НАСЛЕДНИКИ

Весь вечер Володю подмывало совершить какой-нибудь отчаянный поступок. Словно какая-то неведомая рука закручивала в нем тугую пружину нерассуждающей мальчишеской отваги, и не хватало только толчка, после которого уже ничем бы невозможно было удержать бурное раскручивание этой пружины.

Появление Капитона и мгновенно возникшая с этим появлением опасность для Васьки явились таким толчком, Пружина сработала безотказно и точно.

Володя схватил тарелку с кашей и метнул ее в голову Капитона.

— Васька! — заорал он. — Рви когти!

Тая визжала без передышки. Капитон хрипел у порога, отплевываясь белыми сгустками каши. Он все еще никак не мог сообразить, в какую же историю он влип, и только старался протереть хоть бы один глаз, чтобы увидеть, что тут делается.

Сидя на полу, он отплевывался кашей и ругался страшными словами. Вокруг бесновались и орали какие-то люди. Потом вдруг раздался тяжелый, глухой стук, что-то упало на пол, и сразу все затихло. Тишина наступила так внезапно, что Капитону показалось, будто это он вдруг еще и оглох.

Он страшно испугался и неожиданно прозрел. И сразу понял, отчего все замолчали. Он и сам онемел на минуту. И было отчего.

На полу около сундука, среди белых гипсовых осколков, возвышалась груда денег. Разноцветные бумажки, плотно сложенные для того, чтобы их ловчее можно было пропихнуть в узкую щель копилки. Денег было так много, что казалось просто невероятно, как они помещались в одной, хотя и очень большой, гипсовой собаке.

— Да тут малина! — снова воскликнул Капитон и, не поднимаясь с полу, потянулся к деньгам.

— Грабют! — истошно завопил дядя. — Частную собственность нарушают! Назад! Зашибу!

Он с размаха кинулся на груду денег, сел на них и торопливо начал подгребать их под себя вместе с гипсовыми осколками. А Капитон, хрипло рыча и завывая, проворно бегал на четвереньках вокруг, как большая жирная собака, и все норовил выхватить хоть одну бумажку, и в то же время он отмахивался от тетки, наседавшей на него.

Дядя отпихивал Капитона длинными ногами в валенках и громовым своим голосом свирепо завывал:

— Зашибу! Убери лапы!

— Дура, — хрипел Капитон, — я тебе помогаю…

Дядя все-таки изловчился и сунул валенком в жирную Капитонову морду. Зажимая разбитый нос, Капитон отлетел к двери и тут же услыхал над собой сердитый голос:

— Да будет вам безобразничать-то! Скудоумные!

В комнате сразу стало тихо, как в классе, когда входит учитель.

На пороге стояла грозная старуха Елена Карповна.

— Экие вы безобразные, — покачивая головой, повторила она. — И до чего скудоумие-то вас довело…

— Елена Карповна, уйди… — загудел дядя, стараясь сесть пошире, чтобы укрыть деньги. — Тут семейное дело совершается.

— Замолчи! Ты в чужую квартиру со своим семейным делом залез. Ну чего ты там поджимаешься на полу? Встань. А ты зачем тут? — обратилась она к Капитану.

— Да так я, мимоходом, — захрипел Капитон, подаваясь к двери. — Мимоходом я. Слышу, вроде шумок, народ, значит, пошумливает…

Он все ерзал, подбираясь к двери, и вдруг исчез, словно его здесь и не бывало. Это исчезновение так поразило дядю, что он сразу онемел и застыл в позе полного изумления и скорби. Володя подумал, что дядя сейчас похож на старый, замшелый памятник самому себе. Рядом стояла тетка и сморкалась в фартук, углубляя сходство с памятником: так и казалось, что она пришла поплакать на старой могиле.

— Я, голубчики, на все ваши безобразия долго глядела, — негромко продолжала Елена Карповна. — Да уж и я не выдержала. Сколько нечисти в таком доме развели!..

Она оглядела всех своими темными глазами и спросила у Володи:

— А ты зачем позволяешь в своей комнате безобразничать?

Порывисто дыша от возбуждения, Володя сообщил:

— Тут у них деньги. Смотрите, какая куча!

— Ну, ясно: где деньги, там и драка.

— Собака разбилась, а в ней все десятки да сотняги.

— Да не ври ты, не ври… — завыла тетка. — Девчонка по копейке собирала, греха себе не чуяла.

— Эх вы, уроды, и детей своих уродуете.

— А самого главного вы еще не знаете. Они тут Ваську запутали… — сообщил Володя.

— А ну, расскажи.

Володя рассказал. Елена Карповна спросила:

— Где он?

— Его уже нет.

— Как это нет?

— А так. Убежал в неизвестные тайные места. Капитон, вы сами знаете, какой.

— Знаю я Капитошку. С Васькой он — воин. А сам трус, каких мало.

— Елена Карповна, — вдруг подал свой отчаянный и тяжкий голос дядя, — давай по-доброму договоримся.

— Сиди, Асмодей, на ворованном да пока помалкивай; — сурово протрубила, Еления. — Дойдет и до тебя очередь…

— Ах, зачем же так сурьезничать. Давайте по-суседски…

— Ты уж не купить ли меня надумал?

— Зачем такие слова? — Дядя поднялся и на всякий случай отошел подальше от суровой старухи. К его мягким стеганым брюкам вместе с раздавленным гипсом плотно пристала пятирублевая бумажка, похожая на зеленую заплату.

Тетка сейчас же сорвала с себя фартук и начала торопливо складывать в него деньги.

— А ты чего стоишь! — прикрикнула она на Таю. — Помогай!

— Зачем такие слова? — проговорил дядя. — Ну ладно, открылись тут у меня кое-какие деньжонки. Частная, значит, собственность. А если у тебя поискать? Побольше найдется, я думаю, да поценнее.

— Что ты мелешь? Какие у меня деньги?

— Зачем деньги? У тебя другая собственность. Одинаково мы с тобой безобразные. Так что красотой-то своей не гордись.

Наступила тишина. Володе показалось, что темное лицо Елены Карповны сморщилось, как от кислой ягоды. Это показалось ему невероятным: дядя, который никого так не боялся, как свою соседку, вдруг перестал ее бояться и даже сказал ей что-то такое, отчего она сразу замолчала.

А что он сказал? В каком преступлении уличил ее? И тут вспомнилась темная комната, отгороженная от всех глухими ставнями. И там, в пыли, среди нафталинного запаха томится белый лебедь. Он рвется ввысь и никак не может взлететь. А сколько красивых вещей спрятано там еще. И дядя не побоялся сказать об этом. Верно, сказал он с перепуга. Но все же сказал.

Наконец Еления пришла в себя и твердо проговорила:

— С тобой, Гурий, я об этом говорить не намерена. Ничего ты не поймешь все равно. И на одну доску с тобой не стану. У меня ворованной пылинки не найдешь. Да что я говорю-то с тобой.

Она, по-прежнему грозная и величественная, наступала на дядю, но он твердо стоял перед ней и гулко, словно бил в большой барабан, смеялся:

— Гу-гу-гу-гу…

— И не ответчица я перед тобой. Перед таким!

— Верно! — продолжая смеяться, восхищенно воскликнул дядя. — Все верно говоришь. Грешник перед грешником не ответчик. Грешников бог не судит.

— Что-то взвеселился не по-веселому?

— Ты кто? — грохотал дядя. — Я, говоришь, вор, а ты кто?

— Сказала я тебе: не замахивайся!

Но дядя вдруг на весь дом заорал:

— Паучиха ты, вот кто!.. Паучиха!..

— Не дури, Гурий. Не дури!

— А, не любишь… Паучиха!

Володе показалось, что они очень похожи сейчас — эти совершенно разные люди. Это открытие его очень удивило. В самом деле, оба большие, горластые, пугают друг друга сердитыми словами, но почему-то никому не страшно, а, скорее всего, смешно. Еления гудит, как в трубу, а дядя бухает в барабан.

Стряхивая с денег гипсовую пыль, тетка проныла:

— Ох, да замолчали бы вы… Народ, гляди-ка, набежит. Что тогда?!..

Тая кидала в подол мелкие денежки, словно ягодки, и, поглядывая на расшумевшихся взрослых, украдкой посмеивалась. Тогда Володя решил показать, что он тоже никого не боится, и как мог громче крикнул:

— Замолчите сейчас же!

Он совсем и не собирался кричать на взрослых, как-то все получилось само собой. И он даже слегка смутился, когда вдруг наступила тишина. Тая взглянула на него с уважением, а тетка так пронзительно ахнула, будто прищемила дверью ногу.