– Припоминаю, твоя матушка говорила, что с тобой хлопот было хоть отбавляй, – ответил Эверод, снова развалившись на диване. – А старый герцог очень тобой гордился.

– Кстати, о делах семейных… – начал Рэмскар, обмениваясь выразительными взглядами с Солити.

Эверод прикрыл глаза и мысленно выругался. До его друзей уже дошли слухи о приезде в Лондон лорда и леди Уоррингтон.

– Мне бы не хотелось. Этот предмет в лучшем случае скучен.

– Черт побери, да ведь старик Уоррингтон в городе, верно? – догадался Кэдд. В голосе его прозвучало негодование, ибо недавняя обида отступила перед чувством привязанности к Эвероду.

– Да. Моя матушка встретила лорда и леди Уоррингтон на вечернем приеме. Памятуя, что ты с отцом в ссоре, она сочла необходимым тебя предупредить. – Солити внимательно посмотрел на Эверода. – А ты, выходит, уже и сам знаешь.

– Солити, будь любезен передать своей матушке мою признательность, – тихо сказал Эверод. – Как ты думаешь, примет она от меня маленький подарок в знак благодарности?

– Разумеется, – отвечал с недовольной гримасой герцог. – Впрочем, достаточно и записки. Если ты станешь делать герцогине подарки, она расценит это как разрешение вмешиваться в твою личную жизнь.

– Или сделает так, что Солити ничего другого не останется, кроме как убить тебя, – тихонько пробормотал Рэмскар за спиной виконта.

Даже при жизни обожаемого супруга ныне вдовствующая герцогиня славилась тем, что ее любовники были на двадцать лет моложе ее. Эверод, со своей стороны, успел приобрести репутацию отчаянного покорителя сердец, противостоять которому не могла ни одна встреченная им женщина. И пусть Эверод считал вдовствующую герцогиню пленительной женщиной, он ясно понимал, что затеет смертельную игру, если попытается добиться от матери друга чего-то большего, нежели материнская забота.

– Напрасно беспокоишься, Рэм. – Эверод запрокинул голову, чтобы видеть его. – Если уж на то пошло, я для герцогини староват.

Солити откашлялся.

– Я более не желаю слышать рассуждений о том, какие мужчины по нраву моей матери, – сказал он тоном, не допускающим возражений. Несмотря на свое беспутство, герцог не забывал о сыновнем долге, внушенном ему воспитанием. – Мы говорили об Уоррингтонах.

Эверод одним глотком допил свой бренди.

– Это ты говорил, Солити, а не я. Чем будет заниматься Уоррингтон в Лондоне – это его дело, лишь бы он не лез в мои дела. – Эверод со стуком поставил бокал на приставной столик и наклонился, собираясь встать с дивана.

– Да ты прямо филантроп, Эверод, – фыркнул Кэдд. – Старик-то чуть голову тебе не отхватил.

Вспоминая об этом, виконт всякий раз ясно видел тот миг, когда клинок отца вонзился в его беззащитную шею, чувствовал, как теплая кровь струей заливает лицо и грудь, а жизнь уходит из него с каждым толчком сердца – пока рану не удалось перевязать. Он никогда и никому не рассказывал о бесконечно долгих часах после происшествия, когда он был уверен, что вот-вот умрет, о страхе, от которого ему никак не удавалось избавиться.

Но ироническая усмешка скрывала его мрачные мысли.

– Ну я же не сказал, что брошусь ему на грудь! Если Уоррингтон способен рассуждать здраво, он должен понимать, что за минувшие двенадцать лет я стал немного мудрее и в тысячу раз упрямее.

Тогда чувство вины и стыд связали Эверода по рукам и ногам. Он заслужил отцовский гнев. Одного он никогда не сможет простить: Уоррингтон поверил жене, оклеветавшей его старшего сына. Он поверил лживой шлюхе, а Эверод был изгнан из дому и забыт.

Впрочем, быть может, и не всеми забыт.

Если ему не солгали, то в лондонском особняке Уоррингтонов проживает сейчас мисс Маура Кигли. «Интересно, – подумал Эверод, – а не вспоминает ли она обо мне хоть иногда?»

Он ее не забыл.

Солити вскочил на ноги, явно не удовлетворенный словами Эверода.

– Милый мой, да ведь это твой отец! А что, если его приезд открывает путь к вашему примирению? Не пора ли залечить старые раны?

Эверод рассеянно потрогал шрам под левым ухом.

– Есть раны, которые так и не залечиваются до конца. – Он предостерегающе поднял руку, не позволяя Солити возразить. – Ладно, я не собираюсь снова ссориться с отцом, так что вы все можете не беспокоиться. Не стану я и пытаться завоевать расположение Уоррингтона, а его титул и богатство со временем и так перейдут ко мне.

Да, но Маура Кигли не относится к числу членов их семьи!

Погруженный в свои мысли, Эверод разглядывал донышко пустого бокала. Когда его выпроводили из Уоррингтон-холла и изгнали из семьи, Маура была совсем еще ребенком.

Хорошенькая в детстве, сейчас она, вполне возможно, превратилась в очаровательную женщину.

Вроде Жоржетты.

Эта горькая мысль укрепила Эверода в его решении.

Одна красивая тварь использовала его в своих целях и безжалостно выбросила. Он не позволит размягчить свое сердце воспоминаниями о ребенке с глазами цвета морской волны. А почему, собственно, не сделать Мауру Кигли орудием своей мести? Уж такого поворота Жоржетта совсем не ожидает! Пусть графиня тревожится из-за того, что он в Лондоне, а он тем временем ублажит в постели ее драгоценную племянницу – она вполне заслужила это своей бессовестной ложью в защиту тетушки. Такой план представлялся Эвероду абсолютно справедливым.

Предвкушая его осуществление, виконт стал постукивать костяшками пальцев по ножке бокала.

Нет никакого смысла сводить месть к единственной ночи совращения. Можно будет много недель удовлетворять свои желания посредством упругого, податливого тела Мауры.

А уж в том, что ей это понравится, Эверод не сомневался – порукой тому был его опыт в искусстве любви.

Самым забавным было бы так влюбить в себя Мауру Кигли, чтобы она стала его сообщницей и сама помогла исполнить его план.

Глава 3

4 апреля 1811 года, Лондон

– Я раздумала покупать ту шляпку с розовыми лентами, – сказала Жоржетта. Они с Маурой стояли возле коляски, в которой было не повернуться от покупок. – Розовый мне всегда не очень нравился. Наверное, светло-зеленые ленты будут смотреться лучше.

Маура чуть слышно застонала. Они не пропустили на Бонд-стрит ни одного магазина, и, честно говоря, она уже утомилась, ей очень хотелось есть, болели ноги. Ее тетушке, напротив, суета приказчиков только прибавляла сил. Пока карман Уоррингтона был полон, Жоржетта не уставала тратить его денежки.

– Если ты никак не можешь решиться, тетушка, то можно заказать обе. Ведь я сама слышала, как граф сказал, что ему хочется порадовать тебя, – напомнила Маура.

– И то правда. Если шляпка с розовыми лентами мне не понравится, я отдам ее тебе. – Жоржетта была довольна тем, что вопрос решился так легко. – Идем!

– Нет! – Восклицание прозвучало так резко, что тетушка недоуменно посмотрела на Мауру. – Если ты не против, я бы вернулась немного назад, там был книжный магазин…

Жоржетта состроила недовольную мину и беспомощно развела руками.

– Можешь не продолжать. – Тетушка была из тех, кто предпочитает переживать приключения, а не читать о них в пыльном книжном томике. – Я привезла тебя в Лондон, а ты хочешь листать книги! Боже правый, ты гораздо больше походишь на свою ученую матушку, чем можно было подумать.

Эта колкость, сказанная будто невзначай, была так тонко рассчитана, что обидный смысл ее дошел до Мауры лишь тогда, когда тетушка заговорила совсем о другом.

– Ладно, ступай. – Жоржетта раскрыла зонтик, чтобы солнечные лучи не испортили белизну ее кожи. – Я возвращаюсь в магазин и заказываю шляпки, а ты тем временем изучи содержимое книжной лавки. Встретимся у коляски.

Лакей устремился за хозяйкой. Маура поглядела им вслед, немного удивляясь тому, что тетушка ее отпустила. Девушка грациозно пожала плечиком, развернулась и пошла назад по улице. По тротуару нескончаемым потоком текла пестрая толпа – богатые модницы и франты вперемешку с теми, кто тяжким трудом зарабатывал на хлеб насущный. Разносчики нараспев расхваливали свои товары, их заглушали стук копыт и громыхание колес многочисленных экипажей.