-- У тебя карточка есть? - спросил Витька, подумав.

-- Какая карточка? - не понял Виталик.

-- Ну, сына.

-- Нету. Да оставь! - сказал Виталик раздраженно, увидев, к чему клонит собеседник.

Витька помолчал, сложной мимической игрой изображая на лице превосходство своих доводов. За окном что-то дрогнуло, и потом раздался легкий удар по стеклу. Виталик обернулся и увидел качающуюся за окном ветку. Снисходительный Витька и глазом не повел.

-- А чего у тебя кольцо? - спросил он, указывая глазами на Виталикову руку, обнимающую стакан. - Ты опять женился, что ли?

Виталик покачал головой и вытянул пальцы, бросая взгляд на блестящий ободок.

-- Я его и не снимал, - сказал он.

-- Почему? - сказал Витька оторопело и нахмурился сам себе. Судя по всему, он уже боялся пьяного искажения реальности.

-- Да с руки не слезает, - пояснил Виталик. - Пальчики-то тоненькие были... Это я сейчас мордоворот.

-- Есть малость, - согласился Витька. - А не мешает?

Виталик пожал плечами.

-- Вроде нет. Оно мне и раньше не мешало. Не пилить же. Может, я еще женюсь когда-нибудь, так чего кольцо портить. Оно золотое как-никак.

-- Во жлоб, - сказал Витька удивленно и замолчал, переваривая полученную информацию.

-- А ко мне тут Маринка приезжала, - сказал он, наконец.

-- Простила она тебя? - спросил Виталик.

-- Помирились, - сказал Витька удивленно. - За что меня прощать?

-- Ну, ты ж ее в карты проиграл.

-- Да не проигрывал ее в карты! Что за дичь? Что я - совсем отмороженный, на бабу в карты играть? Я, конечно, много чего вытворял, вспомнить даже тошно... но уж до такого не доходил. И вообще - где Маринка и где я? Чего мне на нее играть? Про меня вообще такие сплетни сочиняют, я сам удивляюсь, откуда взяли. Прикалывались по-всякому там... но уж в карты я на нее точно не играл, такое я б запомнил.

-- Хорошо, хорошо, - сказал Виталик с сомнением.

-- Так вот. Маринка мне одну вещь рассказала, - Витька напряженно сдвинул брови. - Ты все говоришь: приезжай, приезжай... а она мне вот что... Вокруг меня вообще какие-то странные вещи постоянно творятся, я сам удивляюсь. Говорит, как-то вечером звонок. Подходит Маринка к телефону, а там ей моим голосом говорят: "Здравствуй, это Витя". Как будто я звоню.

-- Может, ты и звонил? - спросил Виталик.

-- Я Маринке? Отсюда? Нет, это я б запомнил. Так вот, а Маринка говорит, ей тоже стало сомнительно. А голос совсем как мой! И тут Маринка говорит, сказала ему одну фразу. Любой бы мужик, говорит, на такое обиделся, кроме тебя. Я, говорит, знаю, что ты на меня голос не повысишь, что б я ни вякнула. Ну вот. А тот, с похожим голосом, сначала опешил, а потом ругаться стал. И Маринка трубку повесила. Нет, меня там ищут... ждут меня там... То ли следователь мой никак не успокоится, то ли родственнички того придурка, упокой господи его душу несчастную, фантазию проявляют... Нет... я туда не приеду... И к тебе не приеду никогда - не жди. Мне лишний раз светиться с загранпаспортом не хочется...

-- Сказочник ты, - сказал Виталик. - Тебе, по-моему, больше все снится.

-- А что я здесь с тобой сижу, - сказал Витька. - Тоже снится? Нет... Я в нору забился, ты меня отсюда никакими силами не выкуришь... Вот жалко только, что ты не летом приехал. Мы бы с тобой на рыбалку сходили. Мы с Кулешовым летом ходили на леща, всю рыбу в реке, какая ни есть, как дураки, пшенной кашей перекормили... Поймали, правда, полторы штуки.

-- У вас там, небось, вместе с рыбой вся таблица Менделеева плавает, - сказал Виталик недоверчиво.

-- Нет, это ты зря, - возразил Витька. - У нас как все заводы позакрывались, и вверху по течению химический тоже медным тазом накрылся, так чисто, хоть пей... Вода прямо такая... Слушай, - он вдруг нахмурился и, приподняв голову, уставился прямо на Виталика хитрющими и желтыми, как у кошки, глазами. - А ты как... уверен, что она вообще существует?

-- Кто она, - протянул Виталик.

-- Ну, Америка твоя.

Виталик опешил и недоуменно почесал ухо.

-- Здрасте... - проговорил он. - Это как это?

-- Ты ж там не был. Откуда ты знаешь? Может, и нет ее вовсе.

Виталик даже сначала не нашелся, что ответить.

-- Я же туда еду! - возмутился он. - Туда же еще документы фиг оформишь!... Как это нет?

-- Мало ли кто куда едет. Убедил! Приедешь, а ее, - Витька развел руками, - нету.

-- А что же есть? - спросил Виталик непонимающе.

-- А ничего нету.

Витька снова широко развел руками и скорчил пьяную рожу. В такой позе, бритый, полуголый, он напоминал какого-нибудь ехидного лешего из тех детских мультфильмов, которые кажутся созданными в похмельных кошмарах.

Виталик еще подумал, стараясь подобрать убедительные аргументы.

-- Как это нету, - сказал он. - Она на карте есть. Ты ж сам ее в школе учил. Нам ее в кино показывают.

-- Мало ли чего показывают, - довольно сказал Витька, смакуя Виталиково недоумение. - А может, врут все. Тебе и коммунизм тоже в кино показывали. Нет, - он недоверчиво покачал пальцем. - Я бы на твоем месте убедился получше. Тут даже если руками пощупать, так и то, знаешь... не аргумент. А то что ты учил, ты лучше к ночи не поминай. Ты ведь небось и эту учил... по-лит-эко-но-ми-ю со-ци-а-лиз-ма... - он решительно налил, постукивая горлышком о край, по полстакана сначала себе, потом Виталику. - Меня, правда, бог миловал, я до этого счастья не дошел... Мало ли что где. В Сенегале, братцы, в Сенегале...

Виталик потряс головой, отгоняя наваждение. На него почему-то очень сильно подействовали Витькины слова.

-- Нет, что ты ерунду какую-то несешь... - бормотал он. - Ты тут скоро совсем ошалеешь... Мне письма оттуда шлют... Как это нету...

Он еще долго бормотал и не мог сойти с этой неожиданно подброшенной ему мысли.

Позже они вышли во двор, на дорожку, протоптанную среди сугробов. Виталик задрал голову. Небо было черным, звездным, мерцающим. Виталик уже не помнил, когда он еще видел такие звезды, которых не видно бывает на мутном, зеленоватом, затянутым смогом московском небе.

-- Ба-а-тюшки... - протянул Виталик. - Вот это даа... Слушай, - ему вдруг пришло в голову. - А ведь там я точно такие увижу! Дико, а?

-- А ты в какое полушарие едешь? - задумчиво спросил Витька в ответ.

Утром Виталик сел в проходящий поезд на Москву, и к вечеру снова был дома. Он вылез из поезда, одурев от тепла и духоты вагона. Попытки отоспаться в поезде ни к чему не привели - только он заснул, как кто-то проходя по вагону, схватился ему за пятку, и весь сон сразу пропал. Он вышел на вокзале, легко неся сумку, в которой оставались одни тапочки, прошел по переходу с замершими плевками на кафельном полу, лавируя между оккупантскими сумками, которые тащили со всех сторон от него: и впереди, и сзади, и справа, и слева. Пахло рельсами. Две женщины с меховых шапках целовались с визгом умиления, размазывая друг другу по лицу губную помаду. Над головами людей поднимались дымки от сигаретного дыма и пар изо рта. На углу молодой парень в гимнастерке, с голубым беретом, лежащим у него в ногах, бренчал на гитаре и немелодично тянул что-то про Афганистан, не попадая в тональность. Рядом валялась брошенная упаковочная картонка с надписью печатными буквами: "Люди, помогите, умерла мама". Дальше тетка в платке и в рейтузах с начесом, стоящая за столом, громко кричала: "Ррас-про-да-жа! Каас-метику берем недорого!", а за ней тихонько топтались старушки с пачками сигарет и батонами копченой колбасы. Стояли сколоченные из фанеры ящики со стеклянными дверцами, с огарками внутри, обогревающими груды мандаринов и пучки гвоздики на ломких членистоногих стеблях. Продавец потрясал гроздьями поясных сумочек и монотонно твердил, упреждая очередной вопрос потенциального покупателя: "Пистолет влезает... пистолет влезает...".Машины, поставленные вкривь и вкось, загромождали половину проезжей части. Виталик вдохнул городской воздух. Было морозно, откуда-то несло горелыми чебуреками, белый пар котельных клубами висел где-то над крышами, пар валил и от канализационных решеток. Виталик подумал, потоптался у тротуара, вынул из кармана карточку и внимательно рассмотрел одно слово, написанное на ней черной ручкой. Потом вошел в вестибюль метро, купил в кассе телефонную карточку и, разыскав за углом телефон, набрал номер.