После короткого затишья в лагерь вкатился обляпанный с ног до головы краской Ксенобайт. Он успел порядком напакостить почти всем участникам, подкарауливая их в засадах, выходя в тыл тем, кто был занят перестрелкой, в общем — собирал «легкие скальпы», искусно уходя от контратак по кустам. Но, что называется, и на старуху бывает проруха: программиста зажали в угол и, не сговариваясь, объявили временное перемирие, для того чтобы расстрелять. Никто даже особо не претендовал на фраг: стреляли для личного удовольствия.

Досталось наконец и Мак-Мэду. Снайпер философски воспринял поражение, выпил чаю и снова пошел на промысел.

Свирепый Махмуд рыскал по лесу, разыскивая программиста. Пару раз Ксенобайт пытался устроить на него засаду, но, кажется, уязвленная гордость, точно компас, вела Махмуда к вожделенной мести. Программист очень быстро сообразил, что дело плохо: Махмуд достиг той степени бешенства, когда уже вполне мог использовать вместо карабина полено.

Однако начиная с полуночи азарт начал стихать. Один за другим игроки, сделав отметку в Книге Мертвых, уже не спешили вернуться в лес, а, махнув рукой, подсаживались к костру. Все удивленно расспрашивали, откуда взялся Дмитрий, так что тому пришлось несколько раз пересказывать свою историю. Страйкболисты сочувственно кивали, рассказывая в утешение о своих опытах лесных блужданий. Две трети историй начинались со слов: «Выпили мы как-то...» — и во всех без исключения виновниками потери правильного направления были леший, нечистая сила, пространственные аномалии, козни пришельцев из космоса или, на худой конец, роковое стечение обстоятельств.

Незаметно разговор перешел на забавные истории, в которых самих страйкболистов принимали черт знает за что. Впрочем, как тестеры убедились на собственном опыте, страсть их новых друзей к розыгрышам отнюдь не способствовала уменьшению количества недоразумений.

— Вот, помню как-то, — смеясь, рассказывал кто-то из «тюленей», — на прошлогодних маневрах сидели мы тут, неподалеку, в лагере «имперцев»... Да-да, тех самых, с которыми и в этом году бегали. Сидим, никого не трогаем, вдруг из кустов вываливается мужик, абсолютно обалдевший, с перочинным ножиком. Кричит, мол, не подходи, гуманоиды, всех порежу! Мы ему — мужик, ты кто?! Он в ответ: грибник! Мы ему: да ты, папаша, обалдел, что ли? Какие грибы посреди ночи, садись с нами, дернем по стопочке...

— Ладно, — вдруг проговорил Банзай. — Уже за полночь... Кажется, пора подводить итоги битвы... Правда, наши моджахеды еще где-то бегают, но один фраг уже ничего не решит. Черт, где носит Махмуда и Ксенобайта?!

— А где, собственно, Внучка?! — неожиданно спросила Мелисса.

27 июня, 00:27 реального времени

— Что-то мне это все не нравится, — проговорила Бабуля.

Внучку какое-то время ждали, решив, что она отлучилась из лагеря по какой-то надобности и скоро появится. Никто, правда, толком не мог припомнить, когда она пропала.

Минута шла за минутой, и вдруг из леса, точно дым, заструился туман... Вообще-то, такое происходило каждый день, ночью и на рассвете, ведь вокруг было полно влаги: озеро, болото и масса мелких ручейков. Но сегодня, подкрашенный серебряным лунным светом, туман был особенно густым. Компания и глазом моргнуть не успела, как оказалось, что они сидят на тесном пятачке освещенной костром земли, а вокруг разлился серебряный кисель.

— Совсем не нравится, — кивнула Бабуля еще раз. — Как бы наши балбесы не заблудились в таком тумане! И позовите кто-нибудь Внучку!

— Внучка! — закричала Мелисса и сама осеклась.

Она кричала словно бы через вату. Густой и плотный туман работал великолепным глушителем. Банзай, почесав затылок, попытался быстро организовать что-то вроде хора:

— Так... По моей команде... Три-четыре...

Банзай взмахнул руками, точно дирижер.

— Вну-учка-а! — затянул нестройный хор.

— Плохо. Еще раз!

— Вну-учка-а!

— Вас же в пяти шагах уже ни черта не слышно! Больше жару, парни.

— Эх, балбесы... Смотрите, как надо, — вздохнула Бабуля и вдруг взревела, точно пароходная сирена: — Внучка-а-а!!!

Туман всколыхнулся, пойдя завитками вокруг Бабули, но ответа, естественно, не последовало.

— Придется искать по всем правилам, — озабоченно проговорил Банзай. — Растянемся цепью и пойдем прочесывать лес.

Страйкболисты и тестеры, немного поругавшись, взялись за руки и, растянувшись длинной цепью, направились в туман. Посередине цепи, оглашая окрестности басовитым ревом, шла Бабуля Флеш...

Когда вопли Бабули окончательно стихли в отдалении, к пригасшему костру выскользнула какая-то тень. Покрутившись по лагерю, она шмыгнула к одной палатке, к другой, третьей... Вернулась к костру. Постояла в нерешительности, а потом, тонко и жалобно заверещав, скрылась в тумане.

27 июня, 00:44 реального времени

Прочесывание залитого туманом леса оказалось делом гораздо более увлекательным, чем казалось ранее. Фонари, конечно, как-то скрашивали процесс, но служили в основном для самоутверждения, нежели для освещения. На расстоянии пяти шагов человек с фонарем походил на бледно сияющий кокон, его было хорошо заметно со стороны, но, увы, самому ему ничуть не помогало.

Первоначальный план идти, взявшись за руки, очень скоро потерпел фиаско. Деревья и кустарник выскакивали из тумана настолько неожиданно, что вся цепь не раз падала. Тут и там раздавались удивленные ойкания людей, треснувшихся лбом об дерево или ухнувших в заросшую кустарником яму.

Кроме вполне объективных неудобств туман крайне давил на нервы. Лес вокруг превратился в какой-то абсолютно незнакомый мир. Звуки и краски погасли, а все остальное превратилось в неясные тени. При малейшем дуновении ветерка казалось, что весь этот кисельный мир начинал шевелиться, колыхаться и струиться.

Неровная цепь нервно перемигивающихся огоньков продвигалась по лесу. И только рев противотуманной Бабули мерно, через равные промежутки времени, всколыхивал туман:

— У-у-у-а-а-а!!!

Стоит ли удивляться, что в такой нервной обстановке для паники хватило одной-единственной искры. А искра была еще та... Впоследствии все участники событий рассказывали о них по-своему, так что правду пришлось склеивать по крохотным кусочкам, вышелушивая из груды домыслов и мнений.

Для основной группы поиска (которая, как-то так получилась, из цепи все больше перестраивалась в колонну), все началось с отчаянного вопля на высокой звенящей ноте, перекрывшего даже басовитый пеленг Бабули.

Вопил студент-биолог Дмитрий. Оставаться одному в опустевшем лагере ему не хотелось нисколько, искать в тумане собственный лагерь — даже мысли не мелькнуло, так что он присоединился к новым знакомым. И вот когда он уставший, отсыревший и со взвинченными нервами проходил мимо коряги, напоминающей человекоподобного монстра, одна из ветвей коряги вдруг резко опустилась, упав ему на плечо, а потом схватив за горло. Более того, к ужасу студента, коряга оказалась ледяной, влажной и склизкой рукой. Перед самым его лицом вдруг возникла перекошенная и, как он потом клялся, уже тронутая трупным гниением физиономия утопленника. Поначалу физиономия кривилась в кровожадном оскале, но через миг перекосилась в гримасе разочарования и прорычала:

— Опять ты, ботаник?!

Нервы студента сдали, и он завопил. Утопленник, в ужасе отпрянув, скрылся в тумане, но Дмитрий уже слетел с катушек. Отчаянно подвывая, он шарахнулся в сторону, где должны были быть друзья, но увидел лишь мертвенный свет гнилушек и перекошенную рожу еще одного утопленника. Студент понял, что окружен, когда очередная тень впереди вдруг отказалась становиться миражом, превратившись в толстое дерево....

Банзай, находящийся на противоположном фланге цепи, услышал только какую-то невнятную возню. Он приостановился, чтобы выяснить, что происходит, но тут из тумана на него выпрыгнуло нечто тощее, с огромными круглыми глазами. Увидав Банзая, нечто завопило, затрясло над головой тонкими руками и шарахнулось в сторону Мелиссы.