Всюду на поселениях появлялось ремесло, сначала домашнее, затем постепенно выделяющееся в отдельную отрасль хозяйства. Возникновение выделившихся ремесел вело к развитию внутренней торговли. Внешняя торговля со странами Закавказья, Передней и Средней Азии, с крымскими провинциями Византии и с самой Византийской империей была очень оживленной.

Помимо обычных неукрепленных поселений и замков, в каганате было несколько более или менее крупных городов. Самым большим среди них был Итиль — столица государства, выросший из ставки кагана и во все время жизни этого государства остававшийся зимовищем хазарской знати, продолжавшей кочевать в течение семи месяцев в году[188].

В городе каган владел изолированной от остальной территории крепостью. Она и была, очевидно, тем военно-административным ядром, вокруг которого вырос затем ремесленный и торговый центр всего государства[189]. Итиль располагался на нижней Волге. В нижнем течении Дона находился еще один известный в средневековых источниках город — Саркел, раскопки которого показали, что это был не очень большой город, хотя через него и проходили степные торговые пути: с юга на север — сухопутный, с запада на восток — речной[190]. Кроме этих городов, выросших из каганских крепостей, на берегу Азовского моря и в Крыму хазарскому правительству принадлежало несколько древних портов, усиленно отстраивавшихся и населявшихся в период расцвета Хазарского каганата[191].

Создавшаяся крепкая экономика была надежной базой вполне устоявшихся классовых отношений. Как и хакасы, население этого каганата делилось на черных и белых. Черные — кара-будун — были податной частью населения. Белые — класс феодалов, складывавшийся из родовой знати. Знать в свою очередь была разделена на группы, стоявшие друг к другу в сложных иерархических отношениях. Верховная власть в каганате принадлежала кагану, избиравшемуся на аристократическом съезде, но всегда из одного правящего рода. Впрочем, по свидетель(-ству кагана Иосифа, власть передавалась по наследству от отца к сыну и съезд по существу только «ратифицировал» восшествие на трон нового кагана. Сохранявшийся обычай выборов и сопутствовавшие ему обряды свидетельствуют о пережитках патриархального строя или о переяштках времен военной демократии. Таков, например, обряд «удушения» перед избранием, описанный в X в. Ал-Истахри и Ал-Масуди: «Когда они желают поставить кого-нибудь этим хаканом, то приводят его и начинают душить шелковым шнуром. Когда он уже близок к тому, чтобы испустить дух, говорят ему: «Как долго желаешь царствовать?» — он отвечает «Столько-то и столько-то лет». Если он раньше умрет (то его счастье), а если нет, то его убивают по достижении назначенного числа лет царствования...»[192] В этом жестоком обряде, перешедшем к хазарам, видимо, из Тюркского каганата[193], отражается вера в божественную силу кагана-вождя. Он сам должен в состоянии эйфории определить, на сколько лет хватит этой силы. Когда она исчезает — вождь должен уйти. В период военной демократии вождь всегда выполнял и функции верховного жреца[194], т. е. обладателя сверхъестественной силы. Каган был носителем такой силы. Поэтому все его действия были строго регламентированы и постепенно каган превратился в носителя древних традиций и потерял реальную власть. Государством правил царь. Его называли в источниках иша (шад).

Интересно, что и в других одновременных Хазарскому каганатах, кроме кагана, государством нередко правил шад. Чаще всего это был сын или брат кагана. Таким образом, двоевластие, как и «удушение», не были необычными явлениями, характерными исключительно для хазар. Однако в Хазарском каганате «двоевластие» абсолютно устранило кагана от управления своим государством. Объясняется это, вероятно, тем, что царь не принадлежал к роду кагана, как это было в других государствах, а выдвигался из числа наиболее влиятельной аристократии другой этнической группы, входящей в состав каганата.

Ал-Истахри писал, что «у хакана власть номинальная... хотя хакан и выше царя, но его самого назначает царь»[195], ибн Руста добавляет к этому: «царь не дает отчета никому, кто бы стоял выше его... он сам распоряжается получаемыми податями и в походы ходит со своими войсками»[196]. Войска обязана была поставлять, видимо, на основе вассальных взаимоотношений феода-лизировавшаяся родовая знать, «сколько могут они по количеству имущества своего». Кроме того, у царя было войско в 10—12 тысяч всадников, находившихся на жаловании.

В государстве был развитый бюрократический аппарат: правители портовых городов и завоеванных даннических областей (тудуны), сборщики податей, судьи и, вероятно, даже полиция, роль которой могли выполнять воины из царского войска (лариссии) [197].

Таким образом, несмотря на своеобразную, характерную для кочевников «вуаль» патриархальных отношений, наброшенную на все стороны жизни населения каганата, его социальный строй мы вполне можем считать развитым феодальным.

Большие оседлые земледельческие области, города с ремесленным производством, связанные друг с другом внутренней торговлей и администрацией, естественно, способствовали распространению единообразной государственной культуры на всей территории каганата, что также в свою очередь приводило к сплочению населения вокруг центральных областей, вокруг городов.

В настоящее время мы уверенно говорим о широком распространении тюркской рунической письменности в каганате, которой пользовались не только правительственные круги, но и рядовые жители, писавшие свои имена на стенах замков и делавшие надписи на бытовых предметах — баклажках, амфорах и пр.[198] Очевидно, общепризнанным государственным языком в каганате был тюркский, хотя не исключено, что в отдельных областях разные этнические общности, отдаленные от центральных районов, говорили на своих языках.

Объединяющим фактором для всего населения была общность религиозных представлений. Примерно во второй половине VIII в. многоликая языческая религия была, видимо, несколько унифицирована. В государстве был принят общий культ Тенгри-хана — бога неба, солнца, огня. Культ всех этих элементов свойствен языческой религии, объединение их означает, по-видимому, стремление централизовать религиозные представления и возвысить власть кагана, который был олицетворением Тенгри-хана на земле[199] (как в Кыргызском каганате).

В унификации религиозных представлений хазарские власти пошли еще дальше — они, как известно, приняли иудейскую религию. Впрочем, сделано это было скорее из соображений внешнеполитических[200]. Наступавшие на каганат с юга и запада арабы-мусульмане и византийцы-христиане были основными врагами государства. Каган полагал, видимо, что новая религия лучше, чем языческий культ Тенгри-хана, убережет его подданных от религиозных воззрений вражеских государств. Письменные и археологические источники свидетельствуют, что к началу IX в., когда был принят иудаизм, население каганата во многих областях, особенно сопредельных с арабскими и византийскими провинциями, перешло к исповеданию христианства и мусульманства. Опасаясь не столько религиозного, сколько политического влияния и порабощения со стороны обеих империй, каганат выбрал для себя наиболее чуждую и враждебную им религию — иудейство.