Интересны и два другие участника: эта девица, которая кончила гимназию, но мало вынесла оттуда, мало развита умственно и нравственно, настолько, что быстро и близко сдружилась с бандитской компанией, называла заведомого убийцу – бандита В., Оськой, а он ее Ленкой, торговала подложными документами, с целью увеличить свой бюджет, и навела на дом, где часто бывала в качестве хорошей знакомой, бандитскую шайку. Она отрицала свое участие в этом деле, но всеми обстоятельствами дела и показаниями других соучастников вполне уличена в этом; ее упорное отрицание говорит только против нее. Последний соучастник – Е. – по-видимому, более всех волновался во время преступления. С. рассказывал, что, когда они вечером пили у Ширинкиной чай и закусывали, то Е. стал, есть с чаем маринованные грибы и вообще в растерянности делал разные несуразности. По сравнению с другими соучастниками Е. играл более пассивную роль и как-то мягче их. Но и он, и В., и О. совершили данное преступление не из нужды, а для увеличения своего бюджета и материального комфорта. То же стремление руководило и С, но у него оно соединялось с известной общей целью и с рядом рассудочных построений, на которых покоится последняя.

II. Ярко выражена склонность к хищническому, насильственному захвату богатства для веселой, полной комфорта, жизни у другого преступника – В., на описании которого я теперь и остановлюсь. У него также представление преступления ассоциировалось с этой склонностью, вошло в круг средств для ее удовлетворения. Он – старше описанного выше С, ему 25лет. Родом из Екатеринбурга. Его отец – латыш, мать русская. Выйдя из 5 класса реального училища, его отец поступил слесарем на завод и дослужился до места управляющего одним провинциальным отделением фирмы. Ни нервных, ни психических заболеваний, ни у отца, ни у матери не было. В февральскую революцию В. был юнкером, позднее – инструктором пулеметной школы в армии Колчака. В 1919 году он сдался в плен и работал в одном из штабов Красной армии в качестве делопроизводителя. В 1920 году демобилизован. На фронте не был. В 1922 году прибыл в Москву, женился и жил без определенных занятий. Эная, что старик К. – хороший знакомый его родителей, – имеет запас платины фунтов в 12, как бывший платинопромышленник, он задумал похитить у него эту платину. Как-то в январе 1923 года он явился к К. с своим знакомым молодым человеком А., и в то время, когда К. стал читать переданную ему газету, В., – к ужасу А,, – взмахнул над головой К. каким-то металлическим предметом. Перепугавшийся А. вскочил и сказал, что им – время пойти в музей, чем и помешал убийству К., очевидно, задуманному В. За это последний назвал своего товарища трусом. В одно из последующих своих посещений, в середине января 1923 года, В. удалось похитить у К. стоявшую под печкой шкатулку, но там платины не оказалось, а нашлось лишь немного золота. Мечта В. разбогатеть оставалась неосуществленной. Своей жертвой тогда он наметил своего друга, Женатого на родственнице К., – Гребнева, рассчитывая найти У него платину. 5 февраля 1923 года, около 11 часов утра, В. пришел к Гребневу. Через полчаса пришел и А. Вскоре из комнаты Гребнева послышались один за другим 3 выстрела и крик Гребнева: «Спасите, грабят!». Затем да комнаты вышел Гребнев, держась руками за голову; по его рукам ручьями текла кровь. Увидевшая Гребнева свидетельница Ф., с целью поднять шум, бросилась в переднюю и здесь столкнулась со вторым посетителем Гребнева, шофером А., который был бледен, но не растерян, и стоял в шубе с заложенными в кармане руками. На вопрос, где же убийца, он указал на комнату Гребнева и вышел; задержать его свидетельница не решилась. Затем Фишер увидела раненого В., который полз по коридору: «Позовите мне Мишу (т.е. Гребнева), сказал он, я хочу сказать ему три слова перед смертью». Свидетельница позвала Гребнева, который, несмотря на 3 раны, пришел и был уложен на постель, а В. – на сундук. Но В. и Гребнев не обменялись, ни словом. У В. был найден браунинг. Шофер А. был арестован на углу Арбата; рука и блуза у него оказались в крови.

Выяснилось, что В., задумав ограбить Гребнева, пригласил в соучастники А., а затем, увидев, что «дело сорвалось», решил покончить с собой. Но он остался жив, хотя в результате выстрела потерял правый глаз. План, который был выработан В. и обдумывался им более двух недель, состоял в том, что А. должен явиться к Гребневу после него, назваться вымышленным именем, притвориться, что он незнаком с В., сказать, что он приехал из Екатеринбурга, где в то время была жена Гребнева, и передать ему поклон от жены. В. же должен был несколько ранее угостить Гребнева снотворными пряниками и конфетами и уйти. По расчету Гребнев должен был заснуть, а проснувшись обнаружить пропажу шатаны и заподозреть в ее похищении неизвестного ему А. В день убийства В. зашел к Л. в 10 часов утра, повел его в пивную, подпоил, – а потом сам пошел к Гребневу, А. же сказал придти приблизительно через полчаса, что тот и выполнил. В комнате у Гребнева произошло следующее. Гребнев стал спрашивать А., с каким поездом он приехал из Екатеринбурга и какова там погода. Так как А. никогда в Екатеринбурге не бывал, то его эти вопросы поставили в затруднение. В. пришел ему на помощь, высказывая разные предположения, которые А. только подтверждал: что поезд, вероятно, вышел из Екатеринбурга тогда-то, что погода там, вероятно, холоднее и т. п. Разговор длился минут 10. Затем В. встал, прошелся по комнате и, подойдя к Гребневу сбоку, ударил его рукояткой револьвера по виску, а затем второй раз и крикнул: «держи его, Гришка, крой». А. бросился к Гребневу, схватил его за горло, но, почувствовав, что по рукам течет кровь, отскочил назад к двери. В этот момент В. произвел в Гребнева несколько выстрелов; последний, согнувшись, побежал к двери, толкнул А. головой в живот и, крича о помощи, выбежал. В. лег на корзинку, приставил себе револьвер к виску и, сказав: «ступай, Гриша, все кончено», выстрелил в себя. Гребнев в тот же день умер. Вскрытие обнаружило у него 2 огнестрельные раны и 2 кровоподтека, нанесенные каким-то тяжелым орудием. Суд приговорил В. к 10 годам заключения со строгой изоляцией, с конфискацией, с поражением прав и с высылкой на 3 года. А. приговорен к 8 годам заключения с поражением прав и с высылкой на 3 года. В. был предварительно отдан в психиатрическое лечебное заведение и содержался там на испытании, при чем конференцией врачей был признан не душевнобольным. После преступления у него было реактивное психопатическое состояние, которое постепенно прошло во время его пребывания в психиатрической лечебнице. Для признания психопатической, невропатической и алкогольной наследственности данных нет. Его отец пьет очень мало, а мать не пьет совсем. Сам В. также мало пьет, «третья рюмка уже противна» ему. Кокаин нюхать пробовал, но не понравилось: «мутило как-то, было скверно, психического впечатления не было» Никакими особенными болезнями не болел; в детстве у него были корь, скарлатина, оспа, позднее он болел малокровием и малярией, – при чем на этой почве у него бывали обмороки, когда он был во втором и третьем классе гимназии. Был у него еще сыпной тиф. Половую жизнь он начал лет с 17, имел мимолетные половые связи; в 1922 году женился и жену очень любит. В характере В. нельзя не заметить, прежде всего, двух черт: он – человек злой и неуравновешенный, с резко меняющимся настроением. Ему, несомненно, присуща некоторая истеричность; по ничтожному поводу он может иногда дня два просидеть у себя в комнате, ни с кем не разговаривая, а иногда может целый вечер хохотать, без серьезных к тому оснований, и других смешить, и самому смеяться, но вместе с тем все время внимательно за собой наблюдать, и, смеясь наружно, в сущности, мало заражаться общим весельем. Способность самоанализа, способность копаться в пружинах своих переживаний, взвешивать и оценивать их развита у него очень сильно. Он болезненно самолюбив, очень недоверчив к людям и чуток к отношению к себе других людей; если он почувствует, что человек относится к нему не совсем доброжелательно, то он замкнется в себе, и тот из него «двух слов не вытянет». Другими людьми он интересуется, лишь, поскольку от них может, что-либо получить для себя. Он рассудочно эгоцентричен. От отца он унаследовал настойчивость в достижении поставленной цели и значительное упрямство. Это сказывалось даже в занятиях его спортом, которые он очень любит и которым занимался с большим азартом: занимаясь спортом, он всегда упорно шел к своей цели и, когда что-нибудь не выходило, готов был несколько раз расшибиться, чтобы только добиться своего. Он увлекался футболом, теннисом, коньками, лыжами, на которых исходил много гор на Урале. Он раздражителен, но раздражительность свою умеет скрывать: «считаю себя сдержанным по воспитанию, говорит он, но характер у меня несдержанный и скорее страстный, чем холодный». Его характеру, несомненно, присущи также решительность и смелость. Из его любимых занятий надо упомянуть о музыке, он играет на рояли и на виолончели. Он любит природу, любит бродить, наслаждаясь природой, любит охоту.