Денисовым, выглядит очень эффектно. Огромной фигурой своей он немного напоминает мне Леху, только тот бесформенный какой-то, неуклюжий, а Петя как-никак чемпион московского «Динамо» по самбо, а потому вид у него подтянутый и спортивный, несмотря на мешковатый костюм и вечно расстегнутый ворот рубахи на могучей шее. Галстук Петя носит преимущественно в кармане и надевает лишь в самых ответственных случаях, когда его вызывают к высокому начальству или остро требует оперативная обстановка.