— Может, водители трамваев кого-нибудь вспомнят? Молодые веселые ребята с чемоданом и сумкой — это уже немало!

— Согласен, — Кристинин включил зажигание, и еще несколько минут, пока мотор прогрелся, они сидели молча, наблюдая, как оконные «дворники» медленно и неловко царапают ледяные наросты на стеклах. Потом Кристинин плавно тронул машину с места.

В белой пелене ехать пришлось осторожно.

— А нет сведений, что Фогель пытался выбраться из Москвы? — Денисову хотелось быть чем-то полезным. — Если так, то самое главное сейчас — вокзалы!

— Трудно сказать, — отозвался Горбунов.

Майор объяснил Денисову, что ни он, ни Кристинин не руководят розыском Фогеля, а включены в оперативную группу как сотрудники, знающие его в лицо. Словесный портрет Фогеля, в котором чаще других признаков в разных сочетаниях варьировалось слово «средний», нельзя было назвать особенно запоминающимся, а фотографии Фогеля должны были поступить сегодня ночью.

— Вот и приходится пока разыскивать силами тех, кто его знал раньше, — закончил Горбунов, — дело не очень рациональное...

— Я давно говорю: надо, чтобы портрет по возможности был художественным, — вмешался Кристинин, — помните, у Гоголя Ноздрев — среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми как снег зубами. Свеж как кровь с молоком! Любо-дорого искать! Или Ионыч Чехова — полный, ожиревший, тяжело дышит, ходит, откинув голову назад, оттого, что горло заплыло жиром, голос тонкий и резкий... Так и видишь!

У трамвайного парка Кристинин затормозил. Майор Горбунов поднял воротник.

— Я буду у диспетчера. Звоните.

— Там у них буфет есть ночной, — не обернувшись, сказал Кристинин, — и кофе всегда черный.

Когда они выехали на Серпуховский вал, снежный вихрь изменил направление и бил в лобовое стекло. Ветер заметно усилился, и несшиеся на большой скорости снежинки казались тонкими белыми пиками, летевшими в машину. На тротуарах прохожих не было.

— Я люблю жару, — неожиданно признался Кристинин, снимая руку с руля, чтобы еще туже перехватить на горле кашне, — и хотел бы оказаться сейчас где-нибудь на полустанке в жаркий летний день. Чтобы нагретые на солнце рельсы. Тишина. А рядом какое-то картофелехранилище, в лопухах по самую крышу... Знаешь, такое округлое, смоляное.

— И длинный грузовой состав ждет встречи со скорым, — попытался дофантазировать Денисов, — и речка впереди с деревянным мостом.

Оставаясь один на один с Кристининым, Денисов чувствовал себя свободнее, и ему даже казалось, что он понимает капитана: был Кристинин в чем-то похож на командира подводной лодки, с которым три года ходил Денисов на Севере. Но появлялся майор Горбунов, говорил об устройстве играющих в шахматы машин, о раскопках и древних рукописях, корнях незнакомых слов и выставках, и оказывалось, что у Кристинина в жизни есть что-то еще, чего не было ни у командира подлодки, ни у Денисова.

— Я хочу спросить вас, товарищ капитан, вы сначала тоже были постовым? До того, как попали в уголовный розыск?

Кристинин помолчал, прикуривая.

— Нет. Это длинная история. После университета я несколько лет работал адвокатом, потом следователем... Собственно, у меня была такая программа...

— А на моем месте какую бы вы избрали программу?

— Осенью ты пойдешь в юридический институт? Это хорошо. А сейчас? — он помедлил. — Что можно сказать о поезде, зная только его номер? А как делят между собою вагоны носильщики? Смог бы ты рассказать мне про путь, который проделывает выброшенный на вокзале клочок бумаги? Когда и кто перенесет его из урны в контейнер, как он окажется на заднем дворе, а потом на городской свалке?! В каком месте на вокзале проходит теплоцентраль и где можно ночью отсидеться в тепле? Ты все это знаешь?

— По правде говоря, я не думал об этом...

— Ты должен знать по возможности все и обо всем... Постой, мы, кажется, приехали...

Автозаводский мост был широк, пуст и бел. Снежный буран утих.

— «Иди туда, не знаю куда, принеси мне то, не знаю что», — сказал Кристинин, выходя из машины, — такова задача, и все же работник розыска обязан надеяться на успех, разыскивая неизвестно кого, без фамилии и адреса, ночью, на незнакомом безлюдном мосту.

— В таких случаях я обычно нахожу большую котельную, — поделился своим скромным опытом Денисов, — там собираются кочегары из окрестных маленьких, курят, калякают...

Тем не менее в котельной, которую они разыскали, никого не было.

— Видно, здешний кочегар вынужден сам ходить в гости.

Напротив котельной, в проходной маленького заводика, Денисов заметил огонек. Денисов постучал в дверь, пригнулся к маленькому окошечку, но никого не увидел. Тогда он снова постучал в дверь и, сложив ладони рупором, крикнул:

— Ми-ли-ци-я!

— Я и смотрю: никак милиция! — тотчас послышалось под самой дверью. На пороге проходной показалась маленькая сухонькая старушка с вязаньем в руках. В ногах у сторожихи кружился и косо посматривал на пришельцев грязноватый щенок.

— Вечер добрый! Вот и внучку теплые носки! — поздоровался Денисов, кивая головой на вязанье. — Такое дело, мамаша... Не видели, часов в десять-одиннадцать никто по переулку не проходил с чемоданами?

Старушка забеспокоилась и отложила вязанье.

— Не проходил, сынок. С чемоданами никто. В десять милиционер как раз приходил, Вася. Он у клуба «Коммуны» дежурит. У него тоже неприятность вышла. Только он ко мне зашел, и проверяющий — шасть! А Вася чай пьет. Вот из этого стакана. Уж как просил Вася не записывать его в книжку! Да разве уговоришь? Прямо беда! А так никто не проходил...

Когда они вышли на улицу, Денисов сказал:

— Я напрямик пойду к клубу, — он как-то странно, плечами поддернул пальто, — а вам придется вон там разворачиваться!

Кристинин заметил, что Денисов носит пальто, застегивая его не на первую, а только на вторую пуговицу, и притягивает ее вверх, к подбородку. Поэтому поднятый воротник топорщится у него на спине, чуть повыше лопаток, и весь вид Денисова от этого какой-то очень решительный и спортивный.

Подождав за рулем, пока загорится зеленый огонек светофора, Кристинин сделал запланированный Денисовым разворот по широкой пустой улице. Денисова и милиционера Васю он нашел недалеко от клуба, у овощного магазина. Через дорогу со стороны моста к ним подошел еще один постовой, неизвестно каким путем узнавший о постигшей Васю неприятности.

Прошелестел шинами экспресс к последнему отправляющемуся из Домодедова рейсовому самолету на Читу. Ночная жизнь шла по своим обычным ночным законам.

— Я видел двоих с чемоданом, — рассказал Денисову Вася, — примерно в двадцать два. Мне с трамвайной остановки хорошо было видно... По Холодильному переулку пошли, должно, в дом три. Из остальных уж всех выселили: на снос готовят! — Вася был юн, но широк и тяжел телом. — И как это меня в проходную занесло!

Он снова переживал свои служебные неприятности.

— Если бы ты нам преступников нашел, тебе сегодня бы все простилось, — сказал Денисов.

Из автомата Кристинин позвонил в трамвайный парк Горбунову.

— Пока ничего обнадеживающего, — вздохнул Горбунов, — правда, с двумя вроде подходящими водителями мне еще поговорить не удалось. А у вас что?

— Сейчас проверим один адрес. На завтра ничего не отменяется?

— Все остается в силе. Только мы с вами опять поедем в гостиничный комплекс «Останкино». В Домодедово едет Губенко.

— Неплохо! Вы не предложили искать этого типа на симпозиуме?

— Нет.

— Ну пока!

Снова проехав к мосту, они свернули на трамвайные пути и двинулись в обратную сторону.

— Кажется, это и есть Холодильный переулок! — наконец неуверенно сказал Денисов. — Нумерация домов идет к мосту.

Кристинин затормозил машину у высокого, выложенного белым кирпичом корпуса какой-то большой фабрики. Напротив тесно, плечом к плечу, ютились маленькие домики приговоренного к сносу квартала.

— Слышите? — спросил вдруг Денисов. Он снял шапку. Где-то недалеко, несмотря на поздний час, играла радиола.