Изменить стиль страницы

Советник нагнулся и поднял с пола первый камень. Ронни испуганно смотрел на своих тюремщиков, но с места не двинулся, он словно оцепенел, боясь верить в свои догадки. Дью помедлил и стал помогать начальству. Правда, полковник не очень усердствовал, закладывая камни кое-как. В глубине души он надеялся, что небрежно сложенную кладку замурованный заживо Ронни сможет впоследствии развалить и тем самым спасти свою жизнь. Арси или не замечал халтурной работы скалета, или не очень интересовался качеством. Когда был уложен последний камень, советник критически посмотрел на новоявленную стену и буркнул:

– Да, Гарди, каменщики из нас никудышные. Не хотел бы я, чтоб Вы строили мой дом, в нем чихнуть будет нельзя без риска для здоровья. – Советник отошел к одной из скамеек и вытащил из-под нее ведро. – Зачерпните-ка водички, скалет.

Гарди принес воды из бассейна. Арси взял ведро и выплеснул воду на только что возведенную стену. Камни шевельнулись, как живые, и, к ужасу Дью, медленно срослись в монолит. Стена вздохнула, дрогнула и уже через несколько минут было невозможно определить новую кладку: ни щелки, ни выступа.

– Теперь другое дело, – Арси удовлетворенно осмотрел свою работу. – Не скучай, малыш, – советник постучал в стену, – счастливо оставаться. Пошли, Гарди, у нас еще масса работы.

***

В подъезде звякнуло так, будто скорый поезд наскочил на грузовик пустых бутылок. Лика дернулась к двери.

– Сиди, – посоветовала Наташка.

– Может, он убил кого, – не очень уверенно предположила Лика.

– Он охраной детства занимается, а не мафиозными разборками.

– Ты в это веришь?

– Я верю в то, что он ищет Альвертину, – Наталья снова принялась за телятину, – а мясо у него лучше получается, чем кофе.

– Ты все лопаешь!

– А что мне делать? Волосы на себе рвать, руки заламывать?

– Надо позвонить тете Вере, чтоб глаз с Тинки не спускала, – предложила Лика.

– Звони, – согласилась Наташка, уплетая очередной кусок мяса, – эх, хренку бы, а ты номер знаешь?

– Номер? – растерялась Анжелика. – Черт, не знаю, не спросила.

– Ну вот, значит, звонок отменяется, – Наталья подумала и потянулась за новой порцией. Мясо исчезло со стола вместе с тарелками, зеленью и солонкой. Вилка в Наташкиной руке тоже приказала долго жить. – Жмот! – возмутилась Наталья. – Он, что, посуду на прокат приколдовывал?

– Это он следы заметает, – фыркнула Лика, – чтоб мы не настучали в его ведомство о бесконтрольном использовании представительских средств.

– А если это Таур? – предположила Наталья. – Кому стучать будешь?

– Таур?! – прежние подозрения немедленно вернулись. – Тогда нам срочно в Одессу.

– Не глупи. Зачем Тауру Альвертина?

– Может, он на нее Ронни ловить будет.

– А Ронни ему на кой черт сдался?

– Ну, не знаю…. Хотя, придумала, на Рональда можно заманить Варвару.

– Варвару и на нас с тобой заманить можно. И с чего ты взяла, что Тауру нужна Варвара? Кончай дурью маяться, звони Тинке на сотовый. Не знаю, кто ее ищет, но мне почему-то кажется, что куда лучше будет, если ее не найдут.

– И что я ей скажу?

– Скажешь, чтоб сидела там тихо, как мышка. А мы за ней сегодня-завтра приедем.

– А мы приедем?

– Ты звони давай, прямо сейчас мы никуда не едем, это я тебе гарантирую.

Лика не стала спорить и начала звонить Альвертине.

В это самое время Альвертина качалась на качелях в парке Шевченко. Компанию ей составлял Софкин сосед Ромка, веселый разгильдяй, с удовольствием принимавший участие в любых развлечениях. Ромка учился в десятом классе и выглядел совсем взрослым. Его присутствие несколько поправило Альвертине настроение после подлого предательства Ронни. Фамилия у Ромки была странная – Ко, доставшаяся ему в наследство от какого-то корейского прадедушки. Больше прадедушка не оставил ничего, ни восточных глаз, ни денег, ни гражданства. Последнее для Ромки было самым огорчительным, Корея ему нравилась. На соседних качелях веселились Софка с неизменным Иоськой.

– Ну, кто выше? – заорал Ромка. – Тинка, давай! – и они начали раскачиваться с утроенной скоростью.

Софка с Иоськой тоже прибавили. Соревнованию несколько мешала широченная Софкина юбка, временами взлетавшая выше качелей, тогда Софка прерывала приседания и одной рукой ловила юбку, сбиваясь с темпа.

– Слабо? – веселился Ромка, раскачавшись до ограничителя. – Сонь, а у тебя юбка вместо парашюта, или парашют вместо юбки?

– Отвянь, – злилась Софка.

– Работай давай, юбочница, – орал красный от усилий Иоська.

– Выше, мы выше! – во все горло крикнула Альвертина. В этот момент зазвонил ее мобильник. – Черт, – держась одной рукой за металлический прут лодочки, другой Альвертина кое-как вытащила трезвонящий телефон. А Ромка между тем все-таки докачался до ограничителя, последовал легкий толчок, и рука девочки соскользнула с опоры. Альвертина испуганно схватилась второй рукой за металл качелей, почувствовав, что от падения ее отделяет не больше мгно – вения. Правда, это движение стоило ей телефона. Жалобно позванивая, он выпрыгнул из ее руки и улетел куда-то вниз, где и умолк в пыльных зарослях ежевики.

– Тормози, – скомандовала Альвертина, – я мобильник уронила.

Соревнования были прерваны за явным преимуществом. Последующие два часа компания спортсменов провела в позе колхозницы на прополке, прочесывая прилегающие к качелям кусты. Все старания были тщетны, телефон как сквозь землю провалился.

– Не отвечает, – констатировала Лика.

– Ну и черт с ним, – разозлилась Альвертина, – мне и звонить-то некому. Пошли домой.

Через два часа в районе парка совершенно случайно оказался некий Гога. Вообще-то он в парк не собирался, а собирался завалиться на всю ночь к своему приятелю Лешке Рыбаку, у которого предвиделся толковый сейшен. Но проклятая «Оболонь», при помощи которой Гога весь вечер боролся с жаждой, начисто лишила его сил и способности ориентироваться в пространстве. После пятой бутылки пива Гога вместо того, чтоб спокойненько сесть на трамвай пятого маршрута и ехать к Лешке в Аркадию, зачем-то загрузился в пятерку противоположного направления и прикатил в парк Шевченко. Не обнаружив вовремя произошедшей с ним неприятности, Гога на автопилоте потопал знакомой дорогой: налево, прямо, через садик и пришел. Именно так он и оказался в зарослях ежевики у качелей, где не так давно Альвертина и компания проводили розыскные работы. Рухнув в колючие кусты, Гога чрезвычайно расстроился и рассердился.

– Черт бы побрал этих озеленителей, – проворчал он, выковыривая из руки впившиеся в ладонь колючки, – со-дят посреди дороги всякую дрянь, ни пройти, ни проехать усталому одесситу. Совсем сдурели, скоро кактусы будут вместо лавочек привлекать, дизайнеры хреновы.

Гога разглядел в темноте силуэт гигантских качелей и расстроился окончательно. «Белая горячка, – понял он сразу, – какие качели в Аркадии? Допился. Скоро зеленые человечки придут кататься». Где-то под ногами что-то зазвонило. Гога пошарил на земле и нашел изящный дамский мобильник.

– Але, – обреченно сказал Гога, сразу поняв, что звонят ему со Слободки, то есть из местного психпокоя.

– Ты кто? – удивился женский голос в телефоне.

– Я Гога, – доверчиво сообщил он собеседнице.

– А где Альвертина?

– У Лешки Рыбака, наверно, – предположил Гога, шмыгнул носом и пожаловался, – все меня бросили, один я здесь, как мираж в пустыне.

– Какой Лешка, какая пустыня?! – возмутилась трубка.

– Сахара, – буркнул Гога и, внезапно разозлившись на весь мир, запустил утомившим его телефоном в темноту, – вот привязалась к усталому человеку. Я Леху потерял, а она мне про верблюдов, дура бестолковая, бедуинка. Подумаешь, ишак у нее потерялся в Сахаре, а я при чем?