Она заметила в толпе Герду, догнала ее:
– Привет!
– А, некурящая! Пришла-таки! – Герда усмехнулась и шикарным жестом сбросила пепел сигареты.
Сегодня Герда была в многослойной цыганской юбке. Медные кудри перевязаны поперек лба цветастой косынкой, связанной жгутом. На ногах – сандалии из разноцветных веревок. Саша залюбовалась и восхитилась: это же она так и по городу ходит, и все смотрят...
Спутником Герды был странный юноша с туманными глазами. Похож не то на цыгана, не то на индейца из фильмов с артистом Гойко Митичем – непонятно. Он посасывал длинный мундштук расписной, необычной формы трубки.
– Знакомься, кстати, Хуан, – небрежно бросила Герда, а Саша тут же вспомнила вчерашний рассказ Малого и некстати хихикнула.
– А что делать?.. – туманно хмыкнула Герда.
Хуан смотрел куда-то вверх и в разговоре участия не принимал.
Из двери клуба выглянул строгий дяденька с глубокими залысинами и пустым рукавом потертого пиджака, засунутым в карман, – начальник клуба. Он опасливо поглядывал на подозрительную молодежь.
На сцене клуба, за вполне традиционной трибуной, обтянутой красным кумачом, выступал лектор. За ним расположилась громоздкая музыкальная аппаратура. Лектор в очередной раз прокашлялся, вытер несвежим платком лысеющую макушку и продолжил:
– ...представители капиталистических стран поставили очень жесткие условия: СССР долженпризнать царские долги, причем немалые – восемнадцать с половиной миллиардов золотых рублей...
В зале – ожидание, гул, шепотки. Кроме хиппи здесь сидят несколько политически активных старушек. Одна из них старательно конспектирует лекцию.
– ...и вернуть иностранным владельцам их заводы, национализированные после революции. Речь шла о восстановлении капиталистических порядков в СССР. Это был ультиматизм и шантаж, иначе никакой помощи голодной России... – лектор рассказывал с чувством, как о личной драме.
По проходу осторожно пробирались Герда, Хуан, Декабрист и Саша.
– А где концерт-то? – осведомилась Саша у Герды.
– Товарищи, вы мне мешаете, сядьте на свободные места, – строго глянул на молодежь лектор.
– Извините, мы больше не будем, – по-школьному пообещала Саша.
Они нашли свободные места, расселись.
Лектор бросил взгляд на часы и продолжил:
– Но Чичерин, возглавлявший советскую делегацию, отказался разговаривать об отмене и выдвинул встречные претензии – возместить ущерб, нанесенный интервентами, который исчислялся суммой в тридцать девять миллиардов золотых рублей.
– Жалко, Малого нет. Он про золото любит, – шепотом заметила Герда.
– Таким образом дипломатическая блокада была прорвана! Ну вот, пожалуй, и все. В следующий раз, товарищи, я расскажу вам, как складывалась жизнь нашей страны в тысяча девятьсот двадцать четвертом году, когда произошли поистине трагические события. – Лектор собрал свои конспекты и удалился под жидкие аплодисменты. Хиппи оживились.
А на сцену уже выходит главный дружинник Дома культуры. Он поднял руку, призывая зал к тишине:
– Товарищи, концерт вокально-инструментального ансамбля «Счастливое приобретение» отменяется. Перед вами выступит молодежный ВИА Архитектурного института.
В зале послышался недовольный гул, свист. Хиппи заорали наперебой:
–»Приобретение» давай!.. Где «Приобретение»?
Дружинник счел своим долгом пояснить:
– Замена произошла в связи с несоответствием репертуара ансамбля «Счастливое приобретение».
– Интересно, несоответствием чему? – едко поинтересовался Декабрист.
– Итак, встречайте! «Машина времени»! Исполняются песни советских композиторов! – уничтожающе глядя на Декабриста, провозгласил Дружинник.
На сцену вышли молодые музыканты. Они пробовали гитары, настраивались. А публика свистела, топала ногами, гудела. Ошарашенная Саша оглядывалась по сторонам: такого беспорядка на официальных мероприятиях ей видеть не приходилось. Наконец музыканты вступили с первыми аккордами. Но это оказались вовсе не песни советских композиторов. Юные архитекторы запели на английском языке. Народ в зале притих, а потом стал одобрительно подпевать, раскачиваться и размахивать руками. Старушки с первого ряда ретировались. Соседи слева и справа от Саши взяли ее за руки, и вот она вместе со всеми стала раскачивать руками в такт музыке. Музыканты на сцене разошлись, затрясли головами, гитарист даже подпрыгнул разок. Саша глянула на Герду. Таодобрительно подмигнула.
А тем временем завклубом ворвался в каптерку к главному дружиннику:
– Елки зеленые, у тебя что там, на сцене, происходит?!
– Так... это... концерт, – растерялся дружинник.
– Я тебе сейчас такой концерт устрою – будешь медведям на поселении песни петь!
Дружинник и завклубом помчались за кулисы.
– Ты какого хрена этих агентов вражеских на сцену выпустил?!
– Так у них бумага была, я проверял. Репертуар залитованый. С печатью бумага.
– Ага, только поют они не с бумаги, а с вражеских голосов! Устроил из клуба притон, понимаешь!
– Сейчас все исправим! – поклялся дружинник, бросился к электрощиту и решительным жестом вырубил главный рубильник.
Свет на сцене погас, гитары смолкли. Хиппи ахнули.
И тут двери распахнулись – в зал ворвались дружинники и милиционеры.
– Атас! Менты! Ноги! – наперебой заорали хиппи, вскакивая с мест.
Саша ошалело оглядывалась по сторонам.
– Линяй, некурящая! – крикнула Герда и, ловко подобрав цыганскую юбку, взобралась на подоконник, чтобы прыгать вниз.
Саша в испуге заметалась по залу, но тут Герда крикнула:
– Некурящая, давай сюда! – и протянула руку.
С Гердиной помощью Саша вскарабкалась на подоконник. Герда уже прыгнула. Саша глянула вниз – прыгать было страшно: буйные заросли скрывали неизвестно что. Вдруг там камни? Или овраг? А крапива – так уж наверняка! Но на спасительный подоконник уже запрыгнули еще двое хиппи, Сашу торопили:
– Ну, давай! Менты идут!
Саша зажмурилась и прыгнула.
Ничего. Только коленку немного ссадила. И Саша вдруг почувствовала себя первоклашкой, лазающей по деревьям. Вот так же когда-то сорвалась с высокой ветки, куда полезла на спор с мальчишками. И вот такое же ощущение: терпко-сладкий запах травы и саднящая коленка. И радость: сделала!
Милиция и дружинники поджидали незадачливых меломанов у главного входа в клуб: наготове милицейский мотоцикл с коляской. Плюгавый участковый грозно командует в мегафон:
– Всем выходить по одному через главный вход!
Не тут-то было. Наученные горьким опытом хиппи выбираются откуда угодно, только не через главный вход.
Второй милиционер смачно хрустит огурцом и вместе с начальником клуба неприязненно наблюдает, как хиппи выбираются из всех возможных окон и дверей клуба, бросаются врассыпную.
– Как тараканы, ей-богу! – сплюнул милиционер.
– Контра, одним словом!.. Волосатая! – сердито прищурился начальник.
Саша бежала по полю рядом с Гердой и Хуаном.
– Слушай, Хуан, у тебя нет ощущения, что Малой всех надул? – озабоченно спросила на бегу Герда.
Хуан вынул трубку изо рта и, тщательно подбирая слова, подтвердил с сильным акцентом:
– У меня нет такого ощущения – у меня есть такая уверенность.
А потом вся хипповская тусовка, убежав на безопасное расстояние, с кайфом расположилась на живописной поляне. Милицейская облава – не повод терять прекрасный день. Сколько их было в жизни каждого из «детей цветов», сколько еще будет. А вот солнышко светит, папиросы в кармане, друзья рядом – вот и все хорошо.
Часть народа собралась у одинокого чахлого деревца, обвязали его голые колючие ветки нашедшимися у каждого цветными ремешками, лентами и, провозгласив деревце Богом любви, взявшись за руки, принялись водить вокруг него хоровод.
Жило-было себе дерево, почему-то подумалось Саше, никого рядом с ним не выросло – остальные оказались умнее, проворнее и поселились в более благоприятных местах. Все ветра, все засухи – всё ему одному доставалось. А главное – ни для чего это дерево оказалось непригодным. И непонятно, зачем мучалось. Ни друзей, ни радостей, ни благодарности за урожай не виделодерево. Так и засохло в грусти и безнадеге. И, если бы не запели сегодня эти смешные лохматые пареньки-музыканты вопреки правиламна английском языке, так бы и осталось дерево бесполезной корягой. А теперь стало оно не кем-нибудь, а настоящим Богом любви. Ни одному его собрату из сада или заповедника такое и не снилось. Странно как в жизни бывает...