— А что делать? У дяди отобрали дом, дали ему всего одну комнату, а меня выгнали; Ирина, родная дочь Ивана Никитича, и моя бабушка живут в монастыре; я тоже хотела в монастырь, но меня не приняли, боятся тифа.

— В городе тиф? — спросил седоусый.

— Тиф. Народ мрет. И голод. Вот я и поехала. Иван Никитич неохотно отпустил меня. Конечно, у него много знакомых, помогли бы, но за ним следят красные... Подозревают в связи с атаманом.

— Что в сумке? — спросил молодой.

— У меня? Ничего. Кусочек хлеба.

— Покажи.

Надя развязала котомку, достала небольшую краюшку черного, как земля, хлеба.

— Больше ничего?

— Ничего.

— И ты с этим куском хотела добраться до Урмазымской? — спросил седоусый.

Надя ничего не ответила.

Седоусый офицер поднялся, молча взял два ломтя хлеба, на один сложил несколько кусочков сала, прикрыл другим ломтем и, подойдя к Наде, протянул ей.

— На. И счастливой дороги.

Надя растерялась.

— Ну, что вы, что вы!.. Спасибо. Не надо...

— Бери, бери! Своих не обижаем.

— Дают — бери, а бьют — беги, — добродушно улыбаясь, подал голос молодой.

— И быстрее беги на станцию, — посоветовал седоусый. — Может, еще захватишь поезд, а то как бы не пришлось здесь ждать несколько суток. Встретится необходимость — милости просим, поможем, чем сможем.

Надя положила хлеб в котомку, еще раз поблагодарила и, собрав все свои силы и выдержку, направилась к двери не спеша. А как ей хотелось броситься во всю прыть, чтоб скорее исчезнуть из этой комнаты!

— Корнеева! — окликнул ее седоусый.

Надя вздрогнула.

— А удостоверение? Откровенно говоря, мадемуазель, документ у вас не очень убедительный, но кому не известно имя Стрюкова, да и вообще, мне кажется... — Он так и не сказал, что ему кажется. — Возьмите ваше удостоверение и вот пропуск.

Наде и верилось и не верилось, что все закончилось так благополучно и то страшное, чего она боялась, осталось позади.

«Выбраться, скорее выбраться из этого дома!» В передней, где находились казаки и солдаты, ни к кому не обращаясь, она показала пропуск.

— Давай жми, — сказал солдат.

— Да смотри больше сюда не попадай, — хохотнув, добавил другой. — Жаль, что уходишь, а я собирался тебя плеточкой маленько пощекотать.

Надя вышла в сени. Со света ей показалось, что там тьма кромешная и уж очень много людей, гораздо больше, чем было.

К ней кинулась с расспросами какая-то женщина, но конвоир прикрикнул:

— Проходи, проходи, нечего рассусоливать. А ну, пропустите, — добавил он и подтолкнул Надю к выходу.

И тут лицом к лицу Надя столкнулась с Коняхиным. Эта встреча была так неожиданна, что Надя даже остановилась.

— Надежда! Ты чего здесь? — сказал Коняхин, и Надя увидела, как округлились и беспокойно забегали его глаза.

Надя не сразу нашлась, что ответить ему, и промолвила первые попавшиеся слова:

— Да так, по делу...

— И куда, куда сейчас?

— К родне... Родня здесь.

— Разговоры! — крикнул конвойный, и перед лицом Коняхина свистнула плеть.

Конвойный вытолкнул Надю на крылечко и закрыл за ней дверь.

Радости как не бывало. И принесло же этого Коняхина! Сейчас она побежала бы к поезду, а теперь что делать? Хорошо, если Коняхин промолчит. Но нет, надеяться нельзя. А если он скажет — конец! Надо спасаться...

Коняхин не собирался молчать. Встреча с Надей его ошеломила: поразило то, что ее выпустили. Как же это могло быть, ведь она — красная? Выходит, сумела обвести! Теперь она и уйти сможет. Определенно уйдет!

Коняхин рванулся в дверь.

— Мне нужно к начальству, понимаете, к начальству! Очень важное дело, — заговорил он, обращаясь к конвойному. — Можно сказать, разговор о самих красных.

Его пропустили.

Ворвавшись в горницу, где только что была Надя, Коняхин, захлебываясь от торопливости, завопил:

— Держите! Красную держите, только что тут была! Выпустили!

— Что за чушь? — отодвигая стакан с чаем, недовольно спросил седоусый. — Ты кто?

— Я?.. Коняхин моя фамилия. Из Южноуральска, главный приказчик купца Стрюкова! — прокричал Коняхин и, выхватив из кармана свои документы, шлепнул их на стол.

— Чертовщина какая-то! — хмыкнул седоусый офицер. — Опять Стрюков! Вас сколько там еще едет от купца Стрюкова?

— Я один! Истинный господь! А сейчас была у вас красная... Корнеева ее фамилия. Это племянница господина Ивана Никитича Стрюкова, только пошла против него. С красными снюхалась! Она, можно сказать, совсем разорила своего дядю. Все его имение краснюкам спрудила. Она в Красной гвардии состоит. Гляжу сейчас — Надька! Ну, думаю, попалась, гадина! А ее взяли да выпустили!

— Распорядитесь вернуть! — приказал седоусый.

Молодой выбежал из комнаты.

Пока седоусый расспрашивал Коняхина, куда да зачем тот едет, вернулся молодой.

— Словно сквозь землю провалилась. Нигде нет!

— Найти! Она, должно быть, на станции.

— Я послал туда верховых.

Седоусый крутнул ручку полевого телефона.

— Станция. Крутогорино? Контрразведка. Задержите поезд до особого распоряжения. Что? Ушел? Прекрасно. — Он повесил трубку. — Никуда она не денется. Не ускользнет. Надо немедленно оцепить поселок, перекрыть все дороги!

После встречи с Коняхиным Надя заметалась, не зная, куда податься.

У крыльца по-прежнему стояли оседланные казачьи кони. Недолго думая, Надя отвязала одного, вскочила в седло и галопом пустилась к станции. Вдали она увидела свой поезд. Скорее, скорее!

Но тут же сообразила, что в поезде, если он будет стоять, ей не спастись — ее сразу найдут в полупустых вагонах, да и скакать на станцию рискованно, там белые казаки и солдаты. Увидят на коне — придерутся... А куда деться? Куда?.. Надо в степь. Знала бы дорогу, ударилась бы прямиком на Заорье. Конь добрый, бежит резво.

Тут Надя спохватилась — дорога-то в Заорье проста! Надо ехать вдоль железнодорожной линии, и она приведет прямо в Заорье.

Надя натянула повод, конь послушно зарысил. Уже подъезжая к полотну железной дороги, она заметила, что поезд двинулся и медленно пополз в сторону Заорья.

Это спасение! В контрразведке подумают, что она уехала поездом... А если и в самом деле попытаться? Коня отпустить... Опасно садиться на ходу? Вдруг да не удастся? Зато если удастся, ей никакая контрразведка не страшна.

Надя спрыгнула с коня, взобралась на насыпь.

Не спеша, шумно пыхтя, мимо прополз паровоз, за ним вагон, другой... И тут Надя услышала выстрелы, крики. Невольно оглянулась и увидела: к ней мчались двое верховых. Погоня? Должно быть, Коняхин!

Надя припустила, стараясь не отстать от поезда, и с ужасом заметила, что двери вагонов закрыты. Она бежала рядом, что-то кричала, а вагоны, один за другим, проплывали мимо. И вдруг она увидела вагон с тамбуром: сама не зная, как это удалось, Надя ухватилась за поручни тамбура, хотела подтянуться на руках, но не смогла. Еще попытка, еще — и все безуспешно. Руки ослабевали, и она чувствовала: еще несколько мгновений — и пальцы ее разожмутся, она сорвется, упадет, и тогда — конец. Но тут какая-то сила подхватила ее и потянула вверх.

— Тебе что — жизнь надоела? — уже очутившись в тамбуре, услышала Надя грубоватый голос и увидела громадного человека в солдатской шинели; на плечах его были погоны, на шапке кокарда.

«Беляк?»

Отдышавшись, Надя стала благодарить своего спасителя.

— Чем богаты, тем и рады! — шутливо ответил он.

А верховые не отставали, видя, что паровоз с трудом преодолевает крутой подъем, нахлестывали лошадей. Они заметили, в каком вагоне укрылась Надя, и снова открыли стрельбу.

— Гады! — буркнул Надин спаситель и тоже несколько раз пальнул из револьвера.

Его выстрелы как бы отрезвили преследователей, они начали отставать, затем повернули коней и ускакали назад.

— Вот и отбились, — пробасил Надин спаситель.

— До Заорья еще есть станция? — помолчав, несмело спросила Надя.