Пока же верха выясняют отношения, простые люди бедствуют. Уже десятилетие с тих пор минуло. А что на весах истории? Пустое: интриги, заигрывания, огрызания, словоблудие, никчемная суета. Экономика в прошлом процветающей Молдавии теперь на мели. Дальше уже и некуда: предпоследнее место в мире. Идут ноздря в ноздрю с Нижней Вольтой. А за что боролись! Какие были радужные посулы! Все стало прахом.

Да и у «вольной Гагаузии» дела плохи. Одно слово – отрезанный ломоть. С южной окраиной солнечной республики во всю заигрывает и флиртует натовская Турция. Оказывает моим землякам гуманитарную помощь. Но эти жалкие куски в горле стоят.

Конечно, я не мог не навестить милый сердцу Комрат. Составить компанию собиралась и моя наставница Анна Никитична. Но в последний момент занемогла. Покатил я на юг один. И не прогадал. Здесь жили мои школьные и университетские друзья. Были застолья, не шумные, но душевные. Кого-то вспомнили, некоторых помянули. И в то же время в воздухе чувствовалось, что надвигается беда. Это особенно ощущалось в доме гагаузского поэта Мины Кёси, пишущего нежные и трогательные стихи для малышей.

Когда-то мы были с ним шапочно знакомы. Теперь же некая сила бросила нас в объятья друг друга. До потемок просидели мы в уютном крестьянском дворике. Говорили о вечных истинах, о высоких материях. И плавно вошли в атмосферу сегодняшних будней. Рассуждали о том, что происходит нынче на земле предков мудреца-поэта. Сегодняшняя боль оказалась сильней, чем спрессованная и осевшая в сердцах тысячелетняя горечь.

Друг юности сказал:

– Оставили б сильные мира мой народ в покое. И без того у нас за плечами вдосталь страданий, унижений, горя, слез. Мы заслужили право на мирную жизнь. И будем его отстаивать во всю меру сил. Да, нас немного, горстка, но мы, как ерши костистые. Нас просто так не проглотить.

Два месяца спустя гагаузы показали свой характер, дав достойный отпор вооруженному до зубов полчищу, ведомого Друком.

Дрались они как спартанцы. Удалось избежать большого кровопролития. И не только за счет военной хитрости и тактики воюющих сторон. Большую роль сыграла Москва. Сюда, в Буджак по воздуху была переброшена дивизия внутренних войск МВД (еще СССР) под руководством генерал-полковника Ю. Шаталина. Великий костер в Гагаузии не разгорелся. Головешки его, однако, тлеют по сей день.

Случайно в митингующей толпе я услышал слово «кашевары». Не стал ломать голову, обратился с вопросом к стоявшему рядом демонстранту, опершегося на древко со свернутым в трубочку красным флагом. Товарищ не прочь был пообщаться:

– Это которые кашу заварили. Молодчики из народного фронта. Они самые кашевары и есть.

Так народная молва гласит. А вот что о себе думают эти самые молодчики-боевики? Возникнув, вопросец не давал покоя. И я решил во что бы то ни стало пообщаться с этой братией не в митинговой буче, а в кабинетной тиши, за неторопливой беседой. По слухам, ядро НФМ составляли сливки общества, а не классические пролетарии с булыжниками. Нам было о чем порассуждать и поспорить.

Дотянуться до «кашеваров» оказалось непросто: они оказались сильно законспирированными. Пришлось изрядно попотеть, чтобы раздобыть их координаты.

По договоренности, в штаб-квартиру народного фронта (они базировались в старинном особняке на тихой улочке им. Жуковского, 5) явился я минута в минуту. Часа три слонялся по коридорам, пока передо мной открылась заветная дверь.

Кабинет был битком набит молодыми людьми в возрасте от 20 до 25 лет. Рассредоточены были по периметру. Так что едва переступив порог, я оказался как бы в окружении. Словно попал в засаду. Никого из присутствующих в лицо я не знал, потому прибег к стереотипу:

– Могу ль видеть товарища Рошку? (Именно с ним по телефону мы условились о встрече.)

Все сидельцы, как по команде, подняли на меня глаза. Иные при этом язвительно ухмыльнулись.

– Ну, допустим, я – Рошка, – с блатцою молвил сидевший с ногами на подоконнике. – А вы кто такой?

Я представился по форме.

– А-а-а, знаю, – небрежно обронил назвавшийся Рошкой. – Только нам с вами не о чем разговаривать.

– Но мы же условились.

Собеседник нехотя сполз с подоконника. Обвел взглядом свою «компашку». Проговорил, еле разжимая губы:

– Я передумал. Все. Больше вас не задерживаю.

И повернулся спиной. Как говорится, и за то спасибо.

Через пару деньков я оказался в доме старых приятелей. В этом кружке был некто Борис Б. За разговором выяснилось, что Б. член народного фронта. Более того – активист. Я не упустил случая и поделился впечатлениями о посещении известного особняка. И вот что услышал.

– Понимаешь, ты нарушил принятый этикет, заговорив в штаб-квартире по-русски. Кроме того, своим фамильярным обращением принизил статус председателя.

– А он уже председатель?

– Да, тогда же, на съезде.

– И ты хочешь сказать, что Рошку следовало назвать...

– Совершенно верно, – опередил меня Борис, – надо было назвать господином.

Вот такой урок этики преподали мне в старинном особняке. Долго после того носил я в душе неприятный осадок, словно ненароком втюрился в дерьмо. Ну и правда: товарища я искал, а нарвался на господина. На будущее наука!

НА БАЗАРЕ МУЗЫКА ИГРАЛА

О кишиневской буче напоминает мне беломраморный осколок от одной из колонн арки Победы. Многое (если не все!) оказалось тогда странным, фантасмагоричным. Говорили даже чуть ли не о божественном происхождении «гнева молдаван». О выходе Молдовы из состава Союза предрекал чуть ли не сам Нострадамус.

Рассказывали и о «христовых отроках», которые оставили свои монастырские кельи и образовали в миру боевой отряд безоружных бойцов. «Белые братья» и были вроде бы движущей силой молдавской революции, что придавало ей романтический ореол. Доверительно говорили: убийство Димы Матюшкина ритуальное.

Может, повторюсь, но скажу: разбой во всех видах стал частью нашей жизни. С запозданием мы начинаем понимать, что с падением советского строя все завоевания, ради которых наши отцы и деды кровь проливали, мы потеряли. Вернее, поменяли. А новое поколение о том и знать не знает. Двадцати-тридцатилетней давности события, участниками которых были их «предки», кажутся скучным и надуманным сериалом. Захотелось чего-то вкусненького, остренького. Как, бывало, говаривала моя мудрая бабушка Анастасия, наследникам Октября захотелось попробовать горячего мороженого. Ну и обожглись, дурачки.

Не выдержали нервы у главы республики. Мирча Снегур безо всякого политеса на открытом заседании парламента заявил: «Власть ведет страусиную политику, не дает решительного отпора экстремистским элементам, и за нее теперь всем приходится расплачиваться». И добавил: «До сих пор не выяснено, кто руководит юнцами, которые безобразничают на улицах столицы и других крупных городах».

Снегур был смелый и мужественный. Тем не менее попросил Верховный Совет обезопасить его жизнь. Заметив в конце: «Я дважды уже обращался по сему поводу в Комитет госбезопасности, не получил ответа». В таких случаях древние говорили: «Кто нами руководит: собака хвостом или хвост собакой?»

После жаркого лета 1991 года я в Молдове больше не был. Однако все эти годы внимательно следил и продолжаю следить за тем, что там происходит. Уточняющую информацию получаю от друзей, из печати, порой, и из молдавского радио. А тут как-то на досуге провел социологический опрос среди молдаван. Для того мне не пришлось ехать на Днестр.

В московском околотке, называемое Матвеевское, есть рынок, где базарят главным образом молдаване под присмотром зорких кавказцев. В погожий денек прошел я вдоль торговых рядов с хозяйственной сумкой на плече и с журналистским блокнотом в кармане. Своим респондентам задавал стереотипный вопрос: «Как в Молдове нынче живется?» Все, будто сговорившись, отвечали тоже стереотипно: «Ну май реут мулт» (в переводе: «Намного хуже»). Торговка Зина, безработная учительница из Теленешть, дала несколько развернутый ответ: