— Ах, если бы вы знали, как нелегко далось нам решение, — бодро объявила она. — Но как чудесно все повернулось! Поверьте, нам чрезвычайно трудно было сделать выбор…
«Между мной и лягушкой, которая посеяла свисток и застряла лапой в банджо», — фыркнула про себя нянюшка и покосилась на сестриц-ведьм.
Некоторых она знала уже годков по шестьдесят. Имей нянюшка Ягг привычку читать, сейчас она читала бы по лицам коллег, как по книге.
— Спасибо, Летиция, все мы и так знаем, кто победил, — вклинилась она в словесный поток.
— Что ты имеешь в виду, госпожа Ягг?
— Здесь сегодня нет ни одной ведьмы, которая бы выступила как надо, — продолжала нянюшка. — Ни одна из нас не сумела путем сосредоточиться. Более того, сегодня многие накупили талисманов на счастье. Ведьмы скупают обереги, кто-нибудь о таком слыхал!
Кое-кто потупился.
— Я понятия не имею, с чего все здесь так боятся этой Ветровоск! Во всяком случае лично я ее не боюсь! Ты хочешь сказать, она наложила на нас какое-то заклятие?
— Ага, и судя по всему, еще какое крепкое! — кивнула нянюшка. — Слушай, Летиция, нужно честно признать: сегодня победительницы нет. Уж больно убого мы выступали. Все это понимают. Так давайте тихо-мирно разойдемся по домам и забудем о том, что случилось.
— Я этого не допущу! За этот кубок я заплатила целых десять долларов и намерена вручить его…
Жухлая листва на деревьях затрепетала.
Ведьмы сбились в тесную кучку.
Заскрипели и затрещали ветки.
— Это всего лишь ветер, — сказала нянюшка Ягг. — Всего-навсего…
И тут появилась матушка. Буквально из ниоткуда. Словно все это время ее просто не замечали. У матушки был дар оставаться незаметной.
— Я просто подумала, вернусь посмотрю, кто сегодня выиграл, — робко объяснила она. — Ну, поздравить там, и все такое…
Летиция, вне себя от ярости, двинулась на матушку.
— Это ты все подстроила, да? Это ты влезла в наши головы и испортила праздник? — взвизгнула она.
— Я? Да как же я сумела бы, госпожа Мак-Рица? — смиренно возразила матушка. — Сама посмотри, столько амулетов вокруг.
— Врешь!
Нянюшка Ягг услышала, как ведьмы со свистом втянули воздух сквозь зубы, и громче всех — она сама. Ведьма всегда отвечает за свои слова.
— Вовсе нет, госпожа Мак-Рица.
— То есть ты отрицаешь, что явилась сюда, чтобы испортить мой праздник?
Ведьмы, стоявшие с края, тихонько попятились.
— Да, я признаю, мое варенье не каждому придется по вкусу, но я никогда… — все тем же тихим голосом начала матушка.
— Ты воздействовала на нас!
— …я только хотела помочь, спроси кого хочешь…
— Воздействовала! Признавайся! — Голос у Летиции был пронзительный, как у чайки.
— …и, конечно, я ничего не…
От пощечины голова матушки мотнулась в сторону.
На миг все замерли, затаив дыхание.
Матушка медленно подняла руку и потерла щеку.
— И ты добилась своего, да?
Нянюшке показалось, что сами горы вздрогнули от этого вопля.
Кубок выпал из рук председательницы и покатился по скошенной траве.
Тогда участницы немой сцены ожили. Две ведьмы, выступив вперед, положили руки на плечи Летиции и аккуратно оттащили ее в сторону. Впрочем, Летиция не сопротивлялась.
Остальные ждали ответного хода матушки Ветровоск. Наконец та подняла голову.
— Надеюсь, госпожа Мак-Рица скоро оправится, — сказала матушка. — Мне показалось, она немного… переволновалась.
Ответом ей было гробовое молчание. Нянюшка подобрала забытый кубок и пощелкала по нему ногтем.
— Гм-м, — заметила она. — Пари держу, серебро у него только сверху. Неужто бедняжка отдала за него десять долларов? Грабеж среди бела дня! — Нянюшка перебросила кубок мамаше Бивис, и та ловко поймала его на лету. — Отдашь ей завтра, ладно?
Мамаша кивнула, стараясь не встречаться взглядом с матушкой.
— И все-таки нельзя, чтобы это испортило нам праздник, — бодро сказала матушка. — Давайте-ка закончим день как положено. По обычаю. Печеной картошкой, грибами и сказками у костра. И миром. А кто старое помянет, тому глаз вон.
Нянюшка почувствовала, как над полем разворачивается веер внезапного облегчения. Едва рассеялись чары (которых, кстати, и не было), ведьмы словно вновь вернулись к жизни. Спины распрямились, плечи расправились, и даже возникла небольшая толчея — всем хотелось поскорее добраться до своих котомок, притороченных к помелу.
— Старый Гопкрафт отвалил мне целый мешок картошек, — похвалилась нянюшка, когда вокруг уже кипела оживленная беседа. — Пойду притащу. Мешок, конечно, а не старого Гопкрафта. Эсме, разведи костер, ладно?
Внезапная перемена в атмосфере заставила ее поднять голову. Глаза матушки полыхнули в сгущающейся тьме.
Нянюшка, наученная долгим опытом, ничком брякнулась на землю.
Рука матушки Ветровоск мелькнула в воздухе, словно комета. С пальцев с треском сорвалась искра.
Костер взорвался. Сине-белое пламя пронзило сухие ветви и взвилось в небо. Резкие тени превратили лес в гравюру. Ударной волной посрывало шляпы и перевернуло легкие столики. В сумерках заплясали фигуры знаменитых героев прошлого и призрачные замки, былые армии вновь сошлись в смертной битве и затанцевали по огненному кругу. Пламя оставило на сетчатке глаз пурпурный след, который впечатывался в самый мозг…
А потом оно сгинуло без следа. И костер стал обычным костром.
— Простить — это еще не значит забыть, — усмехнулась матушка Ветровоск.
X
На рассвете матушка Ветровоск и нянюшка Ягг по щиколотку в тумане возвращались домой. Ночь в целом удалась.
— Нехорошо ты с ними обошлась, — нарушила тишину нянюшка Ягг.
— Да я ничего такого не сделала.
— Ну вот чего не сделала, то и нехорошо. Все равно как выдернуть из-под человека стул, когда он уже садится…
— Кто не смотрит, куда садится, тому и сидеть незачем.
В листве выбил короткую дробь один из тех очень недолгих ливней, какие возникают, когда десяток капель-индивидуалисток откалывается от коллектива.
— Ну ладно, — не стала спорить нянюшка. — Но обошлась ты с ними крутенько.
— Верно, — согласилась матушка.
— А поразмыслить, так и подленько.
— Пускай.
Нянюшку пробрала дрожь. Мысли, промелькнувшие у нее в голове в те несколько первых мгновений, когда Пьюси завопил…
— Я тут ни при чем, — пожала плечами матушка. — Я никому ничего не внушала. Вы сами внушили себе то, что внушили.
— Прости, Эсме.
— Да ладно.
— Вот только… Летиция не хотела тебя с грязью мешать, Эсме. Она, конечно, злыдня, и не семи пядей во лбу, и любит покомандовать, но…
— Ты меня с девчонок помнишь, так? — перебила матушка. — Мы ведь с тобой не один пуд соли съели? Прошли огонь, воду и медные трубы?
— Само собой, но…
— Но ты никогда не опускалась до всяких там «я говорю тебе это как подружка», верно?
Нянюшка помотала головой. Довод был веский. Никто даже отдаленно симпатизирующий человеку никогда не сболтнет такое.
— А кстати, какой пример мы должны подать юному поколению? Мы что, должны врать? Это хороший пример?
— Без понятия, — отозвалась нянюшка. — Я, если честно, подалась в ведьмы, чтобы научиться привораживать парней.
— Думаешь, я не знаю?
— А твой какой был интерес, Эсме?
Матушка остановилась и поглядела сперва на морозное небо, а потом вниз, на землю.
— Не знаю, — наконец призналась она. — Наверное, такой же.
То-то и оно, подумала нянюшка. И у остальных то же самое.
Возле матушкиного домика они спугнули оленя.
У задней двери красовалась аккуратно сложенная поленница, а на парадных ступеньках лежали два мешка. В одном была большая головка сыра.
— Похоже, тут побывали Беднокур с Гопкрафтом, — заметила нянюшка.
— Хм, — матушка поглядела на испещренный старательными каракулями листок, прикрепленный ко второму мешку.