— Пойдем, Володя, — сказал Тараскин.

И у самой двери я вспомнил. Вспомнил. Вернулся назад и сказал:

— Ребята, идите, мне хочется посидеть одному...

Когда стихли шаги в коридоре, я снял телефонную трубку. Долго грел в ладонях, и гудок в ней звучал просительно и гулко. Медленно повернул диск аппарата до отказа — сначала ноль, потом девятку, — коротко пискнуло в ухе, и звонкий девчачий голос ответил:

— Справочная служба...

Еще короткий миг я молчал — и снова передо мной возникло лицо Вари — и, прикрыв глаза, потому что боль в сердце стала невыносимой, быстро сказал:

— Девушка, разыщите мне телефон родильного дома имени Грауэрмана...

АРКАДИЙ АДАМОВ

НА СВОБОДНОЕ МЕСТО

Роман

Журнальный вариант. Печатается с сокращениями.

СЕГОДНЯ понедельник. Мнение, что «понедельник день тяжелый», сложилось, я уверен, у людей, которые в воскресенье и субботу отдыхают, я же провел их на работе и уже не воспринимаю понедельник так трагически. А сегодня день выдался даже чуть спокойнее, чем обычно. Воспользовавшись этим, я пишу всякие бумаги.

И вдруг в очередной раз звонит телефон.

— Лосев слушает, — говорю, снимая трубку.

— Виталий, — торопливо произносит чей-то знакомый голос, который я, однако, сразу не узнаю. — Это Володя говорит, Чугунов. Понял?

— А-а, — облегченно улыбаюсь я. — Чего же тут не понять? Привет!

Володя Чугунов таксист, причем классный водитель. Мы с ним однажды познакомились, когда на его машине — она нам случайно подвернулась в самый острый момент — преследовали ночью преступников, совершивших дерзкую кражу. Володя показал себя в тот раз не только асом в вождении машины, но и вообще отличным парнем. Мы с ним давно не виделись. И вдруг этот звонок.

— Ты послушай, чего случилось, — волнуясь, говорит Володя. — Я этого типа у Белорусского посадил. Говорит: «Вези, где пообедать можно». Я отвечаю: «Вот тут, на вокзале, и можно». — «Совался, — говорит. — Только я за обед хочу деньгами платить, а не свободой». Понял?

— Приезжий?

— Ага. И еще спросил: «Переночевать найдешь где? Полсотни за ночь дам, но чтобы чисто было». Я ему говорю: «Подумать надо. Одно место есть, но там только деловых принимают». Это я уже от себя горожу, понимаешь? «Давай, — говорит, — вези обедать. Пока я заправлюсь, ты думай. Вот тебе десятка на это дело. Придумаешь, полсотни твои. А я деловой, такой деловой, что у вас в Москве мало таких найдешь». Ну я его на всякий случай поближе к вам, в «Баку», отвез. Сейчас там обедает. Что делать-то с ним?

— Володя, — говорю я. — Вези его вот по какому адресу. Пиши. У тебя есть чем?

— Ага, — торопливо откликается Володя.

Я медленно диктую ему адрес и добавляю:

— Сам вас там встречу. Ты только не особо торопись. А спросишь дядю Илью.

Минуту подумав и взглянув на часы, снова берусь за телефон. Нужный номер я прекрасно помню, хотя прошло уже, наверное, с полгода, как я звонил последний раз Илье Захаровичу. Когда-то, лет так шесть-семь назад, он работал у нас, тоже под началом Кузьмича. Но однажды его ранили, он в засаде был с товарищем. Месяца три по больницам лежал, не одну операцию сделали. Словом, кое-как он выкарабкался, но со службой пришлось ему проститься.

Илья Захарович с большим интересом меня выслушивает, сразу все понимает и коротко говорит:

— Ясно! Приезжай. Будет антураж. Он любит выражаться изысканно.

Я выпрашиваю у Кузьмича машину, в двух словах объяснив ему, в чем дело. А дело, между прочим, может быть весьма серьезным. В розыске находится ряд опасных преступников, и если этот окажется одним из них... На такую удачу я даже боюсь рассчитывать. И все-таки это вполне вероятно.

...Бесшумный лифт мчит меня на двенадцатый этаж.

Открывает мне сам Илья Захарович. При виде его я сразу начинаю улыбаться. Ну и видик у него. Где он только выкопал такие брюки, такую рубашку. Тут же в передней весь угол заставлен пустыми водочными и винными бутылками. А это он откуда достал, интересно?

Илья Захарович довольно похохатывает, подтягивает все время сползающие, немыслимо мятые старые брюки. Он вводит меня в комнату и, оглядывая царящий там бедлам, довольным тоном говорит, чуть шепелявя:

— Видал, за час какой антураж навел?

Да, Илья Захарович не пожалел труда и проявил немалую фантазию. Впрочем, выдумывать ему ничего не требуется, достаточно навидался за двадцать с лишним лет работы в розыске.

В это время в передней раздается звонок.

Я валюсь на стул и небрежно закуриваю, потом придвигаю к себе карты, а Илья Захарович идет открывать дверь.

И вот уже до меня доносится шарканье ног, возбужденный голос Володи, воркотня Ильи Захаровича. Только третьего голоса что-то не слышно! А, нет! Третий человек что-то гудит, глухо, неразборчиво.

Наконец все заходят в комнату.

Ого, вот это экземпляр! Совершенно квадратный малый. Мать-природа расщедрилась и заставляет думать, что выражение «косая сажень в плечах» не всегда бывает слишком сильным преувеличением. Нет, этот парень не числится в розыске, я почти убежден. Но почему он сбежал из вокзального ресторана, почему испугался?

— Садись, паря, садись. Стул только случайно не поломай, — весело шепелявит между тем Илья Захарович. — Гостем будешь, если монета водится. А нет, счастья попытай, вот они, сами в ручки просятся. На худой конец без порток уйдешь, — посмеиваясь, он кивает на карты, потом представляет меня... — Витек — дружок мой закадычный. Только начали, а уже полсотни мне оставил. И выпил всего ничего. Ну, как не дружок, верно?

— За дружбу с тобой, дядя Илья, можно и больше оставить, — хитро щурюсь я и поворачиваюсь к гостю. — Как тебя величать-то будем?

Взгляд у меня настороженный, даже подозрительный, оценивающий, словом, «деловой» взгляд, никакой приветливости в нем нет. Пусть чувствует, не к новичкам попал, не к «лопухам», пусть сам подмазывается, ищет расположения, доказывает, кто он есть и чего заслуживает в такой компании.

— Леха, — гудит он и тянет свою лапу.

Володя уходит, а мы продолжаем наше застолье, время от времени кидая Лехе всякие вопросики. Его это, однако, не удивляет и не настораживает, «порядок» он, видно, знает.

Постепенно мы выясняем, что Леха приезжий, что в Москве он недавно и туда, где он до сих пор ночевал, возвращаться ему сейчас никак нельзя. Потому что он кое с кем тут, в Москве, посчитался и шум теперь от этого пойдет большой.

— Завалил? — деловито спрашиваю я.

— Вроде того... — хмурясь, отвечает Леха, и мне кажется, что он сам недоволен тем, что сотворил.

А я внутренне невольно напрягаюсь. Неужели убийство? Где, кого? Но такие вопросы уже не положено задавать в лоб. А мы пока ничего не знаем о подобном происшествии в городе. Возможно, это попадет только в завтрашнюю суточную сводку.

— Откуда ж ты к нам залетел? — интересуется Илья Захарович.

— Где тепло, где урюк растет, — усмехается Леха.

После очередной рюмки, когда взгляд у Лехи слегка затуманивается, Илья Захарович снова подступает к нему.

— Счеты, соколик, сводил или деньга большая светила? — спрашивает он, с заметным усилием прожевывая колбасу.

— Надо было, значит... — неохотно гудит в ответ Леха.

Я зло ощериваюсь.

— Темнишь?

В такой компании этого не любят. Леха должен знать. А если не любят, то бьют. Но драка Лехе невыгодна. Не потому, что он не надеется взять верх. Тут он, кажется, не сомневается. Но он боится снова очутиться на улице. Это его состояние я ощущаю каждым своим нервом. Боится, боится. И, видимо, не зря боится. Судя по всему, он в самом деле натворил что-то серьезное. А раз так, он ссориться ни в коем случае не будет и на него можно нажать. Во всяком случае, следует попробовать.